Капитан Ганоэ, уже окончательно пришедший в себя, с первого взгляда оценил ситуацию и, схватив меня за руку, воскликнул:

– Джек, мой спаситель! Последнее, что я помню, это то, что ты повернулся, чтобы схватить меня в объятия. Это действительно было очень опасно. Но почему ты рисковал своей жизнью, чтобы спасти мою?

Я практически не произнесла ни слова с тех пор, как тревога прервала нашу беседу в каюте, и чувствовала, что если сделаю это сейчас, отвечая на такой вопрос, то выдам свою слабость и, возможно, свою тайну, которую я решила охранять как никогда тщательно. Однако, к счастью, он не стал дожидаться ответа, а со свойственной ему заботой об экипаже и безопасности корабля спустился вниз, сказав:

– Пойдемте, мои синяки не так уж серьезны, и мы должны позаботиться о матросах, осмотреть корабль и выяснить, насколько это возможно, в каком месте мы находимся.

Как раз когда мы спустились на палубу ниже, нам встретились Пол Хьюстон, инженер, Пэт О'Брайен, второй помощник, и Майк Галлахер, юнга из кают-компании. Они отлично поняли, что произошло, и опасались, что мы были ранены или убиты ледяным потоком, обрушившимся на верхнюю палубу. Они сообщили, что с экипажем все в порядке и что судно, по-видимому, не пострадало.

Мы прошли вокруг корабля, внимательно осматривая стены нашей ледяной тюрьмы с помощью мощного прожектора, который высвечивал каждую щель. Мы находились в замкнутом пространстве, которое давало судну более чем достаточно места, чтобы развернуться при осторожном управлении. Мы убедились, что огромные нависающие ледяные горы, между которыми мы лежали и которые грозили нам мгновенной гибелью, на самом деле были нашим спасением. Когда землетрясение раскололо два больших ледяных поля, эти горы одновременно начали обрушиваться на корабль и, встретившись далеко вверху, образовали массивную арку, которая предотвратила закрытие канала в этом месте. То тут, то там в ледяной крыше появлялись прорехи, но в основном сталкивающиеся массы тесно прилегали друг к другу. Единственным уроном для корабля стала глыба льда, упавшая так близко от капитана Ганоэ. Судя по количеству осколков весом от одного до нескольких фунтов, которые были разбросаны по верхней палубе, было удивительно, что нам удалось спастись без серьезных травм.

Когда осмотр был завершен, мы вернулись в библиотеку, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Обращаясь к Баттеллу, капитан Ганоэ спросил:

– Каково ваше мнение о ситуации?

– Я не вижу непосредственной опасности, – ответил капитан Баттелл. – Через несколько часов при нынешнем сильном холоде этот ледяной массив превратится в одну сплошную глыбу. Но если нас не раздавит льдом, одному Богу известно, когда мы выберемся. Что касается настоящего момента, то мы находимся в самом удачном положении. Лучшего места для зимовки в этом холодном краю не найти. Мы хорошо защищены от холода, и рыбалка будет хорошей, поскольку это отличное место для продыха, где рыба будет собираться, чтобы подышать воздухом. Мы сможем заготовить достаточное количество корма для собак, и я склонен полагать, что мы сможем поймать кита и заготовить жир для топлива.

– Но как вы думаете, сколько времени пройдет, – спросил капитан, – прежде чем у нас появится возможность вывести судно из льдов?

– Я бы не рискнул предсказывать, – ответил Баттелл. – Одно можно сказать наверняка. Мы запечатаны на зиму, и может статься, что всего лета будет недостаточно, чтобы расколоть ледяное поле, в котором мы оказались. Так что, возможно, нам придется провести в заточении год или два. Неизвестно, как долго мы будем в плену.

– Что ж, тогда, полагаю, – сказал капитан, – нам остается только ждать.

– Да, – сказал Баттелл, – это все, что мы можем сделать, и, – добавил он, улыбаясь, – это не потребует от нас больших усилий. Но, – заметил он после паузы, – с нашей стороны потребуется приложить некоторые усилия, чтобы обеспечить достаточное количество физической активности и развлечений для сохранения здоровья и дисциплины экипажа, и тогда у нас будет реальная перспектива освободиться ото льда, когда произойдет разлом.

