Когда старик пришёл на берег, солнце поднялось уже довольно высоко. Было тихо, лишь за спиной, в березнике, трещали дрозды да насвистывали пеночки. Свежая поросль рогоза только-только набирала силу, и сухие, островерхие прошлогодние стебли торчали поверх молодых зелёных побегов.

Каждый год, приходя на первую после зимы рыбалку, Матвей чувствовал волнение. С одной стороны, ему хотелось поскорее забросить в воду снасти – как-никак, а всю зиму ждал! – но, с другой, он сдерживал себя, оттягивая этот момент, чтобы посильнее прочувствовать его, запомнить, успокаивал себя, говорил, что рыбалка, дескать, никуда не денется, всё лето ещё впереди, так что…

Сняв со спины рюкзак, Матвей положил на траву удочки и подошёл к тальниковому кусту. В прошлом году осенью он закатил сюда под ветки сосновый чурбак, который уже несколько лет служил ему стулом. Чурбак был на месте, и старик, стряхнув с него налипший мусор, выкатил его обратно на полянку и поставил под солнце – обсыхать.

Не спеша собрав одно удилище, Матвей аккуратно размотал с мотовила собранную снасть – леску с гусиным пером-поплавком, грузилом и крючком – и прикрепил её к кончику удочки. Не одевая на крючок червя, закинул в воду, проверяя глубину, и только тут заметил, что прошлогодних тычек, на которые он клал удочки, на месте нет – наверное, весной их утащил лёд. Матвей достал из рюкзака складной нож, вырезал из тальника рогатинки, вошёл, насколько позволили сапоги, в воду и крепко воткнул новые подставки для удилищ в илистое дно. Вышел, посмотрел – не понравилось. Опять зашёл в воду, выдернул тычки из вязкого ила, воткнул заново. Повертел головой – вроде, нормально.

Собрав второе удилище, Матвей ещё раз промерил глубину, насадил на крючки червей и, пробормотав себе под нос: «Господи благослови», закинул снасти в воду. Положив удилища на подставки, он достал полиэтиленовый мешочек с пшённой кашей, сваренной им вчера на прикорм, и, ухватив кашу в горсть, бросил комок к одному поплавку, затем к другому и только после этого, вымыв руки, сел на сосновый чурбак – ждать.

Солнце хоть и поднялось высоко, однако воздух как следует прогреться ещё не успел. От воды тянуло холодной сыростью, и Матвей, поёжившись, поднял воротник брезентовой куртки. Почувствовав голод, он расстелил на влажную от росы траву старый номер «Знамёнки», достал из рюкзака мешочек с едой и выложил его содержимое на газету. Отрезал несколько кусочков сала, почистил яйца и стал с аппетитом есть, макая стрелки батуна в соль и одновременно приглядывая за неподвижно стоявшими поплавками.

Утолив голод, старик прибрал остатки еды обратно в рюкзак, вынул поочередно из воды удочки, проверил, на месте ли насадка, и забросил заново.

– Ну давайте… – тихонько сказал Матвей, снова усаживаясь на сосновый чурбан и отряхивая с бороды застрявшие в ней крошки. – Я позавтракал, сейчас вы завтракайте.

На этот раз долго сидеть на месте не пришлось. Поплавок, стоявший ближе к рогозу, дёрнулся раз, другой и как-то несмело пошёл в сторону, медленно погружаясь в воду. Старик, хоть и ждал этого момента, но всё же несколько растерялся. Вскочив на ноги, он быстро схватил удилище и резко подсёк. Леска натянулась, пошла к траве, но сопротивление было недолгим, и Матвей быстро вытащил из воды серебристого карасика размером с ладошку. Пытаясь освободиться от крючка, рыбка била хвостом, прыгала на траве, но старик аккуратно накрыл её ладонью.

– Тихо, тихо, – пробормотал он. Сердце у него радостно колотилось. – Тихо. Ты уж извиняй, но поймал я тебя, так что…

Сняв карася с крючка, старик вынул из рюкзака садок и положил в него рыбку. Опустив ячеистую корзину в воду, он сел на чурку и облегчённо вздохнул:

– Ну, слава тебе господи, хоть обрыбился. Не зря пришёл.

Насадив на крючок свежего червя, Матвей опять забросил удочку. Минут через пять снова клюнуло и он вытащил второго карася, чуть крупнее первого, затем ещё одного, и ещё… Потом подбросил новую порцию прикормки. Настроение у него улучшилось.

