– Сюда, посмотри сюда!
К дьяволу.
Я развернулся и вышел через вторые ворота, подальше от людей, вельмож, полезных знакомств и толстых кошельков.
Кто бы знал, что вместо короны турнира я куда больше хотел получить голову одного уродливого воснийца.
Через час, башня Восходов
– Да какого дьявола вам еще от меня надо? – я почти взвыл, ударив ладонью по столу интенданта Восходов.
Сегодня он даже был трезв. Смотрел на меня, вжавшись в спинку стула, лупал глазами. Медаль с «короной» турнира сиротливо лежала на столешнице. Блеклая и бестолковая.
– Бесплатно? По рукам! – уточнил я во второй раз. – Я готов, повторяю…
Я даже убрал обломок меча, когда зашел в комнату. И явно не собирался никого больше резать сегодня.
Мало. В Воснии всем всего мало!
– Э-э-э, – протянул этот пьяница и покосился на дверной проем. Я обернулся. Нас не подслушивали. Интендант зашептал: – Я никак не могу вас принять, поймите.
Я развернулся, прихватил один из стульев, с противным скрипом протащил его по полу и уселся напротив.
– Я только что взял корону турнира, вашу мать! Сколько у вас гвардейцев под флагом, которые фехтуют хотя бы вровень со мной?! Трое, двое?! Ринсу и вовсе сломали ребра…
Я снова ударил ладонью по столу. Подонок подпрыгнул на месте.
– Никуда я отсюда не денусь, если вы сейчас же не…
На лице интенданта разлилась боль. А я даже не начинал его бить.
– Не могу. Т-только не в Криге, милорд. Никак нет, смилуйтесь! – Он снова покосился на проем. – Ваши друзья…
«Большая удача, что Симон вас приметил. Через пару лет вы будете благодарны», – вспомнились слова Варда. Благодарности моей не было предела.
Взять корону турнира – путь к свободе? Ха! Я обманывал сам себя.
Я опустил плечи и выдохнул:
– Хочешь сказать, что я по жизни тут застрял?
– Мне искренне жаль, милорд, но…
– О, ты еще не представляешь, что такое сожаления, – я цедил слова. – Я третий год гнию в вашей помойке. И я забыл про милосердие. – Боль от синяков не утихала, я поморщился. – Знаешь, что случится дальше? С моими «друзьями»?
Интендант замотал головой:
– Я не с ними, поверьте! Никто их не люб…
– И с теми, кто им помогал? Увидишь. Начну с тебя. – Я положил пальцы на рукоять уцелевшей керчетты. – Выпотрошу и оставлю подыхать рядом с поганым ведром!
За словом – дело. Я поднялся с места.
– Стойте, стойте, я!..
Керчетта легко вышла из ножен и блеснула щербатым острием. Интендант зашарил руками по столу.
– Все, что я могу, – он еле лепетал и, не отрывая взгляда, вытащил лист бумаги. Открыл чернильницу. – Рекомендовать. И не просите большего!
Буквы неровно заплясали, появляясь под его пальцами. Лицо интенданта вспотело, будто его держали над костром. Я бегло прочитал слова за его ладонью:
«Предъявителю сего… Лэйн Тахари… рекомендован…»
Интендант в жизни так быстро не работал. Он подул на чернила, погрел смесь для оттиска и забормотал:
– Поклянитесь, что не покажете. Никому-никому!
– Как же я его вручу? – я нахмурился.
– Никому, кроме сержанта в Оксоле. Никому в Криге. – У него задрожала нижняя губа.
– Никому в Криге не покажу, даю слово.
Знал бы ты, пьянчуга, что я дважды не сдержал его и перед самим собой. Ударив печатью по письму, интендант рухнул на свое место. Я забрал свой билет на волю, развернулся к выходу.
– Ох и пожалею же я об этом, – запричитал пьяница за моей спиной. – Ох и пожалею…
– Это уж с какой стороны поглядеть, – хмыкнул я и спрятал письмо под рубахой.
Питейная «Выше неба»
– Слава победителям! – заорал Рут, стоило мне сунуться в питейную.
– Горе нищим, – осадил его я и уселся напротив.
Рут не смутился и заявил, что угощает.
– Это не обязательно, – заметил я тише. – Вард расплатился за турнир, – я похлопал по поясу. Зазвенели кровавые монеты. Бок до сих пор болел после того, как я падал на землю.
