– Мусор, – машинально ответил я, крыша, что ли у вахтерши от жары поехала? На кой черт перекладывать-то?

– Скидывай сюда, кому говорю! – вахтерша шустро подтолкнула меня к мешкам, которые стояли в углу. – Сбрасывай, а пакеты мне отдашь.

Я опешил: на кой ляд ей грязные пакеты? Они, конечно, относительно чистые, объедок в них нет, но всякого хлама, натыканного по всем углам в нашей комнате, пыли и прочего хватало. Включая кусок засохшего и позеленевшего куска хлеба и горсти окаменевшей сушки, которую я нашел под кроватью у Женьки.

– Да зачем они вам, теть Гриппа? – недоумевал я, но твёрдая рука настойчиво толкала меня в спину.

– Ты, Лешка, хоть и умный, но дурак! – заявила вахтерша. – Кто ж такие пакеты вместе с мусором выкидывает? Их же постирать можно, высушить и к делу пристроить. Гляди, какая красота, – отобрав у меня освобожденный кулек, любовно его разгладив, едва не мурлыкала баба Гриппа. – Ты глянь, какие розы-то, а? У нас таких и нет. Ну, чего встал? Сыпай остальныое и топай, куда шел.

– Так я мусор шел выкидывать…

– Выкинул уже, молодец! – отбирая у меня третий пакет, объявила баба Гриппа. – Только не вздумай вдругорядь сюда еду выкидывать, – строго пригрозила вахтерша. – Это строительный хлам, в конце неделе вывезут. А еду чтоб в мусорный бак сносил, уяснил?

– Так точно, – машинально ответил я и пошел на выход.

Да уж… Я и позабыл, что это такое – стирать пакеты и вывешивать их на балкон сушиться, чтобы использовать до предела. Пока ручки не оторвутся, или уж совсем краска облезет, только тогда рачительная хозяйка засовывала кулек в мусорное ведро и с чистой совестью с ним прощалась.

Вспомнился родной двор, и вонючая мусоровозка, которая приезжала вечером часов в пять и нужно было тащиться к ней с противным ведром, которое так и норовило стукнуть меня по ногам. Выносить мусор было моей семейной обязанностью.

Водитель-мусорщик колотил в колокол, и к машине стекался народ из четыре окрестных пятиэтажек. А потом надо было пробраться сквозь толпу теток и других жителей и перевернуть ведро в раскрытый контейнер, из которого неимоверно воняло.

Еще приходилось ждать, когда водила утрамбует наваленные отходы, при этом отойдя подальше, чтобы на тебя не брызнуло чем-нибудь изнутри. Затем вывернуть ведро и со всей силы долбануть о борт машины, чтобы вывалилось все, включая вонючую газетку – обязательный атрибут, который все без исключения стелили на дно.

Я искренне радовался, когда в возле нашего двора поставили огромные мусорные баки. Обязанность выносить мусор никуда от меня не делась, но не нужно было ждать, когда приедет машина.

Я вышел на порог общежития и зажмурился. Солнце щедро поливало улицу жаром, тень не спасала. Потоптавшись, решил сходить за квасом и вернуться обратно в общагу, пару часиков поспать. Неизвестно, как повернется наступающий вечер, а подъем на рассвете рано или поздно даст о себе знать.

У бочки с квасом по традиции змеилась очередь. Пристроившись в хвост, я занял место за девчонкой лет десяти, а сам отошел в тень раскидистого клена. Очнулся от начинающегося скандала. Противным голосом продавщица требовала у девчушки оплатить покупку. Ребенок молчал и испуганно таращился на грозную тетку в синем переднике.

– Тебе мамка денег дала?

– Дала, – шепнула девчушка.

– Ну, так оплачивай и не задерживай очередь, – рявкнула тетка.

– У меня их нет, – замотала головой девчушка.

– Потеряла?

– Нет, – слезы закапали с длинных ресниц.

– Потратила что ли?

– Нет, – еще тише пискнула малышка.

Я отлип от ствола и подошел поближе.

– Девочка, – раздражённым голосом окликнул ребенка пузатый мужик в панаме. – Отдай тете деньги и не задерживай очередь.

– Не-е ма-а-гу-у, – девчонка судорожно вздохнула, пытаясь сдержать слезы.

– Да почему же, деточка? – встряла интеллигентного вида дама в широкополой шляпе. – Мама дала тебе денежку?

– Да-а-ала, – протянула девчушка, переводя перепуганный взгляд с грозной продавщицы на интеллигентку.

