Девяносто три года. Не так уж и много для мага. Многие проживали в полтора раза больше и оставались бодры, даже наложниц имели. Но все зависит от человека, все зависит от ситуации — и ситуация Креола такова, что он в последний раз поднимается по ступеням Вавилонской башни.
Храм Этеменанки готовился принимать высокопоставленных лиц. Жрецы суетились, выметая пыль и моя огромный кумир Энки, выскабливая грязь из складок его набедренника, из колосьев, что бог держал в руках.
Солнце поднялось так, что свет падал точно в двери, и блестели лучи на плешивых макушках. Жрецы специальными составами выводят все волосы на голове и теле, из-за чего Шамшуддина при жизни часто принимали за жреца…
Креол прошествовал прямо к кумиру Мардука. Из ниш смотрели слепыми глазами адоранты — статуи правителей, жрецов, сановников, богачей. Сейчас это настоящее поветрие — каждый, у кого есть лишние сикли, заказывает свой адорант и дарит его храму… жрецы уже берут деньги, чтобы ты стоял на месте получше, повыше, поближе к кумирам и алтарям.
Очень душеспасительная это вещь — адорант. Твой каменный представитель. Ты сидишь дома, занимаешься своими делами, дрыхнешь, жрешь или сношаешь какую-нибудь кар-кида… но в то же время и как бы находишься в храме. Как бы молишься. Как бы служишь богам. Каждая секунда засчитывается в твою пользу, и ты всего за несколько сиклей золота превращаешься в человека поразительного благочестия.
А в храмах попроще и золота не нужно, серебра хватит.
Адоранты Креола в храмах тоже стоят. Только не в этом, а в урских. И сейчас он не собирался полагаться на каменных представителей — лично уселся у каменного постамента, с минуту смотрел в лицо своему богу, а потом перерезал горло принесенному с собой ягненку.
Еще маг поставил перед кумиром кувшин пива и воскурил благовонные масла, а на каменную тарелку положил не одну, не две, а целых три снизки сиклей золота. Поливая кровью алтарь и раскладывая на нем лепешки, Креол тихо говорил погребальный псалом:
О могучий и сильный,
Пожалей того, кто был мне отцом,
О высокий и сильный,
Пожалей ту, кто был мне матерью,
О владыка страны,
Пожалей ту, кого звали Тхари,
О владыка благостных слов,
Пожалей того, кого звали Балих,
Отец мира Мардук,
Пожалей того, кого звали Шамшуддин,
Пастырь шумеров,
Пожалей того, кого звали Хе-Кель,
Сам создавший себя,
Пожалей того, кого зовут Хиоро,
Сильный, царь человеков,
Пожалей ту, кого зовут Мей’Кнони,
Ты, дающий покой,
Пожалей того, кого звали Энмеркар…
Креол долго говорил этот псалом. В нем можно просить как за мертвых, так и за пропавших без вести, но нельзя ни разу повториться в эпитетах Мардука. Креол знал их несметное множество, так что вспомнил всех, кого смог, и попросил даже за окончательно умершего четыре года назад императора. Последние годы Энмеркар Второй был почти что растением, жизнь в нем поддерживала только магия, а фактически правил наследник, царевич Лугальбанда.
Тот самый, что только что вошел в храм с младенцем на руках.
Внук императора Энмеркара. Он родился три дня назад, и сегодня пришло время предъявить его богам и дать имя.
Креол поднялся на ноги и подошел к императору Лугальбанде Первому. Обменялся с ним короткими кивками, даже не посмотрел на сановников в пурпурных одеяниях и мазнул презрительным взглядом по Трою, что тоже зачем-то приперся в храм. Словно не страшится, что Мардук при виде его гнусности содрогнется от омерзения и погубит мир в Третьем Потопе.
Хотя Мардук должен понимать, что у Троя совести нет, так что губить из-за этого подонка честных людей не станет.
Гордый и счастливый император возложил младенца на алтарь. Его первый сын, наследный царевич Шумера. Императрица Нисун уже принесла мужу трех дочерей, но сына — только теперь, на одиннадцатом году брака.
Лугальбанда не уставал ей повторять, что дочери — это тоже хорошо, от предыдущей жены у него детей вовсе не было… но все-таки ему необходим сын.
