Ольге Строй за почти полное отсутствие здесь орфографического позора.

Андрею Кабирову и Елене Ловандо за вправленные на место мозги.

Всем, кому довелось видеть черновики еще в далеком 2018.

Если вы бывали в тех местах, где открывается вид на город, особенно если город в меру большой, чтобы у хранителей правопорядка не было времени на перекур, то прекрасно знаете, что самое точное слово, которым можно описать город – «муравейник». А город во время большого праздника или работы налоговых инспекторов – развороченный «муравейник».

Такое описание подходит к абсолютно любому населенному пункту, кроме деревень, поскольку единственное, что в деревне можно сравнить с муравейником – это, собственно, муравейник. Жизнь в деревнях проходит тихо и мирно, все друг друга знают, всегда друг другу улыбаются. Если, конечно, корова не родит теленка на соседском поле, тут конфликт кончится дракой «стенка на стенку», никак не меньше.

В остальном все просто. Летом – посевная и купальная, зимой – снегоуборочная и каминная. По ночам жители деревни спят. Утро они встречают с первыми петухами, которых заблаговременно поставили на пять сорок пять, днем работают в поле и назначают свидание с кроватью сразу после последних лучей закатного солнца.

В деревне можно получить массу удовольствия не только от лицезрения верескового поля, но и от возможности поваляться в нем, или поплавать, в зависимости от того, насколько плотно оно засеяно. Или же вечером, когда бабушка достанет из кладовки баночку с вересковым медом и будет добавлять его к свежему хлебу, только-только из печи, а на столе уже будет ждать горячий чай. Главное – дождаться чая, потому как велик риск получить от бабушки мухобойкой по рукам.

В деревне радуются мелочам и не слишком-то требуют большего. По крайней мере, большинство не требует большего. Те же, что составляют меньшинство, в основном являются людьми [гномов, орков, даже эльфов и других рас это тоже касается, просто так вышло, что люди размножаются, как кролики, и составляют 67-70% населения], которых большинство не понимает. Оттого они склонны к разного рода рассуждениям, вроде «Почему меня никто не понимает?», «За что мне все это?» и «Мне не хватает цифр, букв и других закорючек, чтобы составить уравнение, описывающее движение кометы по гиперболической траектории».

Такие натуры и являются двигателем прогресса, хотя основной их талант – это усложнять то, что нормально работало ДО непосредственного вмешательства тех самых натур.

К примеру: крестьянин запрягал осла в плуг и пахал землю целый день, а вечером баловал себя тремя кружечками пива. Однажды кто-то посоветовал поставить два плуга, чтобы работа шла в два раза быстрее. Крестьянин попробовал. Вскоре оказалось, что работа вообще остановилась, поскольку советчик не сказал ни слова о том, что нужно было предварительно спросить разрешения у осла. Осел же такого издевательства не выдержал и потребовал оплачиваемый выходной – упал после двух рядов и как будто по-человечески проблеял что-то вроде «изверг поганый». Так осел был заменен на лошадь, которая к двум плугам отнеслась сносно, но и овса потребовала не в пример больше.

Потом крестьянин поставил еще одну лошадь и еще один плуг. Потом как-то внезапно стало три лошади и пять плугов, и появилось время на лишнюю кружечку пива, но только после того, как лошади будут отмыты, а стойла – вычищены. А когда в конце сезона крестьянин занялся своей бухгалтерией, у него не сошлись дебет и кредит. К тому же, согласно долгим вычислениям, выходило, что время работы почти не сократилось, еды на лошадей тратится больше, чем вырастает на вспаханном ими поле, а откуда берутся деньги на лишнюю кружечку пива – он так и не разобрался. О том, чтобы бросить пить, крестьянин думал, но отбрасывал эту мысль после легкого нервного смешка.

Большинство на его месте вернулось бы к одному ослу и одному плугу и жило бы себе спокойно дальше. Но этот крестьянин, после некоторых раздумий, решил, что технология требует доработки, и продолжил свои изыскания.

