– Разумеется, господин!

Иной вышел на улицу.

Людей еще не было, только одинокий фонарщик, подставив стремянку, тушил на площади фонари. Двинувшись по главной улице на восток, Нолль сверился с картой.

«Итак, – думал он, – Молч состоит из трех почти независимых округов, но высшая светская власть, как видно, сосредоточена в Верхнем городе. Гостиница и вокзал находятся в Среднем городе – самом крупном округе Молча; здесь расположена бόльшая часть жилых домов, продуктовых и мелочных лавок, а также средоточие местной духовной власти – Церковь при Монолите».

Отдельное внимание Нолля привлек сам Монолит, отмеченный на карте огромным полукруглым пятном, не уступающим размером вокзальной площади. Судя по схеме, главная достопримечательность Молча находилась на западе, на самом краю Среднего города, за стеной, откуда и доносился грохот, не дававший Ноллю уснуть этой ночью.

Первым делом он решился взглянуть на ворота, ведущие в Нижний город, – пусть даже они будут закрыты, ему следовало увидеть их собственными глазами. Уже подходя к восточному краю города, Нолль убрал карту в саквояж – по дороге он успел выучить ее наизусть.

Монументальные кованые ворота охраняли четыре стража – по двое у каждой створы. Едва приметив Нолля, все четверо уставились на него.

– Стоять! – крикнул тот, что стоял к Ноллю ближе всего. – Ходу нет!

Иной придирчиво оглядел острые пики, венчавшие высокую ограду, и подошел еще на шаг, чтобы посмотреть за решетку.

– Сказано вам: идите своей дорогой! – прикрикнул второй – еще громче, чем первый. – Приказом Совета приказано никого не пускать!

– Без особого разрешения вам не пройти! – взвизгнул вдруг третий страж, самый маленький, – ему, должно быть, тоже захотелось как-нибудь выделиться перед остальными.

– Я только приехал, – ответил Нолль как мог простодушно. – У меня дела в Нижнем городе. Где же мне взять разрешение?

– Пишите в Совет! – заверещал третий. – Или в Церковь! Идите!

Лишь последний, четвертый, страж молчал. Он следил не только за Ноллем, но и за тремя сослуживцами.

Перед тем как уйти, Иной все же успел взглянуть сквозь решетку. Он увидел кривой переулок с заброшенными, полусгнившими домами. Их крыши спускались вниз стремительными уступами, и вскоре ни одной нельзя было разглядеть – значит, дальше дома стояли ниже уровня мостовой.

Мысленно сверившись с картой города, Нолль догадался, что за воротами начиналась Крысиная улица – подобие шлюза перед действительным входом в Нижний город. Она представляла собой несколько сот крутых ступеней. Они зигзагом сбегали в туманную низину у основания холма под Средним городом. Только тут, на юго-востоке, склон был хоть немного пологим; на юго-западной стороне дома, смыкаясь стеной, стояли уже на обрыве, возвышаясь над Нижним городом.

«Значит, нужно искать иной способ», – сказал себе Нолль; он уже шел по проулкам на запад. Теперь, удостоверившись, что ворота закрыты, он мог свободно думать в другом направлении.

На улицах тем временем стали появляться сонные люди. В маленьких лавочках в переулках уже расставлялись лотки. Ставни кое-где были открыты, и в окнах мелькали чьи-то бледные руки: на веревках, протянутых между домами, вывешивалось белье. Когда Нолль проходил по особенно узкому переулку, на него чуть не вылили ведро помоев. Он отступил и посмотрел вверх – туда, где в окне показалось лицо удивленного юноши.

– Ой! – воскликнул тот и поспешил закрыть ставни. Где-то внутри раздался резкий девичий смех.

Наконец Нолль увидел вдали Монолит. Черной громадой он вдруг выступил из туманной мглы над скатами крыш. Он был похож на обломок скалы, облитой, словно глазурью, черной, поглощающей всякий свет сталью. Монолит еще был вдалеке – согласно карте, он стоял чуть за городом, – но его исполинская тень и оттуда тянулась к черепичным крышам домов.

Вся западная граница города тонула в этой вечной сырой тени. У сточных канав у домов зрели поганки, а на стенах росли, расползаясь наростами, огромные трутовики. Кое-где грибы разрастались так буйно, что даже смыкались над переулками, образуя подобия арок. Когда глаза Нолля привыкли к полутьме, он смог разглядеть, что из части Монолита, обращенной к городу, торчали десятки труб. Словно жерла пушек, они целились в небо над Молчем.

