В возрасте пятнадцати лет я поняла, что мой психиатр просто тянет резину. Каждый сеанс он спрашивает одни и те же вопросы и каждый раз все о той ночи:

– Эби, ты вспомнила что-нибудь, расскажи?

Что я могла вспомнить, я была ребенком у которого вдруг случилась эпилепсия. Я не помню даже во что была одета в тот вечер. Последней каплей стало то, что доктор Мэир оставил голосовое сообщение моему папе, в котором было сказано:

– Мистер Стоун, это доктор Мэир, психиатр вашей дочери. С прискорбием должен сообщить, что ваша дочь Эбигейл Элиза Стоун должна срочно лечь на лечение в больницу для психически больных детей, так как на приёме она ведёт себя не адекватно. В приступах ярости она кусает себя за руки, кричит нецензурную брань и рушит всё в моём кабинете. Если же вы не примите меры, мне придется сообщить в социальную опеку. Но я могу предложить вам другой вариант, цену вы знаете.

Зачем он врёт моему отцу, подумала я тогда, ведь всё, что он сказал сущая ложь. Неужели мой отец и вправду поверит в эту чушь? Но не тут-то было. Папа, прослушав сообщение, взял из сейфа все наши сбережения и помчался к доктору.

Мы никогда не разговаривали на эту тему. На следующий сеанс я все-таки пришла. И на все остальные, до момента наступления девятнадцати лет. До сегодняшнего дня. Когда я решила, что с меня хватит. Пилюли, которые я глотала три раза в день, выписанные доктором Мэиром сильно на меня действовали. Я как будто перестала чувствовать боль утраты, гнев и отчаяние. Три года пока я принимала лекарства, душераздирающие сны меня отпустили, я перестала ненавидеть этот мир. Да я в принципе его не чувствовала. Летала между сном и явью. Существовала а не жила. Я спала, изредка питалась фастфудом и иногда просматривала ленту в Инстаграм. Рассказав об этом мистеру Мэиру, я была готова услышать все что угодно, но не это:

– Ты не можешь перестать пить лекарства. Только они поддерживают твоё психическое расстройство. Если хоть одну таблетку пропустишь, поверь я узнаю. И ты окажешься в психушке. У тебя нет выбора, Эби.

Но принимать лекарства я всё-таки не стала, из-за принципа, но никому об этом не говорила. Да и особо некому было до меня дела. Отец каждый день после работы приезжал в тот лес, с ружьем. Он искал маму, или то, что от нее осталось. Папа приходил поздно ночью или не приходил вовсе, не знаю, я давно уже спала. Единственной, для кого я всё ещё существовала была моя бабушка, по маминой линии, у которой мы отдыхали на каникулах в Сардинии. Но и ей было не сладко, она потеряла единственную дочь, а с ней частичку себя и своего сердца. Бабушка готовила, стирала, помогала мне с уроками, но больше никогда не шутила и не улыбалась. Даже ради меня.

Перестав принимать лекарства, я снова стала видеть эти сны. Стала чувствовать агрессию, раздражение, гнев, опустошение. Все эти чувства ко мне вернулись. Но лучше чувствовать хоть что-то.

Мой отец после пропажи мамы продал наш дом в Салерно и купил коттедж здесь в Сардинии, как раз напротив злосчастного леса. Что было в голове моего отца я не понимала, разве ему не должно быть страшно от той мысли, что с его дочерью может произойти тоже самое. Но папе некогда было об этом думать, он утроился в оружейный магазин, а после смены уходил в лес, один, так как поисковая группа, полиция с вертолетами ничего не нашла спустя пол года.

Решив как-то отвлечься от сумбура воспоминаний, я зашла в Пекарню у Ларри, за вкусным и таким знаменитым мятным айс-фраппе, который обожала пить моя мама. Запах свежеиспеченного хлеба, сладких булочек и круассанов немного взбудоражили мой пустой желудок. В пекарне было светло и уютно. Посередине стояла касса и витрина с разноцветной сдобой. Стены были выкрашены в карамельный цвет, а с полотков свисали лампы в виде булочек. Я любила здесь проводить время, в этой спокойной умиротворительной обстановке. И сейчас тут практически не было людей.

– Здравствуйте, мне один мятный фраппе и круассан с шоколадом пожалуйста, – сказала я самым своим дружелюбным голосом молоденькой девушке в оранжевом фартуке, которая стояла за кассой и улыбалась.

