Из уважения к Азизу она взяла к себе домой под свою опеку Джалаля и Ради вместе с Шамс Ад-Дином. Несмотря на повышенную заботу о последнем, тот умер, когда ему шёл девятый месяц. Джалаля же забрал к себе его отец, пекарь Абдуррабих.

Весь переулок был потрясён смертью Захиры. Их поразила борьба фортуны и злого рока. Люди искали поучительный урок для себя во всех этих событиях и их непостоянстве. Они задавались вопросом: почему человек смеётся, пляшет от своего триумфа, почему чувствует себя уверенно, прочно укрепившись на престоле, и почему забывает о своей истинной роли в этой игре, забывает о неизбежном конце её? В закоулках переулка люди не могли не испытывать сожаления, однако и оно в скором времени было затоплено потоком зависти и гнева. Проклятия так и сыпались из их уст, люди говорили, что таково воздаяние тем, кто был несправедлив. Никто не проявлял уважения к горю благородного Азиза: его обвиняли в похищении Захиры у пекаря Абдуррабиха. Никто поэтому и не скорбел по нему так, как он того заслуживал. Харафиши же говорили, что всё семейство Ан-Наджи стало ареной трагедии, назидательным уроком, возмездием за предательство своего могущественного предка, творившего чудеса…

В то же время самым необычным образом поменялась привычная для месяца бармуда[8] погода: на небе вдруг ни с того, ни с сего сгустились тучи, полил странный дождь, а затем посыпался холодный град. Люди пришли в замешательство и шок. Сердца их трепетали. Они растерянно бормотали: «Возможно, это к добру, о Повелитель обоих миров!»

На челе ни одного ребёнка не были написаны те же страдания и боль, что на челе Джалаля, сына Захиры и Абдуррабиха-пекаря. Вид разбитой вдребезги прекрасной головы матери глубоко вонзился в его душу. Постоянный ночной кошмар, мучающий его в часы бодрствования, расстраивал его мечты. Как могла произойти такая жестокость? Как могла такая благородная красота встретить такой отвратительный конец? Почему это случилось? Почему замолчала навек его мать? Почему она исчезла?… Какое преступление совершил он, чтобы лишиться её красоты и нежности, великолепия жизни, что била из неё ключом? Почему время не повернётся вспять в том же виде, как оно идёт вперёд? Почему мы теряем то, что, и терпим то, что ненавидим? Почему всё подчиняется суровым законам? Почему он вынужден переехать из того роскошного дома в жилище пекаря Абдуррабиха? Да и кто он такой, этот Абдуррабих? И почему он требует называть его отцом? Он был сыном своей матери и только. Она его мать, его творец, его колыбель и его любовь. Она его дух и его кровь. Её образ отпечатался на его лице, её певучий голос стоял в его ушах, и надежда вернуть её однажды не погасла в его сердце.

Раздробленные кости, утопающие в луже крови, навечно сохранятся в его памяти.

Жизнь пекаря Абдуррабиха тоже изменилась. Благодаря тому богатству, что унаследовал его сын Джалаль, он переехал из своего подвала в респектабельную квартиру. От имени сына он приобрёл хлебную печь у её владельца и принялся вести своё дело, правда, из рук вон плохо из-за своего пристрастия к алкоголю. Он купил себе белые длинные рубахи — джильбабы, и пёстрые плащи. Голову его венчала расшитая вышивкой повязка. Его грубые ноги впервые в жизни оказались скрыты от глаз в красных сапожках. Он сказал себе с содроганием: «Наслаждайся положением Захиры, Абдуррабих!» Не нашлось никого, кто бы потребовал с него отчёта за то, как он обращался с имуществом несовершеннолетнего Джалаля. Несмотря на спиртное и скорбь, он всем сердцем привязался к Джалалю. Он с замиранием духа вглядывался в красоту Захиры, отпечатком проступающую в чертах лица мальчика. Он напоминал ему о самых счастливых и самых несчастных днях с ней. Он не жалел усилий, чтобы приручить его, успокоить и завоевать его привязанность, этого маленького, прекрасного и не испытывающего к нему никаких чувств ребёнка…

Однажды Джалаль проснулся ночью уже под самое утро с плачем, разбуженный пьяным отцом. Абдуррабих встревожился и погладил чёрные мягкие волосы мальчика, спросив:

— Ты видел сон, Джалаль?