Поддавшись смутному порыву, Нолль двинулся к Монолиту. Но вскоре та улица, по которой он шел, резко взяла в сторону и стала уводить его к северу. Он остановился, ища хоть какой-то проход между домами, когда Монолит задрожал. Не сразу донесся знакомый грохот. Но прежде, чем стальные раскаты добрались до Молча, Нолль увидел, как из семи-восьми труб повалил черный дым и из них вылетели снаряды странной формы.

Два из них пролетели прямо над улицей, на которой стоял Нолль. Он задрал голову.

«Крысы. Действительно крысы».

Вращаясь в воздухе, грызуны с горящими хвостами унеслись на восток, в сторону Нижнего города.

Нолль еще постоял, пытаясь собраться с мыслями.

Улица вскоре стала взбираться по пологому склону наверх, в богатый район. Иной, поглощенный видением Монолита, и сам не заметил, как вышел из его тени. Ноги привели его к маленькой северной площади. Туман здесь не был таким густым, дышать стало чуть легче.

По левую руку от Нолля, обнесенная забором, возвышалась молчская церковь. Здание было каменным, с высоким черным куполом. В садах вокруг бродили служители, облаченные в черные рясы с капюшонами; их лица были скрыты под полупрозрачными вуалями из красной ткани. У некоторых были накидки – похоже, из крысиного меха.

Один из них, судя по росту, совсем еще мальчик, стоял на коленях у входа в церковный сад и старательно вязал из крысиных хвостов венок.

– Что это он делает? – спросил Нолль у прохожего.

Мужчина взглянул на Нолля как на сумасшедшего, но все же сказал:

– Вы что же, не знаете? Главная задача служителей – вести подсчет выстрелам Монолита. – Он помолчал, но Нолль все еще смотрел на него вопросительно. – В день перед полнолунием, – нехотя продолжил прохожий, – отец-настоятель дай-Есчё лично подсчитывает количество хвостов в каждом венке. Всего венков, разумеется, двадцать восемь, ведь служки вяжут их каждый день.

– И к чему это делать?

Мужчина, похоже, уже стал терять терпение.

– Что с вами? Конечно же, исходя из количества крыс, выпавших за месяц, служители Церкви делают вывод, сколько людей следует отправить на передний край.

– В Нигиль?

– Да. Такова воля Бога из Монолита.

Нолль помолчал, посматривая в сторону мальчика.

– И скольких же крыс, по мнению вашей церкви, стоит жизнь человека?

Прохожему вопрос Нолля не понравился.

– К прошлому полнолунию выпало почти две тысячи крыс, – ответил он сухо. – Вчера после завершения всех подсчетов, рассылки приказов и подтверждений в Нигиль в счет прошлого месяца было выслано около дюжины человек.

«Вот оно что», – подумал Нолль, вспомнив сцену на вокзальной площади. И тут же, не удержавшись, спросил:

– Так что же, церковь только и делает, что считает хвосты?

Прохожий смерил Нолля презрительным взглядом.

– Нет. Еще, если вам так интересно, Церковь жертвует на нужды бедняков. В день перед полнолунием служители принимают у неравнодушных граждан дары, чтобы потом снести их в Нижний город.

– То есть, – все же решился уточнить Нолль, – дарят все-таки не свое, а чужое?

– Знаете что? – вдруг возмутился прохожий. – Разговор в таком тоне я с вами продолжать не намерен! Вы шутить надо мной вздумали?

Разгоряченный, он удалился. Нолль подумал, что ему все-таки следует быть осторожнее со словами. «И чего я позволил себе так грубить этому господину? – думал он, быстро шагая по бульвару. – К моему заданию это не имеет никакого касательства». С этими мыслями он вышел к району особняков.

По обе стороны широкой мостовой выстроились четырехэтажные жилые дома; при каждом был палисадник с двумя парадными входами, из чего Нолль сделал вывод, что на семью здесь, наверно, приходится по два этажа. На каждом углу: витрины вещевых магазинов, вывески лавок, кондитерских и аптек. По мере приближения к воротам Верхнего города Нолль все чаще стал замечать расфранченных молодых людей, ведущих под руку своих спутниц, слуг, спешащих по чьим-то приказам, и служащих местного управления – в серых, застегнутых на все пуговицы сюртуках.