– Так отдай их тетеньке, вот этой, – рука указала в сторону торговки. – Потом возьмешь баллончик пойдешь домой, – продолжала сюсюкать дамочка.

– Я… не могу, – вздохнула девочка и покосилась на продавщицу.

– Да ты издеваешься, что ли? – рявкнул пузан. – А ну, немедленно отдала деньги и пошла отсюда!

– Эй, а ну давайте-ка потише себя вести, – встрял я, подходя ближе и становясь за спиной девочки. – Она и так боится.

– Это твоя, что ли? Так отдавай деньги, и проваливайте отсюда! – накинулся на меня дядька.

– Не моя, но тон смени, – в упор глядя на мужика, сдержано ответил я и, подумав, добавил. – Пожалуйста.

– Да ты кто такой? – завёлся толстый с пол-оборота.

– А ну тихо, граждане! – рявкнула продавщица, и очередь испуганно притихла. – Так, парень, это твоя малявка?

– Нет, ребенок не мой, – отказался я. – Но орать на нее не нужно, ей и так страшно. Сейчас все выясним. Эй, малышка, – я присел на корточки и заглянул в мокрые глаза. – Ты как? Не бойся, я тебя не дам в обиду.

– Да что вы с ней возитесь! – толстяк никак не мог угомониться. – Заберите у нее квас, и пусть идет отсюда.

– Ишь ты, какой умный выискался, а за товар ты платить будешь? – моментально взъелась продавщица.

– Почему это я должен платит за чужого ребенка? – возмутился дядька. – Пусть сходит домой и принесет деньги!

– Тогда стой и помалкивай! – припечатала тетка и объявила. – Пока не разберусь, квас отпускать не буду, – отрезала работница торговли.

– Вернется она, как же, жди! – насмешливо фыркнула какая-то дамочка из очереди.

– Ну, выяснил? Куда она деньги дела? Потеряла?

– Минуточку, – я протянул ладонь и осторожно вытер слезы с покрасневших от стыда и страха щек. – Скажи, пожалуйста, тебе мама денежку давала за квас?

– Да-а-вала, – кивнула девчушка, крепко сжимая в кулачках пояс сарафана.

– Ты их потеряла?

– Не-е-т, – замотала головой малышка.

– У тебя их отобрали?

– Нет, – чуть спокойней ответила девочка.

– Ты их спрятала, чтобы не потерять? – продолжал я допытываться под напряженное молчание очереди.

– Да-а-а, – русые хвостики на голове у ребенка закивали в такт ответу.

– А куда ты их положила, когда шла за квасом? – уточнил я, начиная подозревать неладное.

– В би-и-до-о-он! – всхлипнула мелкая и разревелась.

Через секунду толпа разразилась хохотом, не смеялись только продавщица и я. Торговка поджала губы и сосредоточено пялилась на тару, пытаясь сообразить, как достать оттуда монетки. Я же сдержанно улыбался, чтобы не расстраивать и без того расстроенную малышку.

– Не боись, сейчас все решим, – подмигнул я девчушке. – Ты только не плачь, ладно? – попросил и поднялся с корточек. – Сколько за квас?

– Тридцать шесть копеек, – буркнула продавщица.

– Держите, – протянул я рубль и добавил. – А меня большую, пожалуйста.

Очередь оживленно обсуждала происшествие, толстяк недовольно поглядывал на меня, осуждающе поджав губы. Но мне было плевать, чего он там себе надумал, главное, чтобы больше не лез ни к ребенку, ни ко мне.

Забрав свою сдачу, я протянул девчушке бидон, а сам подхватил пол-литровую кружку с квасом, которую протянула мне недовольная торговка.

– Ну все, беги домой, – сказал я малышке, собираясь снова нырнуть в тень и спокойно выпить кружечку кваса.

– А как же денежка? – пропищала девчонка. – Как я вам ее отдам?

– Да никак, – отмахнулся я. – Все в порядке, солнышко, беги домой, мама небось уже волнуется.

– Нельзя так к деньгам относится, – возмутилась интеллигентка из очереди. – Девочка права, идите с ней, и пусть мать вернет вам деньги.

– Правильно, нечего нахлебников плодить, – обрадованно поддержал дядька, видать, дома поскандалить не с кем было.

– Спасибо, граждане, – громко поблагодарил я. – С деньгами своими я уж как нибудь сам разберусь, – улыбнулся вежливо, отвернулся от толпы и нырнул поглубже в тень под дерево.