В связи с этим считаем, что обязанность мотивировать постановление сама по себе не превратит акт, выносимый в результате некой процедуры, в акт правосудия. В то же время польза мотивированного постановления, и особенно принимаемого по окончании рассмотрения дела в развернутом судебном порядке, неизмеримо высока, о чем будет сказано далее.
Подчеркнем также, что надо действовать предельно осторожно при обращении с такими значимыми явлениями, как правосудие, ведь допущение его производства в бесконтактном судебном порядке очевидным образом размывает его сущность – правосудие не просто теряет свои неотъемлемые признаки, оно вообще остается таковым лишь по названию и перестает выполнять, по меньшей мере в полном объеме, те полезные общественные функции, для которых существует, и в первую очередь – обеспечивать наивысшего качества защиту различных интересов. А при отсутствии каких-либо альтернатив, способных всецело его заменить, происходит процесс, сходный с серьезными патологиями в жизненно важных органах, вследствие которых организм если и не погибает, то очевидно функционирует не полноценно, в режиме значительных ограничений.
Всё той же оптимизацией нагрузки на мировых судей обосновывалось устранение в 2013 г. из ГПК РФ положений об обязанности таких судей в каждом случае мотивировать решение по делу. В связи с этим в юридической литературе того периода писали: «…понятно, что чаще всего стороны интересуются лишь итоговой резолюцией, что нагрузка мирового судьи чрезмерно высока и т. п. Но ведь составление мотивированного судебного решения – это не дань традиции: описательная и мотивировочная части несут в себе важную информацию по спору (начиная от доводов сторон и заканчивая оценкой доказательств, констатацией возникших правоотношений, квалификацией совершенных действий и т. д.). То, что лица, участвующие в деле, могут в определенный срок потребовать изготовления мотивированного решения суда (ч. 4 ст. 199 ГПК РФ), отнюдь не панацея: пропуск такого срока, по сути, исключит возможность реализации института преюдиции, а в ряде случаев просто не позволит понять логику правоприменения, которая важна для стабильности гражданского оборота и просто необходима для проверки судебного акта в судах вышестоящих инстанций»[348]. Можно привести и множество других доводов, доказывающих неправильность нового регулирования, однако понятно, что вне мотивировочной части ни тяжущиеся, ни общество как минимум не смогут понять, почему суд вынес то или иное решение. Допущение вынесения решения лишь по требованию сторон или в случае обжалования такого решения отдаляет момент вывода суда по делу от момента необходимости его письменного обоснования, что приводит к тому, что аргументы, имеющиеся у судьи в голове, им забываются. Судье в таком случае приходится в действительности не закреплять в мотивировочной части судебного решения обстоятельства, доказательства, которые их подтверждают, аргументы, объясняющие, почему суд решил положиться на то или иное доказательство и применить определенную норму права и пр., то есть то, что сложилось объективно и по логике вещей предшествует результату (выводу по существу дела), а буквально «подгонять» мотивировку под имеющуюся резолюцию, в определенном смысле придумывать то, что обоснует содержащийся в решении вывод, так как реальные причины такого вывода он давно мог забыть. Присутствие в деле протокола и доказательств не всегда дают возможность полностью «оживить» всю картину событий, ведь протокол, как правило, ведет и составляет не сам судья. Да и вряд ли по прошествии более или менее длительного времени во всех деталях без погружения в живой процесс можно вспомнить всё то, что в своей совокупности повлияло на принятие того или иного решения. Замечу также: отдаление момента мотивирования решения от его принятия приводит к тому, что возрастает риск возникновения ситуации, когда ко времени появления потребности в мотивировочной части судья, который рассматривал дело, может уже и не быть в числе действующих судей. По логике вещей, мотивировать решение в подобной ситуации невозможно, ибо сделать это в силах и вправе только тот судья, который дело рассматривал, оценивал доказательства, делал выводы о фактах и соответственно принял то или иное решение, а следовательно, дело потребуется рассматривать с самого начала. В то же время автору этих строк довелось слышать от работников судебной системы (достоверность сведений я не проверял), что в подобных ситуациях вместо судьи, рассматривавшего дело и по сути вынесшего решение, мотивировочную часть судебного решения составляют иные судьи. Но понятна сама абсурдность подобного подхода хотя бы даже потому, что новый судья попросту не может «влезть» в голову тому судье, который рассматривал дело, а в действительности вынужден сочинять, придумывать подходящие под содержащиеся в резолютивной части выводы мотивы их принятия, что, безусловно, можно считать фальсификацией правосудия. Абсурдность ситуации усиливается, если новый судья, который должен придумать мотивировочную часть при ознакомлении с материалами дела, посчитает, что выводы суда, рассматривавшего дело, ошибочны, поскольку даже в этом случае он будет вынужден сочинять мотивировочную часть для решения, которое считает неверным.
Не лишним будет напомнить: решение по любому делу необходимо не только тяжущимся, но и обществу. Наличие у решения мотивировочной части дает возможность любому лицу «пройти вместе с судьей» весь путь его принятия и в конечном итоге понять, почему было принято именно такое, а не иное решение. Допущение отсутствия мотивировочной части ставит под удар достижение всех целей судопроизводства. Оно открывает широкие возможности для судейского произвола и принятия заведомо неправильных решений, штамповать которые легче легкого, если не требуется их обосновывать. Отсутствие объяснения решения приводит к его непониманию обществом, разрушает правовую определенность, что, в свою очередь, не способствует ни предупреждению правонарушений, ни формированию уважительного отношения к закону и суду.
К сожалению, существующая и довольно активная доктринальная критика указанных положений, ознакомление с которой могло бы объяснить даже не осведомленному в юриспруденции лицу (при его желании) их ошибочность и даже опасность, не смогла изменить ситуацию. Хуже того, как только от правосудия «откусили» существенный кусок, у некоторых лиц, видимо, распробовавших вкус его крови, разгорелось желание окончательно искромсать и даже прикончить раненную и ослабшую Фемиду.
Речь идет о печально известном подготовленном в 2017 г. законопроекте Верховного Суда РФ, в котором, кроме всего прочего, предлагалось, чтобы иски лиц о взыскании денежных сумм (или истребовании имущества), размер (цена) которых (которого) не превышает 500 тыс. руб., в гражданском процессе рассматривались в порядке упрощенного производства. Если бы эти предложения по изменению ГПК РФ были претворены в жизнь, это привело бы к тому, что практически любое требование на сумму до половины миллиона рублей рассматривалось вне действия принципов правосудия, а значит, и вне правосудия как такового, что создало бы парадоксальную и одновременно катастрофическую ситуацию, поскольку за его рамками оказались бы практически все рассматриваемые в гражданском процессе дела! Однако, как ни поразительно звучит, это было бы лишь 90 % беды, оставшиеся 10 % заключались в том, что тот же законопроект предлагал устранить обязанность всех судов мотивировать свои решения (за редкими исключениями).
Получалось, что даже в тех редких случаях, когда дело могло быть рассмотрено не в упрощенном или приказном производстве, а в развернутом порядке, говорить об осуществлении полноценного правосудия и достижении всех заявленных в ст. 2 ГПК РФ задач вряд ли было возможно. Ведь, как уже было сказано, решение суда без мотивировочной части – это не полноценное решение, не в полной мере акт истинного правосудия. Для большинства населения страны и в первую очередь малообеспеченных граждан, которые редко судятся на суммы, превышающие полмиллиона рублей, полноценное правосудие оказалось бы недоступно, что не соответствует сути социального государства[349].
