Он понял, что питает слабость к ней, руководствуясь традиционными наставлениями, однако смирился с потоком, которому сердце его не могло сопротивляться. Он полностью познал себя, знал, что он пленник любви и той игры, в которую она играла с ним.

Одно лишь глубокое чувство не давало ему покоя: оно было сродни чудовищу из сказки: что он пока не овладел полностью своим кумиром, и может быть, вообще не сможет овладеть им полностью никогда, может быть, она ускользнёт из его хватки. От этого чувства поражения лицо его бледнело, но он тешил себя отговорками, прибегал к помощи иллюзий и топил всю свою горечь подарками и милыми словами. Он был рабом любви, не ровней и не хозяином ей, и ценность его заключалась в том, что было в его руках, а не в сердце или в теле. Не было разницы для него между алым рассветом и алым закатом, и потому он прятался за нежностью и милым обхождением, чтобы удостоиться улыбки этих розовых уст, взгляда томных глаз, изящного и довольного поворота шейки.

Однажды Захира посетила званый обед у прежней её благодетельницы мадам Азизы, и поцеловав той руку, сказала:

— Обстоятельства подтолкнули меня пойти жить и работать в тот дом, но сердце моё по-прежнему хранит верность вам.

Сердце Азизы растаяло от добрых слов. Она облобызала щёку Захиры и усадила её подле себя, обращаясь с ней как с ровней и повеяв на её дуновением счастья и гордости. Они выпили коричного чаю и закусили дольками арбуза и миндалём. Азиза справилась о её делах, муже и сыне Джалале. Затем пришла мадам Ульфат и радушно поприветствовала её. Азиза сказала ей:

— Вот чего достойна твоя красота, ведь красота — владеет мирами.

Захира возразила:

— Это всё ваши молитвы и доброта, госпожа.

После её возвращения из гостей Мухаммад Анвар спросил её:

— А как же мадам Раифа? Ты её не навестишь?

Чуть ли не задыхаясь от спазма, она ответила:

— Она такая высокомерная!.. Будь она проклята!

— Она сойдёт с ума!

— Ну и пусть сходит.

Он разволновался и сказал:

— Нет пределов её злобе.

Она спросила, опуская веки и хитро глядя на него:

— Разве ты не мужчина?

Сердце его съёжилось, и он замолчал.

Однажды вечером весь переулок стал свидетелем невиданного дотоле зрелища. Захира прогуливалась, важно шагая в своей роскошной накидке, когда рядом с ней проехала двуколка мадам Раифы. Из неё высунулась голова мадам, и Захира услышала, как та укоряющим тоном, не лишённым налёта дружеской симпатии, сказала:

— Захира!

Захира повернулась к ней в замешательстве, и мадам произнесла:

— Предательница!

Захира не сдержалась и приблизилась к ней на расстояние вытянутой руки на виду у многих людей, среди которых были Джибрил Аль-Фас, Халиль Ад-Дахшан и пекарь Абдуррабих. Мадам Раифа спросила:

— Когда же ты навестишь меня?

С ещё большим смущением Захира ответила:

— При первой же возможности, мадам. Меня останавливает лишь…

И она пробормотала что-то сконфуженно, а мадам Раифа внезапно возникшими враждебными, суровыми и вызывающими нотками в голосе сказала:

— Меня осчастливит визит моей преданной служанки!

Тут же в сердце Захиры разгорелось пламя гнева, и она воскликнула:

— Я такая же дама, как и вы!

И ослеплённая возмущением, она пустилась дальше в путь…

Пекарь Абдуррабих напился в баре, пока ветра месяца амшир ревели на улице. И тут он сказал:

— Вчера ночью я видел странный сон.

Но когда никто даже не потрудился спросить его, что же он видел, он сам добавил:

— Я видел, как дует знойный хамсин. Причём в совершенно неподходящее для него время года.

Владелец бара Санкар Аш-Шаммам засмеялся:

— Сны творит шайтан.

— Двери были сорваны с петель, повсюду словно дождь разносилась пыль, ручные тележки разлетались в стороны, с голов людей сносило тюрбаны и шапки…

— И что стало с тобой?

