Он вернулся в свою лавку, чтобы принять поздравления с выздоровлением от доброжелателей. Сидеть дома вредно для души, это вызывало страхи и грозило печалью. Движение было настоящим благословением для него, а общение с людьми разгоняло кровь и подбадривало. Враги скрылись. Азраил исчез. Нектар жизни сочился у него во рту. Если положиться во всём на Аллаха, это поможет воскреснуть его духу. Надежда вновь замаячила перед ним. Вдохновение переполняло сознание. Будь уверен в себе, Бадр, и не бойся. Пользуйся своей бородой как ширмой и положись на справедливость Господа бога.

Он стал интуитивно ближе к Махасин, Руммане, Курре и Вахиду, как и к еде, напиткам, поклонению богу и к самой жизни. Даже к зимним облакам он питал нежные чувства, чувствуя восторг от всего, включая звуки чьей-то перебранки неподалёку. Единственное, что печалило его — это то, что он не мог поведать своим детям историю об Ашуре и Шамс Ад-Дине, и они так и вырастут в неведении о своём благословенном происхождении, о чудесных мечтах, о друже со Святым Хидром? Когда Руммана узнает, что он на самом деле Руммана Самаха Ан-Наджи? Он сказал себе:

— Радуйся каждому восходу солнца и не грусти, когда оно заходит!

Он занимался тем, что записывал события очередного дня в своём потайном дневнике, когда внутренний голос вдруг подсказал ему поднять глаза. Он увидел шейха из своего родного переулка — Мухаммада Таваккуля, что прошёл всего в метре от его лавки. Тот бросил мимолётный взгляд на него. Душа его ушла в пятки. Ужас ударил его, словно топором, и всё исчезло. Видел ли его этот человек? Вспомнил ли? Он издали увидел, как тот уселся в лавке здешнего шейха. Они сидели вместе, разговаривали и смеялись, и взгляд того человека останавливался на проходящих мимо. Это была верная смерть, ведь он был просто счастлив услужить властям, а уже тем более порадовать Аль-Фулали известием о том, что его, Самаху, схватили. Даже если бы шейх был слепым, он — Самаха — уже никогда бы не был в безопасности, начиная с этого момента. Булак стал свободной территорией, куда с лёгкостью могли проникнуть его враги.

Распространилась новость, что шейх Мухаммад Таваккуль хотел породниться с галантерейщиком. Отныне он станет своим в Булаке, как и в квартале Святого Хусейна. А значит, Булак больше не надёжная и безопасная гавань…

Глядя ему в лицо, Махасин сказала:

— Что-то есть у тебя на сердце…

Дети уже заснули. Она вилась вокруг него, надев свои прекрасные украшения, ощущая при этом, что что-то не даёт ей покоя и лишает сна.

Он ответил:

— Много чего у меня на сердце…

Поддавшись отчаянию, она спросила:

— Это связано с твоей торговлей?

Он грустно пробормотал:

— Торговля приносит прибыль, однако мне предстоит дальний путь…

— В Верхний Египет?

— Может быть…

— Но почему?

Он проигнорировал вопрос, и сказал:

— Это продлится несколько лет…

— Лет?!.. Возьми и нас с собой!

— Я бы хотел, но это невозможно…

Она подозрительно нахмурилась, и он сказал:

— Это не деловая поездка, это побег…

— Побег?!

Он с сожалением вздохнул:

— Я расскажу тебе, Махасин, историю несчастного изгнанника…

Он попрощался с женой и детьми и ещё до рассвета незаметно покинул дом.

А рано утром на следующий день Махасин уже стояла в лавке, начав новую жизнь. Она была мрачной и грустной, тяготясь своей тайной и балансирую между сомнением и уверенностью в том, о чём поведал ей муж. Он обманывал её годами, возможно, даже не без причины, но обманывал. Сказал ли он ей правду напоследок, или продолжал врать?

К ней зашёл шейх переулка и спросил о том, где её муж, интересуясь, что могло заставить его остаться дома. Она мрачно ответила:

— Уехал в Верхний Египет.