Вскоре потеплело и старик даже расстегнул куртку. Через некоторое время с воды подул лёгкий ветерок и по поверхности пруда пошла мелкая морщинистая рябь. Поплавки, доселе ровно стоявшие красными маячками, стали подпрыгивать на волнах. Впрочем, поклёвки, которые стали более-менее регулярными, были хорошо видны и на ряби. Глаза только сильнее уставали следить за поплавками, да ещё стали слепить солнечные блики на воде.

Ещё часа через полтора Матвей достал садок и стал считать пойманных рыбёшек: «Один, два, три, четыре…» Караси прыгали, и старик сбился со счета, но выходило десятка полтора. «Ну и слава богу, – удовлетворённо подумал он. – Тут нам со старухой на две хороших жарёхи хватит».

Положив садок обратно под берег, старик вынул из воды удочки, разобрал их и смотал оснастку на мотовила. Потом достал захваченную из дома тряпочную сумку и, оставив рюкзак с удилищами лежать прямо на полянке, пошёл вдоль берега, вглядываясь в прибрежную траву. Метров через десять Матвей заметил валявшуюся в осоке пустую банку из‑под рыбных консервов. Ополоснув жестянку в воде и стряхнув с неё капли, он сунул находку в сумку и пошёл дальше. Пройдя вдоль берега до дамбы, старик подобрал ещё три таких же банки и две бутылки из-под водки, после чего вернулся к своему месту. В другую сторону он не пошёл. Туго свернув сумку, он сунул её на дно рюкзака и вытащил из воды садок с карасями.

Сзади послышались приглушённые травой шаги. Матвей обернулся. По тропинке, идущей вдоль берега, приближался мужчина в спортивном костюме и яркой болоньевой куртке, на вид лет сорок, явно неместный.

– Ух ты! Неплохой улов! – воскликнул мужчина, увидев садок, и улыбнулся. – Здравствуйте!

– Здоро́во живём, – кивнул в ответ Матвей.

– Это вы за утро уже столько наловили? – спросил незнакомец, останавливаясь у тальникового куста.

– За утро, – с неохотой ответил старик.

Он не любил, когда заезжие рыбаки лезли с расспросами, начинали выяснять чего да как: на что ловишь, как тут вообще с клёвом, какая рыба водится… Но незнакомец не стал расспрашивать про рыбалку, он словно бы и не заметил неприветливости Матвея.

– А я ничего толком так и не поймал, хотя и с ночёвкой был. Ни вчера вечером, ни сегодня утром. Двух штук всего вытащил. Никак не хочет у меня клевать. Плещется рыба, а брать не берёт. Хотя, если честно, то я и не рыбак вовсе, – усмехнулся мужчина, – так… В отпуске, вот и захотелось немного на природе отдохнуть, дай, думаю, на рыбалку съезжу, а то сто лет уже удочку в руках не держал. Вчера к вечеру приехал, там вон остановился, – он махнул рукой в сторону. – Сейчас уж обратно скоро ехать, решил по берегу немного прогуляться. Хорошо тут у вас, красиво, тихо…

Матвей искоса глянул на словоохотливого незнакомца. Ему понравилось, что тот не стал строить из себя бывалого рыбака.

– Меня, кстати, Григорием зовут, – представился мужчина.

– Угу, – кивнул Матвей, но сам себя называть не стал: ни к чему это при таком шапочном знакомстве.

– Вы уже, наверное, уходите? – спросил Григорий.

– Да, пора уже, – кивнул старик.

– Ну ладно, я тогда тоже пойду. Приятно было познакомиться. – И мужчина, повернувшись, не спеша пошёл обратно вдоль берега.

Когда он отошёл метров на десять, старик окрикнул его:

– Эй, мил человек!

– Да? – повернулся тот.

– Иди-ка сюда.

Мужчина вернулся.

– Что?

– У тебя семья-то есть? Жена, дети…

– Есть. И жена, и дети. Двое.

Матвей вывалил из садка на берег трепыхающихся карасей, вынул из рюкзака целлофановый мешочек и протянул его Григорию:

– Держи. Бери рыбу, угостишь своих дома.

– Да ну, бросьте… – Мужчина отрицательно замотал головой. – Не надо, зачем… Я там поймал две штуки, мне хватит.

Матвей положил мешочек на траву рядом с карасями, сунул пустой садок в рюкзак, закинул его на спину и поднял с земли удочки. Повторил твёрдо:

– Бери, говорю. Я себе ещё наловлю. – И, не обо-рачиваясь более, пошёл размеренным шагом в гору.