— Казалось, что я отплясываю верхом на спине породистого жеребца…

Санкар посоветовал ему:

— Перед сном натяни поплотнее одеяло на свой зад!

Мухаммад Анвар чувствовал, как в душу его медленно закрадывается страх. Призраки угрозы уже отплясывали свой танец в закоулках его тесного мирка. Неужели и его тоже постигнет та же участь, что и пекаря Абдуррабиха? Он принялся украдкой поглядывать на лицо Захиры, копя в себе решимость. Он сказал ей:

— Захира, ты беременна и уже на четвёртом месяце, так что тебе лучше проводить время дома…

На что она пренебрежительно ответила:

— Я пока не беспомощна…

Он стал играть с Джалалем, чтобы как-то смягчить эффект своих слов, и сказал:

— Ты бросила вызов такой силе, с которой не шутят, так что лучше нам пока уйти в себя…

Она холодно возразила:

— А ты как будто напуган.

Скрывая своё раздражение, он ответил:

— Нет, я просто хочу сохранить счастье нашего дома.

— Я обладаю законной свободой выходить из дома.

— По правде говоря, меня это не радует.

Она немного задумалась, а потом сказала:

— Если честно, я не выношу того, к чему ты призываешь меня.

Он нетерпеливо сказал:

— Но я твой муж.

— Это означает, что ты растопчешь меня своими ногами?

— Упаси боже, однако я обладаю неоспоримым правом.

Она нахмурилась, отчего красивое лицо её помрачнело, и резко сказала:

— Нет…

Он колебался, не зная продолжать ли ему и дальше упрямиться, или молчать, однако вскоре почувствовал её презрение, которое спровоцировало его гнев:

— У меня есть право…

Она равнодушно произнесла:

— А мне наплевать, что у тебя есть право.

На него накатил ещё бо́льший гнев, и с непривычной резкостью он сказал:

— У меня есть право на твоё подчинение.

Она поглядела на него в изумлении, спровоцированным его гневом, а он добавил:

— Право на полное подчинение.

На лице её появилось выражение полного отказа и непреклонности, так что атмосфера в доме была испорчена.

Из своего отчаяния Мухаммад Анвар черпал отвагу. В сердце он испытывал страх потерять её, и потому едва он заметил, что она выходит на улицу из его лавки, как утратил всю свою степенность, преградил ей путь и решительно заявил:

— Вернись в дом.

Она опешила и прошептала:

— Не устраивай сцену.

Но он упрямо повторил:

— Вернись домой.

Она почувствовала, как глаза скользят по ней, словно гадюка, и кипя от злости, вынуждена была вернуться…

Вечером, когда Мухаммад Анвар пошёл домой, там она застал ожидающую его бурю. Но он был к тому полностью готов. Самой ненавистной его сердцу вещью было продолжать гневаться и дальше, портить всю атмосферу, видеть, как обожаемая им красота стирается из-за злости. Он проявил готовность к любым компромиссам, но при условии, что Захира уступит его законному требованию. Он сказал ей:

— Не думай, что я счастлив из-за твоего унижения. Я желаю лишь сохранить наше счастье.

Однако она предстала перед ним подобно порыву пыльной бури. Лицо её побледнело, выражение его изменилось, а из глаз полетели искры. Гнев её воплотился в чёрную ненависть. Гордость одним прыжком выпрыгнула из неё наружу, словно змея. Он про себя сказал: «Прибегаю к помощи Аллаха от этого зла! Прибегаю к помощи Аллаха от этого сердца. Разве не послужит мне защитой то, что я сделал для тебя?»

Захира очутилась в огне. Она отказывалась признать своё поражение. Она не забудет своего мучительного положения в переулке на глазах у всех. Его она не любит и никогда не любила. Но вот только как ей вести себя и куда теперь пойти? В подобной ситуации жена вернулась бы в свою родную семью, которой у неё не было. Либо она останется госпожой, но униженно подчинится, либо пойдёт куда глаза глядят. Людское злорадство подстерегало её не в одном доме, в том числе и в подвале Абдуррабиха.