— Знаю. Свет, иди к себе, мы со следователем сами поговорим, — обратился мужчина к жене.

Мама Марии вышла из комнаты, утирая слёзы и бурча под нос что-то наподобие: «Ну как же так, Машенька?!». Отец плотно закрыл дверь и, задернув шторы, продолжил:

— Знаю я, чем она занималась. Не одобрял и сейчас не одобряю. Вот за это её и наказали. Первое дело, в котором Маша участвовала, было о мошенничестве. Рассматривали пункт 1: хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путём обмана или злоупотребление доверием.

Я удивился хорошим знаниям мужчины статей Уголовного кодекса и одновременно насторожился. Видимо, он был очень образован.

— Да, об этом я знаю, — подтвердил я.

— Сосед наш устроил её к себе работать. Но Машке всё время всё не нравилось. Ей казалось, что он к ней придирается. Ну, Семёныч, как мой лучший друг, имел ключи от нашего дома, потому что часто кормил нашу кошку, когда мы уезжали.

Пушистая кошачья морда появилась на подоконнике и, внимательно обнюхав меня, улеглась в ногах хозяина. Тот же, в ответ почесав кошку за ухом, продолжил:

— Ну и как-то у нас дом обчистили. Мы тогда на море ездили. Ни денег не оставили, ни телевизора, ни техники — ничего, в общем. Ну, мы в полицию и подали. А Машка нам говорит, что видела Семёныча той ночью. Что он к нам домой заходил, а она как раз хотела заехать. Вот только у подружки осталась. Таней зовут, можете съездить. Через три дома отсюда. Ну, мы на него в суд и подали. Маша свидетелем выступала. Семёныча посадили на два года. Но потом за хорошее поведение исправительные работы прописали и выпустили. Он мне доказывал, что его дома вообще в тот день не было. Но никто подтвердить не смог. Он же один живет, да и общаюсь с ним только я.

— Так выходит, ваш друг обокрал ваш дом на какую сумму? — спросил я, пытаясь успеть за рассказом.

— Миллиона на три где-то. Там техники полно было. Я же кредиты брал, работал много, в конце концов, обустроил наше жилище.

— Что-то ещё? — спросил я.

— Да, только есть одно «но». Я как-то в город ездил, ну и к Маше заехал. Заметил я очень странную деталь: телевизор точь-в-точь как у нас у неё стоит. Там ещё сзади след от краски остался на подставке. Маша, когда маленькая была, покрасила, а мама оттереть не смогла. Да и денег у нее на телевизор такой не было.

— То есть вы знали, что она лжесвидетель? — уточнил я.

— Знал, только поздно понял. На дочь родную никогда не подумаешь, — признался он и опустил глаза в пол.

— Что же вы предприняли? — не унимался я.

— Да что я предпринял? Ругался, телевизор забрал. Вот, стоит, — сказал он, указывая на экран, — Семён своё уже отбыл, я извинился перед ним, конечно, но дочь не сдал. Не такой я, — произнёс Ботков.

— Хорошо, об этом стоит умолчать, — успокоил я.

— Спасибо. Жена и так вся горем убивается. Она-то про нашу дочь ничего не знала. Думала, что прилежно учится, работает… Вот откуда она деньги на машину взяла? — задумчиво произнёс он.

— Так вы про машину знали? — не понял я.

— Нет-нет, что вы! Просто, когда вы сказали это, всё ясно стало. А потом Маша работать пошла, в клуб какой-то. Говорила, что танцует. Но все мы прекрасно понимаем, что там за танцы…

Он замолчал.

— Ругал её долго, но я для неё не авторитет, в конце концов, отчим, не родной отец. А матери врать она умела. В общем, доигралась, — подытожил мужчина.

— Видимо. Есть что-то, что нам нужно знать? Может быть, вы знаете что-нибудь про другие дела? — вновь задал вопрос я.

— Не знаю, но предполагаю. Никого она там не видела и никаким свидетелем не была. Деньги — вот, что её интересовало. Только деньги…

— Соболезную. Спасибо за ценную информацию, если что-то ещё вспомните, звоните. Вот мой номер, он личный, меня Михаил Алексеевич зовут. Фамилию скажете — я сразу вспомню. Вы не бойтесь, звоните. Для нас каждая мелочь важна. А, ну и последний вопрос, который я забыл задать. 25 февраля вы с ней виделись? Она вела себя как-нибудь странно? Может, говорила о чём-то? — собираясь, говорил я.

