Американскую экспедицию на Марс должен был возглавить Скайльс. Узнав это, Гусев с удовольствием подумал: «На Марсе сочтёмся, мистер Скайльс!»

И, всё-таки, беспокойство Гусева нарастало. Каждый день он думал о том, как сократить перевес американцев в численности и ликвидировать отставание во времени.

Денег, что советское правительство выделило им, было мало, и Гусев снова уехал в Москву.

Его долго не было, но когда он вернулся, то завалился в квартиру к Лосю радостный, счастливый и возбуждённый:

– Будем строить не один, а три корабля!..

Лось уже давно так не смотрел на звёздное небо. Раньше он делал это часто и мечтательно, но после возвращения с Марса в его привычках произошла разительная перемена: он вдруг разучился мечтать.

Казалось бы, самое время настало мечтать! Ведь цель была достигнута, междупланетный перелёт удался! И это было только начало!.. Начало новой эры, которую открыл он, Лось, своим беспримерным путешествием. Теперь, когда проторена была дорожка, можно было смело осваивать междупланетные перелёты, запуская с каждым разом всё больше и больше кораблей.

Но именно тогда в нём что-то потухло. Как будто что-то сломалось в его сознании, какой-то винтик открутился, хрустнула какая-то пружинка. И всё…. Как оборвало! У него и тяги не осталось к новым полётам, как будто всё уже было осуществлено.

Гусев – и тот был задорнее и целеустремленней. Совершённое ими путешествие на Марс вдохновило его окончательно. Теперь он знал, к чему можно приложить огромную неугасимую энергию своего неуёмного характера, но всё это время с огорчением наблюдал те разительные перемены, что произошли с Лосем, и ничего не мог поделать, как ни пытался его приободрить. Лось был по-прежнему грустен, и эта печаль, странная и непонятная для Гусева, была ещё и не пробиваема для внешнего воздействия.

Имя этой печали было известно только Лосю – Аэлита.

С момента их поражения на далёком Марсе, с той поры, как её оторвали от него в пещере у Священного Порога, всё теперь казалось сном. Сном, где было и хорошее, и плохое, но только сном.

И вот вдруг, едва возможность вновь лететь стала реальностью, Лось снова научился мечтать и смотрел теперь на небо как прежде, как тогда, до первого полёта. Он словно вернулся к жизни и почувствовал её вкус, осознав, что может увидеть ту, которая была причиной его бесконечной печали.

Теперь каждый вечер, когда выдавались погожие дни, и небо было безоблачно, Лось с упоительным удовольствием смотрел на звёзды. И мечтал…. Мечтал, как снова совершит перелёт к Марсу, как опять ступит на его загадочную поверхность, как увидит её….

Он больше не хотел думать о том, что Аэлиты нет в живых. Прежде, хотя он всячески гнал её от себя, эта мысль ввела его в состояние оцепенения, в котором Лось пробыл так много лет. Он отрешился от мира и не мог без печали думать об Аэлите. Но теперь, зная, что вот-вот окажется на Марсе, Лось преобразился, посветлел, озарённый надеждой на скорую встречу. Теперь он даже не сомневался в том, что Аэлита жива, что она ждёт его, и что он выполнит данное ей когда-то давно обещание. А иначе, зачем ему было лететь на Марс?! Всё, что он хотел узнать о Марсе, он уже узнал, и этого было вполне достаточно для впечатлений на всю оставшуюся жизнь.

Но Аэлита! Только она была для него причиной всех причин! Лететь на Марс снова! Хоть сегодня, хоть завтра, хоть через пятьсот лет!

«Спасибо Гусеву! – думал Лось, удивляясь неуёмной энергии своего соратника. – Если бы не он, новой экспедиции на Марс не было бы!.. Впрочем, мне ведь предлагал лететь на Марс и Скайльс…»

Иногда мысли инженера путались. Он не знал, как относится к тому, что он сам выдал свои секреты Скайльсу. И он не знал, как теперь относится к тому, что ещё и американцы собираются лететь на Марс, используя его технологии, его опыт и знания.