И даже не ему, а государству.
Креол покропил младенца жертвенной кровью. Пара капель попала в глаза, и ребенок принялся орать. Голос у него оказался крепкий, сильный… даже какой-то басовитый.
— Что, любишь кровушку? — хмыкнул Креол. — Предрекаю сему кульку долгую жизнь, славное правление, военные победы и великие подвиги… имя-то придумал, государь?
— Гильгамеш, — гордо произнес Лугальбанда. — Царь-герой.
— Ничего так, с претензией, — одобрил Креол. — Живи долго, юный Гильгамеш, и соответствуй славному имени.
Про себя, однако, маг, подумал, что этот Гильгамеш будет просто еще одним императором в череде. Через три-четыре столетия никто и имени его не вспомнит, как сейчас мало кто помнит, как звали старых императоров. Сейчас вот правит Лугальбанда. До него был Энмеркар Второй. До него — Энмеркар Первый. До него — Мескингашар. До него — Хеттья. До него — Ашимбаббар. А до него?.. Креол не помнил.
И ему было плевать.
Обязанности Креола на этом закончились. Ему не следовало уходить сразу же, среди первых, но он не видел, что еще может сделать. Простившись с императором, маг сослался на неотложные дела и зашагал к выходу.
— Эй, дядюшка!.. — донеслось вслед. — На два слова!..
— Пшел на хер, — ответил Креол, даже не замедлив шага.
Его это все больше не касалось. Из Вавилона он полетел прямо в Шахшанор — отдать последние распоряжения и провести последние эксперименты. Креол хотел еще разок убедиться, что все пройдет как надо, потому что в таких вещах ошибки недопустимы.
Рабов за последние годы в Шахшаноре поубавилось. Креол перестал заводить новых, а старых… тех, что по той или иной причине погибали, он отправлял на север, а часть распродал, потому что вообще обратил изрядную часть имущества в деньги.
Ни одной наложницы в живых тоже не осталось, все ушли в Кур прежде своего господина. Последняя скончалась два месяца назад.
Слава богам, не придется думать, что с этой старухой делать.
В Шахшаноре Креола встретил своего последнего гостя. Магистр Гвебе, сын Шамшуддина и ученик Хе-Келя. Возможно, однажды станет архимагом, хотя Креол и сомневался.
— Мир тебе, о Верховный, — склонил голову тот в почтительном поклоне. — Я получил твое послание и прибыл по твоему зову. Чем я могу тебе служить?
— Шахшанор твой, — бросил Креол, идя мимо него.
— А?.. что?.. — заморгал Гвебе.
— Я там все написал на табличке, — отмахнулся Креол. — Забирай и делай что хочешь… да чрево Тиамат!..
— Что?.. — повторил Гвебе.
Креол стиснул подлокотник, глядя в распахнутое окно. Оттуда доносились вопли и там… ох, какая усталость отразилась на лице мага. Он-то надеялся, что хоть с этим будет теперь покончено.
Нет, надо было его все-таки убить. Куда это годится?
— Кто это? — встал рядом Гвебе, с ужасом глядя на чудовище.
— Это Трой опять прислал гостя, — ответил Креол, влезая на подоконник. — Не волнуйся, я сейчас его убью, и можешь заселяться.
Себетту. Проклятый ублюдок превзошел сам себя, послав по душу Креола высшее темное создание, демона огромной силы. За всю историю их вражды Шахшанор еще не видал настолько великих угроз.
Именно сейчас, когда Креол собирался спокойно сдохнуть!
Себетту похож на человека… очень крупного и мускулистого человека с длинной бородой, шестью бычьими рогами и орлиными крыльями. Они страшно сильны, дышат огнем, а сражаются огромными мечами, чьи лезвия источают яд. Тварь уже разрушила защитные печати, сокрушила часть стены, убила двух рабов и обратила в бегство остальных.
— Пошел вон! — рявкнул Креол, приземляясь рядом и раскручивая цепь. — Мне не до тебя!
У него болела спина. Девяносто три года — это девяносто три года, а он не спал двое суток, выстоял долгую церемонию и несколько часов летел из Вавилона в Ур. Он собирался распорядиться судьбой родового поместья, а потом покинуть его навсегда.
