— Ты понимаешь, что это всё для нас значит? — зло спросил Рилинд, побледнев.

Да. Нам надо расстаться! — заносчиво заявила девушка.

Бранимир нахмурился и подошел к ссорящейся паре.

Рили? — обратился он к другу. — Всё в порядке?

Нет, — ответила Марика за Рилинда. — Мы с Рилиндом расстались!

Понятно, — кивнул Бранимир. — Бывает.

Не говоря ни слова, Марика развернулась и ни с кем не попрощавшись, ушла прочь. И вместе с ней ушла большая часть тех, кто присутствовал. Рилинда зрелище молча уходящих вслед за его девушкой друзей — бывших друзей! — резануло по сердцу.

Как ты, друг? — Бранимир положил свою руку ему на плечо, глядя вслед уходящим.

Плохо, — честно признался Рилинд. — Она, видите ли, не может на меня смотреть без опаски… И, похоже, не только она, — он судорожно сглотнул, — …словно я террорист какой-то!

— Пойдём, брат, к тем, кто остался.

Они подошли к резко уменьшившейся группе ребят и девчонок, где каждый по-своему поддержал Рилинда.

Легче Рилинду от этого не стало.

Глава шестнадцатая

Рилинду скоро должно было исполнится 17 лет. Он уже был достаточно взрослым, чтобы внимательно следить за событиями и делать выводы. Люди говорили между собой, что в Албании, уже около двух месяцев шла гражданская война, хотя правительство называло это беспорядками. Людям Рилинд верил больше.

После отказа от коммунистической формы правления в 1991 году в Албании стали появляться финансовые пирамиды. Реклама настойчиво вдалбливала в головы, что можно не только получить доход быстро и просто, но и разбогатеть. Осталось только протянуть руку. И доверчивые люди массово вкладывали свои сбережения. Счастье-то совсем рядом! В общей сумме это составило около двух миллиардов в долларовом эквиваленте. В начале 1997 года финансовые пирамиды, естественно, разом рухнули, лишив сотни тысяч людей их последних сбережений. С середины января в Албании стали вспыхивать протестные выступления обманутых вкладчиков требовавших от правительства компенсировать потерю денежных средств, украденных аферистами. Правительство отказалось что-либо компенсировать, поскольку требование считало незаконным, а люди, привыкшие жить при социализме и ещё до конца не понимавшие условий новой жизни при капитализме, не могли понять и принять такое решение. Правительство запретило создание и действие финансовых пирамид, но протестующие понимали, что это равносильно тому, чтобы запереть конюшню, когда оттуда сбежали все лошади. Люди продолжали требовать компенсации у правительства, ведь оно же должно было понимать и знать, что происходило?! В конце месяца в Албании началось настоящее восстание, когда до людей стало доходить, что члены правительства специально попустительствовали пирамидам, имея к ним косвенное отношение. Обозлённые албанцы захватывали армейские склады оружия, солдаты отказывались открывать огонь по людям, а некоторые даже переходили на сторону протестующих. В начале марта было объявлено об отставке правительства, а уже второго марта в стране ввели чрезвычайное положение. События в Албании усилили военный потенциал сепаратистов в Югославии, поскольку часть огромного количества оружия, разграбленного с армейских складов Албании, попала в руки боевиков АОК, зверствовавших в автономном крае Косово и Метохии, и приблизили Югославию к очередному потрясению. Ничего не было удивительного в том, что Рилинд предчувствовал, что оттуда, из соседнего государства, придёт новая беда туда, где по-прежнему живут родители его отца и матери. Он помнил о прошлогодних визитах сепаратистов к его дедушке с их требованиями присоединиться их сыну к АОК, больше похожих на приказ со скрытой угрозой. К счастью, стариков не тронули, когда те передали отказ. Почему не тронули? Боевики АОК легко лишали жизни и косовских албанцев, если те смели им открыто противостоять. Рилинд не знал, что и думать. Пожалели? В это как-то мало верилось. Или дед им чем-то помогал? О таком думать не хотелось, но мысль упорно лезла в голову. И, что будет дальше? Рилинд понимал, что исчезнувшее с албанских складов оружие начнёт всплывать по всей Европе, особенно в Косово и Метохии. Решат ли боевики вновь наведаться к его родным, бряцая новоприобретённым оружием?

Вечером 3 марта 1997 года отец после работы дозвонился до родителей, благо телефонная линия не была повреждена сегодня.