Собеседник её поразился и заметил:

— Я встретил его вчера, но он мне ничего не сообщил…

— Он уехал, — сказала она, пасуя.

— Он очень деловой и энергичный. Однако вы не такая как всегда, госпожа Махасин…

— Я в порядке, сударь.

— И когда же он вернётся?

Она мрачно молчала, и он осторожно спросил:

— Другая женщина у него?

— Нет, — ответила она резко.

— Долго продлится его отсутствие?

— Годы, сударь!

— Ну и новость!

— Такова уж моя доля…

— Ты же что-то скрываешь.

Она вяло ответила:

— Нет, совсем нет.

Уже выходя, он сказал:

— Эти выходцы из Верхнего Египта такие ненадёжные.

Шейх распространил это известие, так что оно стало известно Мухаммаду Таваккулю, который как раз гостил у него. Вне ожиданий, гость заинтересовался этой новостью и переспросил:

— Этот житель Верхнего Египта с бородой?

Булакский шейх ответил положительно, а Мухаммад Таваккуль задумчиво прикрыл глаза.

Спустя час переулок содрогнулся из-за военного рейда. В дом Бадра Ас-Саиди ворвались штурмом во главе с офицером. А в лавку солдаты вломились во главе с детективом Хилми Абдульбаситом.

Местные жители роились вокруг, словно муравьи.

Хилми Абдульбасит грубо спросил у Махасин:

— Где Самаха Сулейман Ан-Наджи?

Она уверенно ответила:

— Я не знаю никого с таким именем.

— Правда?!.. А где Бадр Ас-Саиди?

— Я не знаю.

— Лжёшь.

— Не ругайтесь. Что вам нужно от этого благородного человека?

— Благородного?!.. Да тебе известно, что он скрывается от верёвки палача?

— Да прости меня Аллах!.. Всему переулку он известен…

Он закричал:

— Следуй за мной в участок!

Она воскликнула в ответ:

— У меня же трое детей, за ними некому присматривать! Что вы хотите от меня?

В лавке провели обыск, как и дома. Махасин тщательно допросили и отпустили. Новость облетела весь переулок, словно огонь. Люди были в замешательстве:

— Бадр Ас-Саиди!

— Это тот, с бородой…

— Благодетель…

— Убийца, сбежавший от виселицы!

— Одна лишь тёща раскусила его, хотя и была такой же дурной, как и он сам!

Постепенно привычка отняла дух новизны у всех этих необычайных событий. Махасин отдала сыновей в начальную кораническую школу, а после школы забирала их и отводила в лавку или отпускала играть где-нибудь рядом, под своим присмотром. Она очень грустила из-за мужа, как и из-за собственного невезения, но несмотря на приступы ярости, не забывала, что он покинул её обеспеченной, более того — богатой, имеющей приносящее прибыль дело. Начиная со дня налёта, детектив Хилми Абдулбасит не упускал случая прогуляться по переулку или посидеть время от времени в лавке местного шейха. Интересно, он всё-ещё следит за ней? Она чувствовала на себе его взгляды и испытывала неловкость от любого его шага, однако делала вид, что игнорирует его. Грубый, полный, высокий человек с крупной физиономией, маленькими глазками и большим носом, а усы у него словно резка для пажитника. Вот уж зловещий вид! Один вид его навлекал несчастье и приближал плохие воспоминания. Несомненно, он наблюдал за ней, вот только что было у него на уме? Он прохаживался мимо её лавки и кидал на неё какой-то странный взгляд, вызывающий одни только вопросы. Или садился у шейха, уставившись на неё без всякого снисхождения. Чего он хочет? Она расспрашивала и свой разум, и свою интуицию. Она была готова броситься с головой в борьбу, как, впрочем, и готова узнать что-то новое.

Однажды он остановился около лавки. Приблизился на шаг и вмешался в ход её мыслей:

— И впрямь ты веришь в невиновность мужа?

Не поднимая на него глаз, она ответила:

— Я ему верю.

Тоном проповедника, идя дальше своей дорогой, он произнёс:

— Пока верёвка не обовьётся вокруг шеи висельника, он продолжает твердить, что невиновен…