— Почему ты не хочешь, чтобы всё было просто, как у всех? — прямо просил он Славяна.

— Кого ты называешь всеми — Соколов?

— Нет!

— Ну так я и не Сокол. И ты не Сокол. Ты человек. Людь.

И тут вдруг пришли нужные слова, выскочили из самого сердца.

— Пока я служу тебе, — сказал Хаким, — в моей жизни есть смысл.

— Какой именно?

Вот ведь упырь, а не человек! Вцепился и не вырвешься.

— Я больше никогда не стану причинять боль, — ответил Хаким. — Я посажу деревья. У меня будет много детей. Я сделаю себе оазис, и в нём никогда не будут убивать.

— Ну и зачем тебе я — почву под деревьями унавоживать?

Хаким рассмеялся.

— Славян, ты сумасшедший, дэвана. В твоей голове плясали сорок дэвов и вытоптали все мозги. Ты мог бросить меня к своим ногам, водить на цепи как пса… Но ты сделал меня свободным. Просто так, ни ради чего… Зачем?

— За тем, что свободный может стать другом только свободному. А мне хотелось бы стать твоим другом. Если ты позволишь.

— Точно дэвана.

Славян усмехнулся плутовски, подхватил посуду и пошёл мыть её песком. Хаким засыпал кострище. Ох и весело будет анэршылнынам, когда на их многомудрые головы такое сокровище свалится. Не всё одному Хакиму мучиться.

— Славян, — спросил он друга, — а тебе не страшно всю жизнь быть господином только самому себе, и не иметь другого господина, защитника и покровителя, кроме себя?

— Мне всего двадцать один, так что о всей жизни говорить рано. А господином себе я никогда не был, и не буду.

От изумления у Хакима и голос пропал. Это с таким-то самообладанием? С такой силой?

— Но кем тогда? — выговорил-таки он.

— Другом. Я себе не господин, а друг. Если есть господин, то ведь должен быть и раб, верно? А рабом я не буду никогда. Даже себе самому.

— Сложно, — ответил Хаким. — Но красиво. Я подумаю. А теперь и поспать надо, за ночь много пройти придётся.

Он расстелил одеяло, лёг.

На соседнем одеяле пристроился Славян.

— Хаким, когда мы придём к стойбищу анэршы… — голос у Славяна стал неуверенным.

— Они пойдут за тобой к Весёлому Двору, — без колебаний ответил Хаким.

— Я не о том. Хаким, у меня есть семья. Они довольно влиятельные люди и, едва услышат, что я жив, захотят забрать меня домой.

— Ты не хочешь их видеть? — приподнялся на локте Хаким.

— Очень хочу, но не могу. Я не уверен, что безопасен для них. Чтобы сбежать, чтобы уничтожить Весёлый Двор, я стал наполовину Соколом. А владыка Нитриена всегда был им врагом. Ховен или Виалдинг запросто могли привесить на меня тайную оморочку, которая заставит убить брата. Или кого-нибудь из друзей… Это для меня они Дарик, Доминик, Феони. А для них — всего лишь владыки и повелители, фигурки на игровой доске! Я не могу рисковать жизнями тех, кого люблю, кому клялся быть братом и другом. — Славян сел, пронзительно, требовательно посмотрел на Хакима: — Сначала из полу-Сокола я должен стать полноценным людем, и только тогда смогу послать им весть. Когда буду точно знать, что не причиню никому из них вреда. Хаким, мне надо сменить имя. Что-нибудь простое, безликое… Алекс Шарифи, например… Никто даже не поймёт, европеец я, араб, пуштун, израильтянин или курд.

— Славян, я уверен, что ты чист как слеза ангела, но… Если ты так хочешь — пусть будет Алекс Шарифи. Ложись спать, Алекс.

— Спасибо, — благодарно улыбнулся Славян.

Опять его друг чудит. Но пусть его. Хаким поудобнее устроился на одеяле. И тут же насторожился: пустыня едва уловимо гудела и дрожала.

— Славян, к нам мчится стая бродячих упырей.

— Днём, по жаре — кто смог напугать их до такой степени? Звери не трусливые, тем более стаей. И, Хаким, не забывай, меня теперь зовут Алекс.

— Алекс, — послушно повторил Хаким. — Алекс, рыцари начали большую облаву, чем-то мы их напугали. Бери только лепёшки, воду, соль и оружие, остальное бросай, оно только помешает. Бежать придётся к развалинам дворца Музаффара. Скверное место, недоброе, но там легко спрятаться. Да будет к нам милостив аллах.

Бежать пришлось долго, сил у Хакима уже не остаётся, но сам он не остановится, скорее загонит себя до смерти.

— Стой, передохнём, — сказал Славян. — Я больше не могу.

— Алекс, мы должны добежать к развалинам раньше, чем нас нагонят рыцари или упыри. Даже не знаю, кто хуже.

— Три минуты ничего не дадут ни им, ни нам. Ты лучше подыши. — Славян показал ему дыхательное упражнение из вампирской системы самоисцеления, которое быстро восстанавливало силы.

Что-то странное было с землёй, на которой они стояли. Что-то очень знакомое и одновременно совершенно неожиданное. Славян огляделся, вслушался.

— Эх, зажигалки нет…

— Что? — не понял Хаким.

— Через огонь бы посмотреть! Здесь пространство какое-то странное, перетянутое, как сдвинутое…

— Это ты и сдвинутый, и свёрнутый. Бежим давай быстрее, да развалин ещё…

— Точно! — восторженно завопил Славян. — Хаким, ты умничка! И сдвинуто, и свёрнуто! Одновременно! Рядом, всего-то в полукилометре, путь в волшебную долину. Быстрая тропа. Оказывается, в пустыне эхо быстрой тропы довольно длинное, гораздо длиннее европейского. Или это одинарица такой эффект даёт? Но изысканиями заниматься некогда. Пошли, — потянул его Славян в сторону тропы.

— Ты что, — вырвался Хаким. — Ты куда собрался? Развалины в другую сторону.

Житель одинарицы о ходочанах знать ничего не может, тем более такой, кто ни разу в жизни не видел ни радио, ни телевизора. И волшебные долины для него только детская сказка. Зато чарокамный круг — вполне взрослая страшилка. Если даже в «просвещённой» Европе от него стараются держаться как можно дальше, то что говорить про неграмотного воина из бедуинского племени…

— Хаким, — подошёл к нему Славян. — Ты поверил мне в крепости. Ты верил мне в пути. Ты делил со мной воду, соль и хлеб. Я прошу, поверь мне сейчас. Просто поверь, и я найду дорогу, которая нас спасёт. Я знаю, что это очень трудно, но всё равно прошу — поверь. Ради твоего оазиса, ради деревьев, которые ты посадишь, ради детей, которые у тебя будут, Хаким, — поверь мне.

Хаким растерялся почти до остолбенения, слишком напугал напор мольбы — с такой яростью и силой полки в бой посылать, а не простого воина упрашивать, даже друга.