С одной стороны, ему было всё равно. В конце концов, чем больше на Марсе человеческих существ, тем лучше. С другой стороны, Гусев был чрезвычайно недоволен возможностью такого обстоятельства. Он постоянно приглашал Лося на свои бурные выступления перед общественностью, где непрестанно утверждал: «Марс будет советским, вот увидите, товарищи!»

Его речи из раза в раз сопровождались бурными овациями одобрения, всеобщим ликованием, и тогда Лось думал, что действительно совершил большую ошибку, передав свои секреты Скайльсу. Без него, без его секретов американцы вряд ли смогли в ближайшее время построить межпланетные корабли.

***

Между тем, постройка межзвёздных аппаратов завертелась с удвоенной силой. Быстро воздвигли стапели для сооружения ещё двух. Чертежи были готовы, инженеры знали своё дело, рабочие, набравшись опыта, стремительно собирали всё по уже готовым образцам и лекалам, и у Гусева теперь было немного больше свободного вечернего времени.

Как-то, поздно вечером, он заехал на квартиру к Лосю и застал его всё в том же замечательном расположении духа, в котором инженер пребывал последнее время.

Вместе вышли они на балкон и уставились на звёздное небо, раскинувшееся над Петроградом.

Свиристели кузнечики где-то внизу, в сумерках двора, в летней прохладе угасшего дня. Гусев и Лось смотрели на блёклое небо, которое не хотело больше темнеть по причине очередного солнцестояния. В Петрограде был период белых ночей, и для астрономических наблюдений это было не лучшее время. Но Лось всё равно пытался разглядеть что-то на светлом небосклоне.

Гусев некоторое время наблюдал за его тщетными, трогательными попытками, потом спросил:

– Марс ищите, Мстислав Сергеевич?

– Да, – мечтательно покивал головой Лось.

Гусев удивился. Будто бы и не было тех лет, когда на Лося смотреть невозможно было без сожаления. «Вот ведь, что мечта делает с человеком! – думал про себя Гусев. – Ходил как в воду опущенный, а теперь! Вон, словно ожил! Нет, человеку непременно мечта нужна! Без мечты человек в жизни – пропащее дело!»

– Скоро полетим! – воодушевлённый своим открытием, произнёс вслух Гусев. – Полетим скоро, Мстислав Сергеевич!

– Да-а-а, – всё также мечтательно покивал головой Лось.

Всё было готово к старту. Пять межпланетных кораблей «Марсианской корпорации» стояли на стартовой площадке, охраняемой от бесчисленных зевак целой армией полиции. И теперь Крабс торопил его со стартом. Но Скайльс медлил. Он ещё и ещё раз просил баллистиков рассчитать траекторию полёта корабля. Но те давали лишь приблизительный результат. Вероятность промаха была высока. И они могли попросту промчаться мимо красной планеты и вылететь за пределы Солнечной системы. Поэтому решено было запустить межпланетные корабли по настигающей Марс траектории, огибающей его со стороны Юпитера. Она была гораздо длиннее, но гарантировала большую вероятность попадания в цель.

Однако Скайльс всё равно волновался, и всякий раз, когда должен был назначить время старта, откладывал это по какой-то совершенно пустяковой, надуманной причине.

– Слушайте, дружище! – как-то вечером, когда Скайльс в очередной раз придумал причину для отсрочки старта марсианской экспедиции, сказал ему Крабс. – Я построил вам корабли! Я, в конце концов, сделал вас очень богатым человеком!.. В чём дело?! Сколько я могу терпеть убытки и слушать эту вашу ахинею?! – Крабс был возмущён. – У нас всё готово!.. Всё, кроме одного, – вас! Так что, я прошу вас, – он дважды сделал ударение на слове «вас», – собраться с духом и назначить дату отлёта!

Скайльс сконфузился и промолчал. До этого вечера мистер Крабс с ним так не разговаривал, словно делая ему поблажку. Он лишь выслушивал его оправдания и ссылки на недоделки и неудобства, которые необходимо было устранить, и соглашался с доводами бывшего корреспондента, давая распоряжение устранить очередную обнаруженную недоработку.