– О-о, – выпучил глаза Рут. Явно от восторга.
– Да брось! – Я отпнул табуретку, которую какой-то умник оставил под столом. – Мелочовка…
– О-о-о! – Рут навалился на столешницу, разве что слюной не истекал от жадности.
– Два десятка золотых, – я скривился то ли от боли, то ли от названной суммы.
– Матерь двойного солнца и ее исподнее! Да это же целое состояние!..
Мелочь, с которой не сунешься в поход и на два года.
Я дернулся, положил локти на стол и сделал слишком резкое движение.
– Беляк чуть не разбил мне голову, Рут. Дважды, черт тебя дери. – Я пытался распрямиться, но неловко шевельнул левым плечом. – Ты хоть… ау.
Вся радость победителя – неделю страдать. Даже в бордель не зайдешь.
– Тебе-то? Ха-ха! Да брось, ты бл-лестящий мечник. – Рут похлопал меня по плечу. К счастью – по правому. Его язык уже начинал заплетаться, слово он свое явно сдержал. – Сила. Мо-ощь!
В Воснии всем всего мало – теперь и Рут полез обниматься.
– Тише ты, уймись, – я вырвался из его объятий. После схватки мне все еще казалось, что и друг готов задушить, стоит только расслабиться.
– Лэйн из Дальнего Излома! Лучший ме-ечник, которого видывал свет! И я с ним пью! Друг он мне, слыхали?!
Я болезненно глянул в угол, где располагался самый шумный стол. Сейчас всякий бугай напоминал мне Беляка.
– Замолкни, Рут. Ты совсем сдурел, – еще не хватало драки.
Не прошло и пары минут, как к нам подсели. Я уперся лбом в ладонь и пытался пообедать, пока одинокие девицы Воснии строили нам глазки. Рут не возражал.
Я не одобрял его выбор в женщинах. Может, на том и держится мужская дружба. С Рутом нам было нечего делить, кроме нескольких кружек за столом.
– Говорят, Аткет до сих пор не может подняться. – Часто моргала воснийка по левую руку. – Неужто мужчинам только и нужно, что убивать друг друга?
– В самом мирном городе Воснии! – запричитала в ответ вторая.
Рут с подругами трещал не умолкая. Перехвалили каждый цветок в чертовом зале канцелярии. Говорили о мире, ценах на мыло и налоге на рогатый скот. О калеках, обнищавших после турнира, о любви вельмож к чемпионам…
Я скинул руку очередной подруги и вспылил:
– Все, к дьяволу. С меня хватит.
– Куда же вы? – томно протянула воснийка, под шумок объедая тарелку Рута.
Я даже с места не вставал, а со мной уже принялись спорить и уговаривать остаться:
– Мы только н-начали, дружище! Не обижай, во имя вс-сякой матушки на свете…
– Речь о турнирах, – вздохнул я.
Рут нелепо заморгал, дамы притихли.
– А помнится, я сам тебя-а отговаривал как-то раз. Вот точно дураком был! Ты уж прости. – Приятель уже был настолько пьян, что был готов извиняться за сущие пустяки. Бестолковый добряк. – Но ты погляди, как все вышло. Корона турнира, подумать только! – Он поднял кружку нетвердой рукой. – За кор-рону! Еще одну!
Рут заорал на несчастную девицу в заляпанном платье. Она не успевала.
– И ты был тысячу раз прав. К дьяволу эти ристалища, – сознался я, пытаясь устроиться на скамье так, чтобы не болели бока. Никак не выходило.
– Ну так и черт бы с ними, мил-ленькое дело! Такому умельцу найдется и другая работа в Криге, верно я г-говорю, дамы?
Воснийки не возражали. Особенно им нравилась щедрость Рута.
Я вздохнул. Ристалище все еще стояло перед глазами. Стоило оступиться на поле, и мне бы сломали шею. Хуже – ходил бы под себя до самой смерти, как бедолага Аткет, так и не взявший корону.
Главное – ни слова о скором побеге из Крига. Никому. Даже Руту.
– Тебе все просто, – фыркнул я и отпил сливянки. Горькая, зараза. Точно напоминает о том, в какой переплет я угодил. – Какой у меня теперь выбор? Вард мне и без ристалища шею свернет, если я сдам.
На лице Рута появилась наглая ухмылка. Такая же, как в тот вечер, когда он разбил цветочные горшки на балконе Эми.
