– А что это ты, сердешная, этакое выкинула, какие такие, простите за выраженьице, манускрипты-с? Неужто рукописи?

А дворничиха ему в ответ:

– Мела я себе спокойно, ваше благородие, прибирала участок свой. Глядь, а под кустом – всё ваше творческое наследие, прямо так и валяется. Ну, думаю, нет порядка! Взяла его, сгребла в охапку да и выбросила.

Побледнел русский писатель, на колени упал перед дворничихой. Рыдает в голос, волосы на себе рвёт да причитает:

– Что же наделала ты, окаянная? Как же теперь память обо мне в веках жить будет? Как узнают обо мне потомки? Как на наследии моём будут воспитываться литераторы?

Дворничиха стоит над ним, глаза выпучила, что сказать, не ведает. Вскочил тогда русский писатель, бросился к мусорной корзине истории, стал в ней рыться, мятые да грязные листки выхватывать. Да всё не то попадается: то Булгарин, то Кукольник. Встал он тогда на цыпочки, всем телом вперёд выгнулся – тянет руки вглубь, дальше ищет. Дворничиха тем временем в себя пришла, фартук оправила, в землю плюнула, да как даст русскому писателю метлой под зад, так что тот в мусорную корзину истории вслед за всем своим наследием полетел кубарем. Только его и видели.

Родила царица сына и не знала, как назвать его. Призвали тогда ко двору святого старца, славившегося своей мудростью.

– Нареки отрока своего Александром, – сказал старец. – И если сделаешь так, станет он святым воителем, великим защитником веры православной.

Обрадовалась царица и сделала так, как сказал старец.

Родила царица второго сына и снова не знала, как назвать его. И вновь послали за старцем.

– Нареки отрока своего Александром, – сказал старец. – И если сделаешь так, станет он могучим полководцем, великим защитником земли русской.

Засомневалась царица, но ослушаться святого старца не посмела и поступила, как он велел.

Родила царица третьего сына и, как раньше, не могла решить, какое имя выбрать ему. Делать нечего, послали гонцов к мудрому старцу.

– Нареки отрока своего Александром, – сказал старец. – И если сделаешь так, станет он пиитом, каковому не будет равных во всей земле православной, великим защитником русского слова.

Пуще прежнего засомневалась царица, долго терзалась в сомнениях, но ослушаться старца не посмела и поступила по велению его.

Прошли годы. Выросли сыновья. Первого сына люди называли Александром Невским, великим защитником веры православной. Второго сына называли Александром Суворовым, великим защитником земли русской. Третьего сына называли Александром Пушкиным, великим защитником русского слова.

Был у царицы и четвёртый сын, которого она, не удосужившись в четвёртый раз звать старца, назвала, положившись на свою собственную царскую мудрость, Владимиром. И не прогадала: вырос четвёртый сын самым могучим, мудрым и набожным. За то люди прозвали его Лениным. Всю землю русскую и все народы её взял он под свою защиту. А первых трёх сыновей изловил и в темницу бросил. Там они и умерли.

Когда на дольний мир опускается ночь, тогда невидимые глазу и неосязаемые телу тончайшие жгуты, низводящие свет и живительное тепло от небесных светил на земную поверхность, соскальзывают по воздуху вниз и прячутся во влажных внутренностях планеты, чтобы к утру восполнить силы от соков земных и набраться смирения у слепых обитателей нижнего мира. В этот час человечество дремлет, не видя лица своего, а беспросветное сонное марево ложится на города и деревни свинцовым саваном, лишая смысла всякое поползновение сумеречной жизни. Всё растворяется в однородном томлении ночи. И лишь в одном из окошек Кремля теплится электрический свет. И там, за стеклом, какая-то тень то появится, то исчезнет, беззвучно блуждая в раздумьях. Эта тень – силуэт человека.

Хозяин тени плавно ступает по полу, на котором распростёрся ковёр. Он обут в мягкие сапоги из кожи телёнка и отмеряет шагами течение собственной мысли.