– Конечно, присаживайтесь за тот столик у окна, – она показала наманикюренным пальчиком в сторону столика, у которого я обычно проводила вечера.

– Спасибо.

Я последовала указаниям Бэтти, так было написано у нее на бейдже. Но я и так знала её и она скорее всего меня тоже. Присев на мягкий диван цвета молочной кофейной пенки я посмотрела в окно. Долго блуждая глазами по вечернему небу, которое медленно опускается в скалистые хребты гор, я пыталась уловить что-то знакомое, что могло бы облегчить мои страдания. Что я пыталась там найти? Или кого?

Этой ночью мне снился мой, до боли знакомый сон. Но на этот раз я не проснулась сразу после того, как кровожадный волк убежал с моей мамой в пасти. Раз за разом я возвращалась в машину в форме так называемого призрака и видела снова и снова свою семью и себя. Я сбилась со счёту. Сон за сном и так до бесконечности. Может снова начать принимать таблетки? Как бы я ненавидела доктора Мэира, он оказался прав. Без таблеток я скоро окажусь в психушке.

С каждым сновидением я чувствовала эту жгучую боль, которая с каждым разом всё усиливалась. Я ревела, умоляла Бога, чтобы всё это прекратилось. Щипала себя за руку, чтобы проснуться. Но всё тщетно. Моё тело меня не слушалось. Я хотела открыть дверь машины и просто убежать прочь, чтобы не видеть всё это снова. Я хотела помочь маленькой Эби. Пыталась взять за милое личико и отвести её взгляд от проницательных огоньков злой твари. Но моё тело мне не принадлежало. Раз за разом я повторяла свой маршрут из точки А до точки Б. А именно выбегала за мамой, потом смотрела как её тело в конвульсиях сопротивляется волку. Казалось, что это не кончится никогда. Может я умерла во сне? И теперь мне придётся видеть это всегда. Я попала в ад?

Вдруг я почувствовала боль в грудной клетке, как будто её сильно сдавливают. Мне стало тяжело дышать. Всё, что происходило вокруг уже не имело значения. Я старалась сделать вдох всё глубже и глубже, но лёгкие ещё сильнее стягивало. Кашель так сильно пронзал лёгкие, что вот-вот мои внутренности окажутся на спинке сидения. Но на последнем вдохе я проснулась, широко распахнув глаза. Пот тёк рекой, дышать всё также трудно. Я попыталась встать, но поняла, что меня кто-то удерживает, прижимает к кровати.

Нечто на моём теле зашевелилось, приняло другое положение. В комнате было темно и я не понимала, что или кто сидит прямо на моём животе. От него веяло холодом и железистым запахом. А ещё оно дышало. Я не могла пошевелится, страх взял верх над моим телом и я просто оцепенела. И тут я увидела два круглый глаза, белых и без зрачков. Они смотрели прямо на меня. Они были так близко, что я кажется видела в них своё отражение. Минуту спустя нечто рывком спрыгнуло с моего тела и подошло к открытому окну, в которое проливался свет полной луны. Это был волк, освещенный ночным небом. Большой и страшно завораживающий. Увидев его где-то на безопасном расстоянии, я удивилась бы его красоте и грациозности. Но не здесь, не в моей комнате.

Я лежала не издав ни звука, боясь пошевелиться и привлечь его внимание. Но тут хищник снова посмотрел на меня своими ледяными глазами и я услышала голос, такой знакомый с хрипотцой. Он разливался по комнате шершавым эхом:

– Эбигейл. Ты скоро умрёшь…

Волк посмотрел на небо и так сильно завыл, что кажется сама луна немного пошатнулась. Когда вой прекратился он вынырнул из окна, а я всё ещё лежала прикованная к кровати минут десять в недоумении, был это сон или нет. Быть может это галлюцинации?

Внизу раздался шум, что-то разбилось? Господи…

Слёзы текли из глаз ручьём. Мне надо что-то сделать. Всё это скорее всего сон. Так не бывает в реальности. Волки не разговаривают. А если это сон, то я не могу оставаться в постели. Или могу? Я медленно сползла с кровати и первым делом закрыла на щеколду окно. Была бы эта реальность, то окно было бы закрыто. Иначе я не смогла бы уснуть под трель сверчков. Значит я не сошла с ума и скоро проснусь. Я на цыпочках вышла из комнаты и направилась прямиком в папину спальню, надо предупредить его о волке, а может даже о волках в нашем доме. Господи, что нам делать? Я совсем запуталась. Надо ли вообще выходить из комнаты, ведь скоро я проснусь.