«…Уильяма отправили ко дворцу государя. Не сомневаюсь, что он сразит там всех знанием изящных манер и этикета…» «…Уильям Перси уже рыцарь … позже расскажу подробно сколь пышна была церемония его посвящения…» «…Государю описали оруженосца Уильяма Перси как наихрабрейшего. Боже, куда катится этот мир, если человека, далекого от военного дела, посвящают в рыцари…» «…он несколько дней соблюдал строгий пост и каялся. После исповеди и приобщения святых тайн новик, облаченный в белую, как снег, льняную одежду, отправился в церковь, где должен был провести ночь в преклонении перед Богоматерью. На рассвете его отвели в баню – великодушно простите за такие подробности. После того, как вымывшись, он вышел оттуда, сопровождавшие его рыцари надели ему на шею перевязь с мечом, уложили в постель и покрыли простым белым сукном в знак того, что он прощается со сквернами мира сего и вступает в новую жизнь…» «…в церкви священник благословил меч новика и долго читал псалмы и поучения… P.S. Перед посещением церкви Уильяма все же достали из постели…» «…по окончании обряда восприемники увели новика в комнаты и там его одели. Сначала на него надели нечто вроде фуфайки, а на нее газовую тканную золотом рубашку, затем его облачили в кольчугу и накинули на плечи мантию, всю испещренную цветами и его гербами…» «…Шествие кандидата было самое церемонное, под звуки барабанов, труб и рогов. Впереди этой процессии шли знаменитые рыцари и несли на бархатных подушках доспехи, которыми вооружили Уильяма по прибытии на место, только щит и копьё вручили после освящения…» «…Дорогая Алисия, послушайте несколько статей из книги рыцарских законов. Сомневаюсь, что Уильям будет должным образом исполнять их…
…Рыцарям вменяется в обязанность иметь страх божий, чтить Его, служить Ему и любить Его; сражаться за веру; умирать, но не отрекаться от христианства.
…Сомневаюсь, что рыцарь Перси намерен умереть за что либо из перечисленного – слишком он привязан к земному, чтобы погибнуть ради небесного…» «…Да не обидят рыцари никогда и никого и да убоятся более всего злословием оскорблять дружбу… Язычок Уильяма очень остер, не раз уже мне приходилось слышать от других сплетни, передаваемые моим товарищем обо мне…» «…Они должны избегать всякого обмана и лжи… Без обмана и лжи вряд ли бы Уильям так быстро завоевал расположение всего двора и лично государя…» «…Да не употребят они никогда в дело острие меча на турнирах и на других увеселительных боях… Мой друг избегает турниров как чумы – оно и понятно, там меньше всего пригождается язык и более всего нужны сила и ловкость…» «…жажда прибыли или благодарности, любовь к почестям, гордость и мщение да не руководят их поступками, но да будут они везде и во всем вдохновляемы честью и правдой… без золота нынче не проживешь, а оно водится, как известно, только у тех, для кого честь и правда, что воздух – ни увидеть, ни осязать, пустой звук или вроде того…» «…По окончании чтения рыцарского устава Уильям преклонил колено перед государем и поклялся тщательно блюсти законы и наше славное рыцарство. После чего государь своим мечом три раза ударил по плечу новоизбранного, дал ему троекратное лобзание…» «…сама супруга государя повязала ему, новому рыцарю, шарф, прикрепила перья на шлеме и препоясала его мечом…»
«…герольды начали играть в трубы. Уильям под эту музыку с трудом взобрался на коня и предстал перед народом, не умея толком держать копье и поводья…» «…во время пиршества по случаю посвящения мой героический друг сидел по правую руку государя и дамы наперебой восхваляли его храбрость (я смеюсь), его мужество (я смеюсь), его ловкость (я смеюсь), его неустрашимость (умираю со смеха)… что с ним будет, если он все-таки отправится на войну? Храни его бог от баталий, уж лучше пусть воюет при дворе – славы больше и крови меньше…» «…меня тоже посвятили в рыцари. Дело было так. Нам нужно было водрузить знамя на усеянной железными остриями вражеской башне. Я взялся за такой подвиг и, можно сказать, в одиночку совершил его, так как товарищи, поддерживавшие меня, все погибли. Сам обряд посвящения был прост. Вечером перед заходом солнца наш начальник ударил меня своим мечом три раза по плечу и произнес: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, и святого великомученика Георгия жалую тебя рыцарем. Затем произошло обычное троекратное лобзание. Далее не последовало никакого угощения, потому что в тот день погибло много наших воинов и было бы неуместно предаваться веселию, покуда их трупы еще не успели предать земле…» «…Также мне было дано прозвище «Стальное сердце», которое только в будущем надеюсь оправдать…»
Алисия в своих письмах открывала Генри самые сокровенные тайны своего сердца, в чем-то поучала его, где-то останавливала и предупреждала, где-то радовалась, как только может радоваться чистое невинное сердце, а где-то глубоко печалилась, как ребенок – просто, светло, без тени эгоизма.