– Это хорошая мысль, – сказал капитан Гано, – и я думаю, что было бы неплохо собрать команду и организовать регулярную систему занятий и развлечений. И, – повернувшись ко мне, продолжил он, – что можешь сказать ты, Джек? Никогда не подозревал, что ты такой молчаливый. В чем дело? Неужели тебе нечего добавить и нечего предложить?

– У меня, конечно, есть мнения, и я мог бы высказать несколько соображений, – заметила я, – но прежде чем это сделать, я хочу ознакомиться с имеющимися условиями. На данный момент только одно кажется несомненным, а именно то, что мы заперты во льдах на несколько месяцев, а возможно, и на долгие годы. Это даст нам достаточно времени для всестороннего осмысления. Нет никаких причин торопиться с введением какой-либо жесткой системы, чтобы сохранить дисциплину экипажа. Нет никакой опасности, что они покинут корабль, и мы вполне можем позволить себе подождать, пока новизна нашего нынешнего окружения не улетучится.

– Вы правы, – сказал капитан. – Конечно, в нашей нынешней обстановке есть новизна, которая на время привлечет всеобщее внимание и предотвратит уныние, но вскоре она исчезнет, и монотонность нашего заточения станет невыносимой, за исключением самых дисциплинированных умов. Особенно тяжело придется нашим простым морякам, необразованным и лишенным тех бесчисленных источников отдыха и развлечений, к которым мы имеем свободный доступ. Что вы будете делать, когда наступит это время?

– Что касается меня, – сказала я, – то у меня есть доступ к библиотеке, и я действительно буду наслаждаться общением с самыми яркими умами и благородными личностями Земли, как прошлого, так и настоящего. Если бы я мог предложить что-нибудь для облегчения жизни простых моряков, кроме таких упражнений и развлечений, которые необходимы для здоровья, я бы организовал для них школу и постарался сделать эти столь возвышенные удовольствия доступными для них, расширив их знания, дав им более широкий взгляд на жизнь и более высокие устремления. Это также обеспечит нас необходимой и полезной работой и, несомненно, предоставит нам великолепную возможность делать добро другим и в то же время расширить наши собственные знания о человеческой природе и проследить влияние, оказываемое средой, на массы, которые не пользуются преимуществами гуманитарного образования.

– Ваше предложение, – сказал капитан, – верно в отношении более образованных людей, но для простых моряков оно бесполезно и, возможно, вредно. Помните старую пословицу: "Недоученный хуже неучёного". В той мере, в какой нам удастся привить им более широкие взгляды на жизнь и более высокие устремления, мы добьемся лишь того, что они будут недовольны своей участью, а значит, ослабим дисциплину, от которой зависит всеобщая безопасность. Все, что мы можем сделать для простых моряков, – это обеспечить им такие полезные упражнения для мышц, которые обеспечат им хороший аппетит и позволят наслаждаться отдыхом и сном. Они не оценят умственного пиршества, которое вы по доброте душевной устроите для них. Их подготовка была физической, и, следовательно, их удовольствия должны быть того же характера. К ним не применимы те же правила, что и к натренированным интеллектуалам.

– Если вы так считаете, – сказал я, – то мои предложения излишни. Вы – владелец и старший офицер "Ледяного короля", и, разумеется, хорошая дисциплина требует, чтобы ваша воля была законом. Вы должны лучше меня понимать материю, из которой состоит ваш экипаж. По долгу службы я не общался с вашими матросами и, конечно, практически ничего о них не знаю, кроме того, что вижу, что они храбры и исполнительны. Но, тем не менее, исходя из общих принципов, я верю, что природа заложила зародыши всего хорошего и благородного в каждую человеческую душу, а если это так, то все хорошее и благородное может быть развито в них под соответствующим влиянием, ничуть не умаляя их полезности как простых рабочих; Кроме того, стремление возвысить их приближает их к нам и, как мне кажется, будет способствовать возникновению чувств взаимной любви и доверия, которые укрепят, а не ослабят ту безупречную дисциплину, которая имеет такое неоценимое значение для экспедиции, подобной этой, когда безопасность и благополучие каждого отдельного члена имеет жизненно важное значение для безопасности и благополучия всего экипажа.