Слушаю, — послышался знакомый голос, и Мерджим почувствовал облегчение.

Пап? Это Мерджим. Как вы там? Всё в порядке?

Сынок! Рад твоему звонку. У нас всё хорошо. Мамы сейчас нет дома. Она к соседке пошла, сплетнями обменяться, — в трубке послышался хрипловатый смех.

Не болеете? — поинтересовался Мерджим.

Сейчас нет, слава богу, — с чувством ответил отец сыну. — Последние дня три слегка приболели, но твоя мать нас быстро вылечила. А так, всё у нас хорошо, сынок.

Пап?

Да?

Как там у вас обстановка? — Мерджим задал вопрос, ради которого он, в общем-то, и звонил.

Пока тихо, — негромко ответил старик. — Но по округе ходят нехорошие слухи, да и нападений стало больше, чем раньше.

Нападений? — встревожился Мерджим.

На… — тут Фатос запнулся, вспомнив о преобразовании милиции Югославии в полицию Сербии, — … полицию нападают часто с огнестрельным оружием.

А жителей не трогают? — с надеждой спросил Мерджим.

Трогают, — немного помедлив, признался Фатос.

Отец! Вы должны немедленно переехать к нам!

Сын… — начал было Фатос.

Нет, отец! Всё зашло слишком далеко! Я каждый день боюсь за вас с мамой! Каждый день думаю о том, как вы там, места себе не нахожу!

Мерджим, сынок, — голос старика зазвучал устало, — мы не уедем отсюда.

Но…

Сын! Это наша Родина. Мы тут родились и прожили всю жизнь. Мы тут всех знаем, и нас все знают. Здесь наш дом. Мы своё пожили, мы не боимся умереть.

Но папа! — воскликнул Мерджим в отчаянии от упрямства родителей. — Это неправильно!

Что для нас правильно, а что нет — это будем судить мы с твоей матерью.

Папа, подумайте о нас, если о себе не думаете!

Именно это мы и делаем, а потому обещай мне, что ты не приедешь сюда из-за нас с мамой, чтобы не случилось! — потребовал отец.

Как я могу такое обещать!? — удивился сын. — Они же могут…

Сын! — голос отца зазвучал удивительно твёрдо. — Мы тебя родили и вырастили не для того, чтобы ты из-за нас попал в беду! Обещай: что бы не случилось, ты сюда не приедешь, даже на похороны!

— Нет!

— Обещай! Обещай мне немедленно, чтобы мы с твоей матерью могли жить и умереть спокойно!

Повисло тягостное молчание.

— Мерджим?

Ну, хорошо. Я обещаю, — тихо ответил Мерджим, ощущая себя опустошённым.

Хорошо, спасибо, сынок, теперь мы с мамой будем спокойны, — уже мягче произнёс старик. — Помни своё обещание и позаботься о своей семье. Особенно о Рилинде. Он молодой парень, кровь горячая, как бы дров не наломал.

Да, отец. Я позабочусь.

Хотя Рилинд и не слышал то, что говорил дед, но он приблизительно догадался о содержании разговора, поэтому, когда отец положил трубку и повернулся к нему, парень сразу спросил:

— Не уговорил к нам переехать?

Нет, — хмуро ответил Мерджим. — Они не приедут.

Но они должны! Почему…? — Рилинд замолчал под взглядом отца.

Я пытался их уговорить переехать к нам в Белград. Они наотрез отказались. Не хотят бегать. Старые они для этого. Там их дом, там их Родина.

Вздор! — воскликнул Рилинд. — Мы должны сами поехать за ними и забрать сюда!

Дедушка Фатос взял с меня обещание, что я ни при каких обстоятельствах не вернусь к ним туда. Он не хочет, чтобы я попал в беду, так как люди из АОК уже искали меня и хотели заставить присоединиться к их банде. И ты мне сейчас дашь такое же обещание, как я дал своему отцу. Ты ни при каких обстоятельствах не поедешь туда, чтобы не стряслось. Обещай мне!

В комнате повисло тяжёлое молчание. У Рилинда мысли проносились со скоростью света, он смотрел себе под ноги, закусив губу. Он осмысливал суть самопожертвования и ответственности. Впервые он отнёсся к отказу дедушки и бабушки не как к капризу. Рилинд хмуро глянул на отца и встретил его взгляд.