Это, конечно, дела давно минувших дней, но непонятное и не всегда уместное желание все усложнять никуда не делось из характера отдельных представителей разных рас, населяющих этот мир. Как будто без этого проблем не хватает! Не приведи Алирана, эти любители усложнять вдруг задумаются, какой формы на самом деле мир, есть ли жизнь вон на той красной точке на ночном небе и почему бы не запустить в ту красную точку железный сундук с собакой, потому что, ну, вдруг там нет собак?

Именно такие, склонные к усложнению, люди, гномы, орки, вампиры и, как бы не хотелось это признавать, даже эльфы, впоследствии придумали институт благородных девиц, теорию суперструн лютни, целебное снадобье со вкусом жареной селедки и танцы полураздетых барышень в трактирах.

И, что хуже всего, – они построили города, ставшие большими кипящими муравейниками, на которые любуются с обзорных площадок, причем непременно с таким возвышенным видом, будто получают от лицезрения ни с чем не сравнимое удовольствие.

В одном таком городе, становящемся развороченным муравейником без, казалось бы, особого повода, регулярно происходят события, требующие внимания. И, зачастую, парочки бочек сердечных лекарств и успокоительного отвара.

К городу вели почти все торговые пути окрестных земель, раскинувшихся на полтысячи верст, а значит в местном банке всегда можно было обменять деньги, на местном рынке найдется покупатель на ваш товар, а в увеселительных заведениях в достатке и развлечения и, в определенных случаях, порции адреналина.

Этот большой город лежал у самого подножия Северных гор, радуя жителей сказочными видами. Совсем рядом, в двадцати минутах езды на карете от центра, на берегу Аметистовой реки, что впадет в Черное-как-черти море, расположился городской порт. Поговаривали, что если, находясь на территории порта, закрыть глаза и вдохнуть воздух носом шесть раз – можно потерять связь с реальностью примерно на двенадцать часов.

Построен город был очень давно, поэтому самым последним сбором, уплатить который обязали всех граждан, был взнос за капитальный ремонт. Конечно, из этих денег выделили небольшую сумму на ремонт таблички «Добро пожаловать в Несеренити». Надзор за ее сохранностью Ее Светлость принцесса Диана зачем-то поручила гвардии. Вероятно, она решила, что несколько свободных минуток в день у них обязательно найдется.

Этот мир еще молод, и, в основном благодаря двигающим прогресс [вечно все усложняющим] натурам, он регулярно оказывается по уши в чем-то непознанном. Если вам когда-то говорили что-то вроде «не наступай на мои грабли», вы вероятно [я очень надеюсь] знаете, что лучше бы не повторять чужих ошибок. Этому миру такого никто не говорил.

Это странный мир. Пусть таким и остается.

С обзорной площадки, расположенной на «Первой ступеньке» Северных гор – где-то в сорока метрах над уровнем Черного-как-черти моря – открывался чудесный вид на Несеренити и гавань. Обычно здесь не протолкнуться от желающих вдохнуть свежий горный воздух [особенно среди тех, кто прибыл на корабле и, соответственно, вынужденно посетил порт], но сейчас было на удивление тихо и немноголюдно. Конечно же, никто из присутствующих не решился сделать замечание эльфу, который распивал вино. В основном потому, что никто не любил эльфов и не имел ни малейшего желания лишний раз разжигать конфликт. Но на самом деле была и более веская причина. Пьяные эльфы не контролировали себя и завсегда норовили влезть в драку. А если влезать [по объективным причинам] было не во что – это что-то создавалось минимумом усилий. Поэтому посетители, заметив остроухого, старались спешно покинуть площадку.

Однако этот эльф вел себя тихо и не проявлял никакой агрессии. Он сидел на скамейке и небольшими порциями поглощал алкоголь. Его можно было легко принять за того, кто переживает некую личную драму. По озвученным ранее причинам, вылившимся в огромный список разного рода предубеждений, которые большинство испытывало перед остроухими, никому даже не пришло в голову поинтересоваться, нужна ли эльфу какая-нибудь помощь.