Она еще что-то продолжала говорить, но я ничего не слышала, подошла совсем близко к костру, села перед ним на колени, посмотрела наверх на промелькнувшую за облаками луну и запела. Я знала ту песню, что пела нимфа перед смертью.

Яркий солнца первый лучик пробежался по листве,

Трав высоких тихий шелест раздается в тишине,

Дух Лесной свои владения облетает не спеша

Побуждает лес он дивный пробуждаться ото сна.

Медленно бредет по лесу чудной красоты дитя.

Имя ей Лесная Нимфа, здесь живет в глуши она.

Золотистым водопадом струятся локоны до пят

И голосок её хрустальный сулит вам ключ от Рая Врат.

Она и лес всегда едины, живут и дышат как одно

И не было на свете чуда, что разлучить бы их могло.

Но вот, однажды, волей рока ворвался в лес тот парень молодой

Он ранен был серьезно в битве, уйти готов был на покой.

Но нимфа сжалилась над бедным, у леса силы одолжа,

Она спасла его от смерти, а на себя всю боль взяла.

А путник тот был принцем статным, увидел нимфу у ручья

И навсегда в неё влюбился, ответные в ней чувства пробудя.

И вместе жили Принц и Нимфа, и не было счастливее их

И улыбались беззаботно лесные жители, смотря на них.

Но вот пришла пора правителю вернуться на трон законный свой

И чтобы никогда не расставаться, забрал лесную нимфу он с собой.

И долго в полдень тот прощалась нимфа с лесом,

Просила подождать её чуток,

Клялась, что будет навещать все время,

Но от незнания был тот порок.

Ни разу больше не шагнула нимфа к лесу,

Ни разу голосок её не радовал Богов

И лес увял, зачах, но все ж не сдавался

Её он ждет на протяжении веков.

Когда я закончила петь, и последняя влажная дорожка исчезла с моей щеки, вокруг воцарилась странная тишина.

Я медленно оглянулась и только сейчас до конца осознала, что сделала.

Откуда обычная девушка может знать песню нимфу? Ох, ну и дура же я впечатлительная!

Мое мысленное самобичевание прервал оглушительный гвалт аплодисментов.

Тристан, приподняв меня над землей, покружил пару раз и позвал: «Иза, Соль! (здесь кроме как сокращениями никто ни с кем не разговаривает, меня тут, кстати, Ринной кличут, а мне и нравится, необычно звучит) Ринну покрасить, нарядить, завтра у нас будет аншлаг!»

– Так, Ринна – о, это уже мне – Горло беречь! Да ты будешь звездой нашего шатра!

Вот таким образом, я стала главной солисткой нашего представления.

Вначале это была песня нимфы, потом я, кажется, вообще весь имеющийся репертуар перепела, кое-где новое сочиняла.

Волосы теперь у меня были красивого иссиня-черного цвета, а уж в цыганских одеяниях и вовсе никто бы меня прежней Марианной не назвал. Так что я полностью отдалась на волю судьбе и просто получала удовольствие.

В одном из городов, где мы были проездом, ко мне после выступления подошел представительного вида пожилой господин. Он дал мне визитную карточку местного оперного театра и пригласил выступать у него. Внутри сразу раздался тревожный колокольчик.

Какую-то цыганскую актрису без прослушиваний, очереди и кучи бумажной волокиты и сразу на сцену? Да так просто не бывает.

Вежливо сказав, что должна подумать и спросить мнения хозяина, я умчалась к Докарту.

Кстати имя хозяина нашего табора я узнала только спустя неделю нашего путешествия. И нет, это случилось не потому, что он был заносчив или груб. Он просто оочень долго отходил после той великой попойки с тем прозорливым старцем деревни.

Оказалось, моя бутыль виски была просто разогревом. Количество бутылок к концу пира не поддавалось расчетам.

Быстро обрисовав ему ситуацию, я ожидала чего угодно, но только не слов: «Чего тут думать, беги к нему!»

Вот честно, я обиделась.

Значит, только я тут себя чувствовала легко и непринужденно, а остальным, видимо, мое присутствие было в тягость. Поняятно.

Заметив, как скисла моя физиономия, этот невозможный хозяин балагана весело рассмеялся: «Да любим мы тебя, девочка, все любим, и расставаться, конечно, не хотим. Да ежели это дело, тебя от такого шанса отговаривать? А коли не получится у тебя в этом театре, так ты знаешь, как и где нас найти и всегда можешь вернуться назад к нам. Запомни, Ринна, тебе всегда здесь будут рады».

После каждого сказанного слова в моей душе поднималась огромная волна благодарности, а на последних словах я и вовсе со слезами радости бросилась на шею этому хмурому на вид, но бесконечно доброму в душе цыгану.

В театре, где я уже почти неделю, меня приняли не то, чтобы радостно, но вполне терпимо. В платье и туфли никто ничего не подкладывает, мне даже для временного проживания комнату предоставили, так что жизнь, кажется, налаживается.

После первой зарплаты я смогу и свою собственную маленькую квартирку рядом с театром снять. Пусть маленькая, зато своя. Всегда все любила свое. Даже сейчас больше всего скучаю, не поверите, по МОЕЙ любимой чашке, с веселой надписью «А нам все равно, мы волшебную косим трынь-траву», что осталась в Авьервере.

Петь оперные произведения оказалось очень просто, в большом зале с хорошей акустикой мой голос звучал красиво и возвышенно.

Каждый раз я пела на вторых ролях, но это было для меня абсолютно незначительно. Стоя на сцене, я представляла себя под сводами храма и пела для себя и всех остальных. Каждое произведение я представляла как молитву, как просьбу о благословлении для всего, что есть в этом мире.

В такие минуты я полностью отключалась от реальности и отдавалась музыке и следовала за мелодией. Никогда не думала, что могу так петь.

Директор Шевардье, а им и оказался тот человек, что забрал меня из табора, всегда хвалил меня и сулил большое будущее. С каждым его словом количество косых взглядов увеличивалось, а моего времени на сцене прибавлялось. Вначале я думала, что начнется обычная для этих мест травля перспективных новичков, но, видимо, мой безразличный вид и искренняя потребность в деньгах и жилье пробудили совесть во всех моих возможных злопыхателях, по крайней мере, жизнь моя здесь протекала тихо и размеренно, что несказанно меня радовало.

В один из обычных вечером, когда я, отработав свою партию, вернулась переодеться в гримерку и не спеша расстегнула сзади роскошное, с жестким корсетом и глубоким декольте (как и положено оперной диве) платье, я подняла взгляд в зеркало и обмерла.

Там, прислонившись к дверному косяку, стоял тот самый оборотень, что дрался с друидом и потом исчез в неизвестном направлении. Оборотень в зеркале был зол. Нет, не так. Он был невероятно зол.

***

Илариэль

Я оказался на той самой опушке, где была наша памятная битва с друидом. Обошел её вдоль и поперек. След девчонки и правда, вел в ближайший овраг, а дальше обрывался.

Нет, я могу предположить, что возможно обычная человеческая девица могла сломя голову броситься в самую чащу леса, но вот в то, что та девчонка, которую я ищу, это обычная глупая блондинка, верилось с трудом.

Да, но кровь без сомнения её. Так, думай, как можно уйти из леса без следов. Летать она не может, человеческие следы в обуви или без были бы видны, не из листьев же она сделала себе… я резко дернулся обратно к оврагу, так и есть, щедро ободранный куст можно было бы и не заметить, если бы прицельно не искать.

Умная девочка. Даже слишком для обычной человечки.