– Моя тень имеет силуэт человека, значит, я – человек.

Он берёт со стола трубку, набивает её табаком, чиркает спичкой. Он смотрит, как тень человека, рабски подражая ему, подносит тень трубки к своей голове, чтобы доказать отсутствие собственной воли.

– Я хозяин собственной тени.

– В этот час, – он продолжает своё размышление, – я властвую миром и решаю судьбы людей. Потому что больше нигде во вселенной в этот самый момент не сходятся воля, свет и сознание.

Он выпускает облако дыма, и тень кивает ему головой, выражая согласие.

Но он ошибается. Есть во вселенной одно укромное место, где ровно в этот же самый момент сознание, воля и свет сходятся в теснейшем единстве и явлены в столь блистательной славе, что всякой неправде, великой и малой, приближенной к этой таинственной точке, наступает конец: она рассыпается лишь оттого, что, обличённая пронзительным и всепроницающим разумным сиянием, узревает совершенную свою пустоту и, покорённая, её принимает как должное. Это поистине дивное место находится так высоко, что сама высота, убоявшись своего небывалого, даже по меркам вселенной, величия, вибрирует, искажая пространство, и проглатывает своё бесконечное тело, выпучиваясь наружу чёрнодырной непроходимостью, становясь бездной бездн, – не давая ни звуку, ни свету перелететь с одного её края к другому. Это место, где в горних чертогах проходит срочный слёт ангелов.

Предводитель небесного воинства, великий архангел, возносит свой голос пред братией:

– Братья! Посмотрите же вниз. Туда, где среди ночи одиноко светится окошко. Это кабинет Сталина в Московском Кремле. Присмотритесь повнимательнее. Видите ли вы тёмные линии, опутывающие душу человека, согнувшегося за письменным столом? Все вы прекрасно знаете, что это. Это козни антихриста. В эти самые мгновения товарищ Сталин близок к тому, чтобы поставить маленький крестик напротив фамилии Солженицына. Вы имеете понимание, что означает сие.

Ропот ужаса пронёсся по сонму ангелов. Но тут же смолк под взором старшего брата, архангела. И вновь говорит он к братьям своим:

– Сетью зла опутан разум учителя народов. Великий враг рода человеческого кознями своими омрачил его мудрое сердце. Не слышит оно голоса нашего, не внемлет оно благодати. Но неужели мы не вмешаемся в происходящее и попустим тем самым ужасное? Неужели не дадим народу-великомученику, власть над которым была доверена Сталину, узнать правду о себе и получить тем самым то, чего он достоин сообразно высшей справедливости?

Заколыхалось воинство ангелов, словно море живого огня. И вот средь ослепительно яркой светящейся массы ярче яркого вспыхнул глагол одного из храбрейших ангельских витязей:

– Я могу убить Сталина! Я войду в его сердце и мощным электрическим разрядом разорву его в клочья.

Яростным гулом затрепыхалось небесное воинство. Следом за первым глаголом волной побежали другие. И каждый отважен был и благороден своим богатырским порывом:

– Я могу убить Сталина! Я сольюсь с его мозгом, установлю контроль над нервной системой и прикажу его лёгким, чтобы они перестали дышать.

– Я могу убить Сталина! Я обращусь шаровой молнией, влечу в кабинет и брошусь ему на лицо, выжгу его глаза и главу обращу в пепелище.

– Я могу убить Сталина! Я опутаю его чарами и сделаю так, что он достанет из стола пистолет и застрелит себя.

– Я могу убить Сталина! Я выманю его душу из тела, а когда она захочет вернуться обратно, я обману её и направлю в зеркало, где будет сидеть за столом его дваждымёртвое отражение.

– Я могу убить Сталина! Я вселюсь в тело мыши, которая живёт под половицей. Смочу зубы крысиным ядом, рассыпанным по углам, подкрадусь поближе к нему, прыгну и вцеплюсь зубами прямо в шею.