«…Мне было очень грустно, когда вы уехали. Казалось, солнце померкло, все звезды попадали со своих мест, и царица-луна навсегда облачилась в тёмное платье из облаков и туч…»
«…Вы пишите о дружбе с Уильямом Перси, а помните ли, что я считалась вашим единственным другом долгое время? Надеюсь, вы счастливы и все у вас хорошо…» «… Ваши дьявольские искушения кажутся мне признаками взросления и огрубения души. Увы, юноши, приобщенные к оружию в большинстве своём не нуждаются в Боге или нуждается в нем только в качестве помощника в своих ратных делах…» «…вы много пишете о делах и ни слова о чувствах. Неужели я для вас стала всего лишь воспоминанием из детства…» «…истинный рыцарь всегда ищет чем угодить своей даме…» «…благодарю Бога, что теперь называюсь вашей невестой.
Было неожиданностью увидеть вас на пороге нашего замка после многих лет разлуки… Жаль, что при встрече не смогла сказать вам сколь вы похорошели и возмужали…» «…берегите себя: турниры очень опасны для жизни и здоровья. Страшно, если вас ранят, впрочем, помните наши детские игры? Я повзрослела и приобрела некоторые познания во врачевании и могу быть полезна, если вдруг придется вас лечить…» «…с нетерпением жду, когда вы вернетесь с войны… мой единственный рыцарь, я люблю вас и мечтаю о том дне, когда смогу наконец, стать вашею супругой по праву…»
«…Алисия, страшно произнести, но война что-то сделала со мной. Я теперь не такой, каким вы знали меня прежде, посему едва ли отважусь назвать себя вашим женихом. Мне внушали, что я должен быть ангелом-хранителем для всех несчастных, обездоленных, скованных по рукам и ногам. Мне внушали, что я должен устремляться к любому угнетенному и оскорбленному, едва заслышав его призыв. От меня, так учили, требуется быть сосредоточением сил добра, квинтэссенцией любви к простому народу, томящемуся в ожидании мстителя, угнетаемому деспотическими законами власть имущих, оклеветанному, поносимому публично, горько рыдающему от многочисленных наказаний и поборов. И что же: я убиваю одних, чтобы властвовали другие, я заставляю трепетать врагов по сути не сделавших мне ничего – мой сюзерен называет их врагами и заставляет идти на бой с ними. Вы не знаете, но я заядлый дуэлянт, потому как к дуэлям обязывает меня выдуманный мне подобными кодекс чести. Я бьюсь на турнирах только ради того, чтобы изувечить какого-нибудь менее удачливого рыцаря и чтобы глупая толпа отдала мне предпочтение и не менее глупая девушка водрузила на мое чело венок победителя. О, нет, я не достоин вас! Я не достоин называться рыцарем! Я совсем не «стальное сердце», напротив, сердце мое возмущено реками крови и бесчестия. Уильям Перси тысячу раз лучше меня, ведь он никого еще не ранил, тем более не убил. Щит, шлем, панцирь, копье, меч не для меня. Бердыш, кинжал, булаву пусть держат те, кому по душе насилие и жестокость, а я, кажется, обрёл религию, и, кажется, обрёл Бога. Это было внезапно, это было так, как будто я стоял на высокой горе и меня насквозь продувал сильный свежий ветер. Мой удел – странствия! Мой удел– нора отшельника! Не могу объяснить как из воина и дуэлянта я все более и более склоняюсь к монашескому чину. Только вы свидетель моего превращения. Только вы знаете мою душу и сердце лучше меня самого. Прощайте! Не скоро вы услышите обо мне! Простите, что обесчестил вас отказом вступить с вами в Богом благословенный союз. Скоро от меня останутся тень и ветер. Сии субстанции крайне не долговечны, значит, скоро, подобно им, я исчезну. И благодарю за то Господа Нашего Владыку земли и небес. Аминь».
