Дальше Литвинов не сделал ни шагу. В отчаянии застыл на пороге и окинул взглядом комнату, которая на мгновение показалась ему чужой. Серые стены давили, словно тиски. Он посмотрел на серую кирпичную стену напротив и заострил внимание на фотографиях в белых рамках. Молодой человек улыбнулся, заметив, как с фотографии на него смотрит мать, и ощутил, как в груди все сжалось от тоски по ней. Была бы она здесь, Николай бы не чувствовал себя загнанным в клетку, в металлических прутьях которой обламывал собственные крылья.
Сделав над собой усилие, Литвинов шагнул вперед и уперся в кровать, стоявшую в самом центре комнаты. Он прижался голенями к деревянной царге[4] так сильно, что ощутил легкое жжение, подогнул колени и повалился на кровать, уткнувшись лицом в темно-синее покрывало. Николай прикрыл веки и прокрутил в голове разговор еще раз. Слова отца были для него острым лезвием, приставленным к горлу, один неверный шаг – и Николай лишится того, чем дышит каждый день. Хоккей был для него последней отдушиной.
В спорт Литвинова привел, как ни странно, Александр Юрьевич. Николаю было семь, когда он впервые встал на коньки. Отец выбрал для него лучшую детско-юношескую спортивную школу и приставил к нему тренера с высокой квалификацией. У Литвинова-старшего не было цели привить Николаю любовь к хоккею. Он желал воспитать в сыне мужской характер. А сделать это, по его мнению, можно или в хоккее, когда тебя ломают и гасят силы, или в боксе, когда выбивают все мысли из головы. Александр Юрьевич предоставил маленькому Коле выбор, и тот, немного поколебавшись, выбрал хоккей. Не то чтобы в семь лет Николай имел огромное представление об этом виде спорта, просто счел его менее травматичным: защиты на хоккеисте явно больше, чем на боксере.
Литвинов перевернулся на спину, и перед глазами мелькнул момент его первой тренировки. Маленький, неопытный, загнанный в угол, он еле передвигал ногами по льду, вцепившись мертвой хваткой в борт. Тогда он очень сильно боялся падать, поскольку был крайне чувствительным к боли, и мысленно проклинал отца, который создал такую невыносимую пытку.
Прокаты на повышенной скорости, оттачивание техники катания и бросков по воротам, изучение допустимых приемов в силовом единоборстве – все это оказалось для него непосильным трудом. После тренировки ломало и выкручивало руки и ноги, и первое время Николай просто ненавидел хоккей и все, что с ним связано. Позиция крайнего нападающего, которую дал ему тренер, тяжким грузом легла на его плечи. Сам Николай не хотел быть нападающим: уж очень шатко он стоял на коньках и не мог вообразить, как будет разгоняться и идти на соперника. Несмотря на мольбы Литвинова изменить его позицию, тренер от своего не отступил: он видел в нем потенциал и прилагал все усилия, чтобы его раскрыть.
Постепенно Николай привык к непомерным нагрузкам на тренировках и к той боли, которая отдавалась во всем теле при падении. Он перестал обращать внимание на горящие от нагрузок мышцы, ломоту в руках и ногах и усталость после тренировок. Физическая боль заглушала душевную: вопреки своим стараниям он не смог добиться лояльного отношения отца. Немного позже к Николаю пришел и азарт, который побуждал его оставаться на льду после окончания тренировки, чтобы отработать броски по воротам, и просыпаться рано утром, чтобы выучить новые приемы. При виде огромной ледовой арены огонек разгорался в его голубых глазах, а ноги несли его в раздевалку, чтобы он скорее мог переодеться в экипировку. Он жаждал совершенствовать свои навыки и перенимать опыт других хоккеистов. Он не зацикливался на очках. Просто ощущал ту самую страсть, когда на льду пытался перехитрить своего оппонента. Ему нравились скорость, опасные игровые моменты и голы.
Спорт закалил его. Для него это была не просто борьба и бессмысленное катание шайбы. Хоккей вдруг стал для него всей жизнью. Только на льду Николай мог не скрывать эмоции и ощущал себя поистине живым. Только на льду он не чувствовал себя марионеткой в отцовских руках.