Готовый вот-вот расплакаться, тот спросил:

— Когда вернётся моя мама?

Из-за тяжести в голове Абдуррабих почувствовал раздражение:

— Ты уйдёшь к ней после долгой-долгой жизни, но не надо торопиться…

Однажды вечером в баре рассказали историю жизни Захиры. Самака Аль-Иладж, главарь клана, сказал:

— Впервые из-за неё убивают великого вождя клана…

Абдуррабих притворился мужественным и сказал:

— Она поплатилась за это…

Джибрил Аль-Фас, шейх переулка, сказал:

— Не делай вида, будто исцелился от любви…

Абдуррабих вызывающе ответил ему:

— Я просто боюсь, что её смерть искупит причинённое ею зло, и уготовит для неё место в раю!

Санкар Аш-Шаммам, владелец бара, засмеялся:

— Ты желаешь ей гореть в огне, лишь бы гарантировать себе там встречу с нею!

Застонав, Абдуррабих избавился от своего притворства:

— Какая жалость! Неужели такая пленительная красота стала пищей для червяков?

А затем раскатистым голосом сказал:

— Поверьте мне, она любила меня так, что чуть ли не поклонялась мне, однако была безумна…

И голосом, больше напоминавшим рёв осла, запел:

Джалаль пошёл учиться в начальную кораническую школу. Он был миловидным, смышлёным мальчиком, крайне подвижным и крепко сбитым. Однажды от него потребовали заучить наизусть такой аят: «Каждая душа вкусит смерть». И он спросил учителя:

— Зачем нам смерть?

Шейх ответил:

— Такова мудрость Аллаха, Творца всякой вещи.

И Джалаль упрямо спросил ещё раз:

— Но всё же — зачем?

Шейх разгневался, вытянул его для экзекуции и выпорол его по спине голой пальмовой ветвью. Мальчик с плачем заорал. Целый день гнев его не мог никак успокоиться. Ничего подобного бы не приключилось с ним, если бы его мать сияла жизнью, а мир сиял бы от её присутствия.

В начальной школе и во всём переулке Джалаль подвергался жестоким нападкам детей. Каждый мальчик дразнил его выкриками: «Сын Захиры!» Вечно он слышал это «сын Захиры»! Это что, ругательство что ли, бандиты малолетние? Они бросали в него неизвестными ему отрывками из её биографии, словно осколками от снаряда: «Предательница!», «Изменница!», «Многомужница!», «Высокомерная!», «Жестокая!» «Прислуга!», «Фальшивая дама!»

Тогда мальчик помчался к отцу и спросил его:

— Почему они оскорбляют мою мать?

Тот приласкал и утешил его:

— Она была прекраснее ангелов.

Отец порекомендовал ему:

— Заставь их замолчать при помощи терпения.

За мстительным хмурым взглядом скрылась его красота. Он протестующе спросил отца:

— Терпения?!

И отец с беспокойством поглядел на него.

Одно слово — отсюда, другое — оттуда, и так вся история жизни его матери незаметно просочилась к нему. Он отказывался верить. Но даже когда вынужден был поверить, то считать что-либо в действиях матери постыдным. Мать оставалась для него ангелом, что бы она ни совершила. Что же такого плохого в том, если человек тянется к полумесяцу на самой верхушке минарета? Но какое было дело до логики тем ребятам — маленьким дьяволам с улицы?

Вот так Джалаль был вынужден пускаться из одной драки в другую. По правде говоря, ему хотелось нечто иного. Он всегда был дружелюбным и всегда старался быть со всеми в хороших отношениях. Другие же ребята презирали это и желали задеть его. Он был твёрд и не поддавался на их провокации и упорно противостоял невозможному, как бронёй вооружившись не свойственной ему жестокостью. На слова он отвечал ударом, так что конфликтов, в которые он был втянут, становилось всё больше, а победы лишь укрепляли его уверенность в себе. Он стал опасным подростком, известный своими дьявольскими проделками. Его сила повысила его в глазах окружающих и заставила замолчать его врагов. Он же был пьян силой и поклонялся ей.