Дорога была пустынной: ни пешеходов, ни автомобилей, никаких других признаков жизни. Где все были? Завтра человечество погибнет, а они где-то есть. Чем они занимаются? Как можно чем-то заниматься, когда их дни сочтены!
Я добавил скорость. Минут через двадцать меня нагнал Audi.
– Садись, милый, – сказала Софи-Марго и открыла передо мной дверцу.
Не обращая на неё внимания, я продолжал бежать. Некоторое время мы двигались параллельно. Потом она остановила автомобиль.
И я остановился.
– Дай телефон!
Она вернула мой телефон. Я повертел его в руках, но позвонить не решился, потому что мой телефон прослушивался: голос забьют, заглушат, и мама родная не поймёт, что я хотел сказать.
Я подождал, пока на дороге не появился прохожий. Тогда я у него попросил телефон и уведомил МЧС, ФСБ и ГРУ. Сказал, что на человечество надвигается смертельная угроза. Мою информацию приняли. Её проверят и доложат президенту. Дальше дело за мировыми лидерами, которые должны выйти на инопланетян и договориться о недопущении распространения вирусной инфекции. Сумеют ли они договориться? Остановят ли пандемию? Сложно сказать. Если не найдут взаимопонимания, то вирус сожрёт человечество.
Я вернул телефон и сел за руль Audi.
– Поедем ко мне домой.
Софи-Марго покорно согласилась. Но в дороге с ней что-то случилось. Она забеспокоилась и стала меня торопить:
– Быстрей, Миха, быстрей!
– Куда мы торопимся? – недовольно проворчал я.
Она подернула плечами.
– Туда, куда все торопятся. Навстречу смерти.
Я присмирел.
– Нас убьют?
Она не ответила. Только повела бровью. Что ж, понятно. Нас не пожалеют. Она была предателем, а я – шпионом. Точно убьют!
Проехав метров триста, я свернул в лесок и предложил заняться любовью.
Мы разделись и разложили автомобильные кресла. И сделали это так, как в последний раз: жадно, страстно, досыта. У нас ещё оставалось время, и мы поехали домой. Заказали еду в ресторане. Накрыли праздничный стол, зажгли ароматические свечи и включили классическую музыку. И с удовольствием поужинали. Потом приняли душ, одели чистое бельё, легли в чистую постель и стали ждать смерть.
Смерть не приходила.
Мы лежали и ждали, и смотрели в потолок. Боялись заснуть и всё же заснули. А утром, когда я проснулся, Софи-Марго уже не было.
Выглянув в окно, я увидел памятник: что ему сделается? Он же памятник! Стоит больше десяти лет и не меняется: с прямой спиной, оттопыренной рукой и строгим затылком Магомаева.
По степени упорства он меня превосходил. Это факт. Но и я был упёрт. Я хотел выжить. И звёзды сместились и сошлись в моей судьбе. Инопланетяне отменили смертный приговор. Наверное, посчитали, что я нужен для связи с людьми. Мы оба – я и Софи-Марго, были маленькими винтиками в сложных противостоящих системах.
Я позвонил ребятам в ГРУ. Они сказали, что новостей пока нет. Позвонил знакомым в Германию. Там тоже новостей не было. И в Америке, и в Австралии, и в Азии. Весь мир ждал новостей. Весь мир надеялся, что земляне повлияют на пришельцев и пандемия не случится. Люди надеялись на понимание. Но инопланетяне не хотели понимать. На переговоры не явились. В человеческие беды не вникли.
На следующий день они запустили вирус, и погибло две трети населения. Это было страшное время. Москва опустела. Весь мир опустел. Человеческая скорбь была огромной. Огромнейшей! Но не бесконечной.
Как только закончился локдаун, люди прекратили скорбеть и занялись своим обычным делом: они размножались, завоёвывали материальные ценности и добывали всевозможные блага.