Мысль о том, что быть хоккеистом – это его призвание, нисколько не отпускала его. Потому в старших классах Николай сообщил отцу о своем решении продолжить карьеру хоккеиста на профессиональном уровне. Он ожидал, что отец взъерошит его светлые волосы и похвалит за принятое им решение, ведь с самого детства он старался поступать правильно, чтобы не навредить репутации семьи.
Николай не думал, что отец будет против, но Александр Юрьевич, услышав об этом от сына, сначала опешил, притупленно посмотрел на него, а затем привычным для него тоном заявил: «Ты не будешь профессиональным хоккеистом. Играть в любительской лиге – да. Спортивное телосложение тебе не помешает. Но это не твое будущее. Ты знаешь, что я приготовил тебе место в „НИС-групп“. Сын Литвинова должен продолжить начатое отцом дело».
Но Николай и слышать ничего не хотел о работе в строительной фирме. С учебой у него никогда не было проблем: он был начитан и умен, его сокомандники шутили, что он даже слишком эрудирован для спортсмена. Однако Николай не питал ни капли интереса к строительству. С хоккеем все было иначе: на льду он был свободен. Потому в тот вечер он не сдержал себя и вступил в жаркую словесную перепалку с отцом, пытаясь отстоять свое мнение.
Когда два неудержимых темперамента столкнулись, горничные затаились по углам большого дома: они боялись попасть под горячую руку Александра Юрьевича. Николай приводил аргументы, почему никогда не сможет стать достойным руководителем «НИС-групп», но сможет прославиться в хоккее. Однако Литвинов-старший не слышал собственного сына, будучи зацикленным только на своем; опровергал все аргументы. И Николай понял, что заходить нужно с другой стороны.
Именно в тот вечер шестнадцатилетний Коля пошел на риск, тогда между отцом и сыном была заключена сделка. Николай согласился пойти учиться в Институт бизнеса БГУ, но с условием, что Александр Юрьевич позволит ему играть в хоккей и разрешит попробоваться в МХЛ. Литвинов-старший согласился, так как не верил, что его сын пройдет отбор, и выдвинул свое требование: обучение должно быть на бесплатной основе. Это условие было выдвинуто не по причине того, что Александр Юрьевич жалел деньги на обучение сына. В большей степени Литвинов-старший хотел показать, каких усилий будет стоить «бесполезная» игра в хоккей.
И Николай начал готовиться к поступлению, углубившись в изучение математики, русского и английского языков. В перерывах между школой и дополнительными занятиями он усердно тренировался, так как отбор в МХЛ и поступление выпали на один год. О нормальном сне и личной жизни он позабыл и грезил только о хоккее. Темные тени, залегшие под веками сына, нисколько не волновали Александра Юрьевича, Коля свыкся с холодностью отца и продолжал в одиночку идти к своей цели.
Чтобы поступить на бюджет на факультет бизнес-администрирования, Николаю нужно было иметь в запасе не менее 350 баллов. Поэтому в последний год он выжимал из себя все силы, лишь бы получить в аттестат заветный рейтинг 9,8, который приравнивался к 98 баллам. Конечно, он мог бы стремиться и к 100 баллам, однако с биологией, химией и физикой у него ничего не вышло. Но централизованное тестирование по русскому, математике и английскому было сдано на высокие баллы. Потому он мог надеяться на бюджетное место.
В июле начался предсезонный сбор в МХЛ. Николай сконцентрировался на тренировках. Заявку на участие он подал давно и ожидал приглашение клуба. Его определили в команду «Снежные Барсы», с которой он заключил пробный контракт. По регламенту Молодежной Хоккейной Лиги Николаю предстояло пройти 15 официальных тренировочных матчей, по которым можно было судить, оставлять игрока в команде или нет. То ли назло отцу, то ли вопреки судьбе он прошел отбор. За 15 матчей Николай набрал 25 очков, забросил 9 шайб и совершил 13 голевых передач. Для хоккеиста, игравшего в любительской лиге, это был неплохой результат, потому клуб решил дать Литвинову шанс. Александр Юрьевич не был рад тому, что его сын прошел отбор, однако из-за договора пререкаться не стал. Пока Николай его не нарушил, а потому и он не смел создавать сыну препятствия.