— Созванивались. Да нет, вроде. Обычная, ничего странного не было, — сказал отец, почесав нос.

— Хорошо, спасибо. За чай, разумеется, тоже благодарен. Я поехал. В общем, вы поняли, если что, звоните. Надеюсь, скоро у вас все наладится, — добродушно сказал я, натягивая куртку.

— Хотелось бы, — произнёс отец, отвернувшись к окну.

Я вышел. Стало как-то не по себе. С каждой новой подробностью вид Марии Ботковой на холодном столе морга становился всё оправданней. Наверное, это ужасно, но я уже не жалел ее. Наоборот, я считал, что она это заслужила. Учитывая все три иска, она сломала жизнь как минимум троим людям. Обманывала родителей, нелегально работала, ещё и непонятно какой там танцовщицей, воровала и лжесвидетельствовала. И правда, жалкая пешка. наверное, даже слово пешка сюда не подходило.

Я заехал к подруге Ботковой. Как мне сказали, зовут её Татьяна, про фамилию уточню. Дом был новый, один из немногих в этом посёлке. Я постучался, представился, в общем, опять эти глупые формальности. Мы зашли в дом и я начал расспрашивать про Машу. Поначалу Татьяна Гордеева молчала и не хотела сдавать подругу, но позже заговорила:

— Да. Машка работала стриптизёршей. Разумеется, дело порой заканчивалось не только танцами. Разводила всяких женатиков. Вон, даже машинку приобрела. Я пыталась ей сказать о том, что это не лучший способ заработать, но меня не слушали. Понимаете, когда произошло всё это дело, ну, с кражей в их доме, Маша не у меня была. Это она всё украла со своим каким-то знакомым. План она придумала. Знакомого в посёлке никто не знал, поэтому все сразу поняли, что Маша приехала. Он и остановил машину рядом с моим домом, так, чтобы на неё не подумали. Она же переоделась, ну и пошла домой, ключи-то у неё есть. Она всё имущество с другом-то и вынесла. Продали потом, она столько денег получила. Я знаю, что это лжесвидетельство, но я не могла рассказать. Она угрожала мне. Говорила, что свалит всё на меня. У меня-то алиби не было. Вот так вот и получилось…

— Что в полицию не пошла? Шантаж же! — спросил я.

— Да кто там в полиции разбираться будет, шантаж или нет?! У нас, если тебе дома муж кости ломает, никто ничего делать не хочет, а тут шантаж! Да и испугалась. Маша не такая простая, какой кажется. Она ведь не просто так в деле об убийстве фигурировала.

Я не стал уточнять.

— Ясно. Может, она себя как-нибудь странно вела в последнее время?

— Да. Говорила, у неё есть какое-то чувство, как будто бы за ней следят. Странно всё это было, но она напугана не была, — произнесла девушка, закинув ногу на ногу.

— Вы с ней часто виделись? — задумался я

— Да, я в город езжу работать. Там и пересекаемся — улыбнулась она

— Понятно, спасибо за информацию. Вот номер участка, если что-нибудь вспомнишь, звони. Скажи, что вспомнила информацию по поводу Ботковой, и тебя сразу ко мне направят.

— А что насчёт…

— Лжесвидетельства? Дело заведём, штрафом отделаешься. Впредь так не делай. Скажи спасибо, что тебя за соучастие не загребут. Так что копи деньги, — строго сказал я.

Девушка тяжело вздохнула.

— Спасибо, до свидания, — произнесла она опечаленно.

Я сел в машину и направился к центральному суду, в котором рассматривались все три дела с участием Ботковой. Дорога была пустая, поэтому доехал я быстро. Забрал всё, что мне нужно и, усевшись в машину, стал читать судебные дела. Показания везде были разные, идеальным образом вписывающиеся в ход дела, причём не в пользу обвиняемого. А самое главное, что я заметил, в деле об убийстве тоже фигурировали деньги и кража. Неужели она… надеюсь, что нет. Конечно, мне следовало бы разузнать про это, но дел было итак полно. Пусть с этим разбереться кто-то другой.

Телефон завибрировал. Я зашевелился и полез в карман. Звонил Макс, и я, не раздумывая, поднял трубку.

— Да?

— Миш, привет. Я про Механова всё разузнал, так что я, считай, закончил. Единственное, дело ещё не забрал. Ты там всё? — сказал он роботизированным голосом.