Инопланетяне затихли. Их не было видно и слышно. И тогда люди засомневались: а были ли вообще инопланетяне? Разве кто-нибудь их видел? Зелёных человечков, огромных рептилий или железных монстров? Нет, их никто не видел. Некоторые утверждали, что инопланетяне принимали человеческий облик, растворялись в людской массе и творили грязные делишки от имени людей и всего человечества! Доказательств этому не существовало. А раз не было доказательств, значит, инопланетян не было. Люди отказывались верить в инопланетян, позволяя пришельцам из космоса вмешиваться в их дела и подменять своё сознание сознанием инопланетян. Пришельцы действовали изнутри: в облике человека против человека и на благо природы, в которой не было человека!
Время шло, и наступил момент, когда власть на Земле полностью захватили пришельцы.
Глава 5. В плену у обстоятельств. Бордель
Я держался за службу, как за возможность выжить. Боялся перейти на иждивение и превратиться в животное, посаженное в нейросеть. Только тот, кто работал, жил и оставался человеком, остальных правительство инопланетян переселяло неизвестно куда, и они пропадали неизвестно как.
Утром я уходил в министерство, вечером возвращался домой. В свободное время я шарил по интернету и взламывал сайты. Это было моим хобби. В моей коллекции имелась переписка королевской семьи Британии, досье ФБР на Мухаммеда Али, стратегические планы НАТО, архив на двойников Сталина, медицинская карта Джо Бадена, состав гарема президента Танзании и многое другое, что представляло исторический, политический и даже военный интерес.
Однажды я вскрыл сайт ночного клуба «Big». Этот клуб был интересен тем, что в нём собиралась элита и приглашались инопланетяне. Всё происходило на Никитской, в двух шагах от моего дома. В этом здании когда-то, лет пятнадцать назад, располагалась детско-юношеская спортивная школа, где я, будучи подростком, отрабатывал свой первый фуг.
На входе меня остановил швейцар. Я дёрнулся, как на приёме у стоматолога, и стал ждать, пока он куда-то позвонил, с кем-то переговорил и, наконец, впустил меня в клуб.
Я вошёл и удивился переменам: появилась колоннада, кожаные диваны, венецианские зеркала и позолоченные люстры. Всё обросло роскошью и величием. Задышало деньгами.
Меня не покидало ощущение, что я находился в фокусе нескольких видеокамер. Наверное, так и было. Неприятное ощущение усилилось, когда я увидел Артура, бывшего моего сокурсника, а ныне хозяина элитного клуба «Big».
Он летел по вестибюлю с широко раскинутыми руками.
– Здравствуй, дорогой! Как я рад тебя видеть!
Я грустно усмехнулся: конечно, не рад. Мы никогда не дружили, существовали параллельно и скорее недолюбливали друг друга, чем просто терпели. И вот сейчас, спустя много лет, Артур защёлкнул меня в объятьях и обдавал слащавой тошнотворной фальшью. Одеревенело выгнув спину, я стоял не шелохнувшись.
Это не смутило Артура. Он был продуманным человеком: никогда не рубил с плеча, не высказывал мыслей вслух, держал кулаки в карманах и всегда метил не в бровь, а в глаз.
Широким жестом хозяина он пригласил меня в кабинет, распорядился, чтобы подали вина, и до конца беседы не выпускал инициативу из рук: интересовался здоровьем моих родителей, возможностями карьерного роста, моим финансовым благополучием и причинами холостяцкого статуса. Мне нечем было похвалиться.
А вот Артур меня удивил. Я помнил его как туповатого парня, отвергнутого студенческим сообществом. Практически он был изгоем. Ему все отказывали в дружбе, а он всё лез и навязывался. Особенно старательно обхаживал элиту. Всегда приходил без приглашения, будь то яхта нефтяного магната, или дача австрийского посла, или ложе Большого театра. Словом, Артур был везде, где тусовались отпрыски богатых и именитых. И дело даже не в социальном неравенстве, а в разнице интересов, в непреодолимой пропасти, какая существовала между культурой московской элиты и скромного кавказского фермерства, к которому относился Артур.
Я к элитам не лез. Держался дистанционно. Мой статус был скромен. Бонусы добавлял отец, который был профессором и слыл уважаемым человеком среди преподавателей и студентов.
Генетической связью я не злоупотреблял. Учился хорошо. Умел за себя постоять. С друзьями был благодарным. С отца не мздоимствовал.