— Ах, ты!.. — мне с трудом удалось удержаться от нецензурных выражений. — Я у тебя что, штатный Петросян?

— Кто такой Петросян? — сияя белозубой улыбкой, Горан стер слезинку из уголка глаза.

— Повезло, что ты этого не знаешь.

— Наверное. Саяна, не обижайся, пожалуйста. Если тебе хочется прогуляться по саду, просто скажи.

— Очень хочется! Я неделю никуда не выходила!

— Тогда пойдем, — он протянул мне руку.

В который уже раз я залюбовалась его красивой кистью. По-мужски большая, крепкая, но пальцы, как у пианиста. Признак творческой натуры. У Глеба такая же.

— А не пожалеешь? — я взяла его за руку. — Как же множество вопросов без ответов?

— Будем искать их вместе. — Мужчина потянул меня к двери.

— Чувствую себя Дюймовочкой, сбежавшей от крота! — ляпнула я, когда мы вышли на улицу.

Хорват расхохотался в голос.

— Думал, мое имя — Горан Драган! — сквозь смех пробормотал он. — А оказывается, я крот!

— Драган? Серьезно?

— Да, а что?

— Тогда получается, что я не Дюймовочка, — теперь пришла моя очередь согнуться от смеха, — а принцесса, которую похи-хи-хи-тил дракон!

— И заточил в башне. — Мужчина посерьезнел.

— Ну, не съел, и на том спасибо!

Горан помрачнел еще больше.

— Все, хватит смеяться. — Я перевела дух. — А то, как говорится, и до слез недалеко. Пойдем уже в сад?

— Пойдем. Кстати, Драган с хорватского — не дракон, а дорогой, любимый.

— Жаль! А Горан?

— Человек гор.

— То бишь тролль.

— Спасибо.

— Обращайся!

Мы обошли подъездную дорогу, обогнули угол дома и направились к лужайке под моим балконом. Мелкий белый гравий с округлыми бочками приятно хрустел под ногами. Воздух, прогретый предзакатным солнцем, мягкими теплыми волнами касался лица, как легкое дыхание природы, заснувшей в истоме после жаркого дня.

— Какой он большой! — мне впервые довелось со стороны посмотреть на дом — коричневую громадину в три этажа, с витражами вместо окон на лестничных пролетах.

— На тот момент это был наиболее подходящий вариант.

— А я грешным делом подумала, что у тебя в каждой комнате по принцессе сидит.

— Саяна!

— Поняла. Думать надо головой, а не грешным делом. Но сам вспомни: куча женской одежды, косметики, молодильные баночки всякие, розовый цвет. Что можно было подумать?

— Я всего лишь защищал тебя.

— От других драконов?

— От тех, кто страшнее драконов. Намного.

Так хочется додавить. Еще немного, и… Хотя вполне вероятно, что он закроется и вновь натянет свою броню. Да и прогулка тогда может закончиться, не начавшись. Записка так и останется лежать в кустах. А я либо умру от любопытства, либо сверну шею в попытке спуститься с балкона и достать ее.

Горан с любопытством покосился на меня.

Да, промолчу. Не пристану с расспросами. Представляешь? Мы, женщины, существа коварные и непредсказуемые. Удивляйся теперь.

— С тобой все хорошо? — деликатно осведомился мой хорват.

— Голову не напекло, если ты об этом. — Стоило больших усилий не расхохотаться от вида его озадаченного лица, и я поспешила сменить тему. — Можно спросить, как твоя сестра?

— Катрина в порядке, спасибо.

— Извини, если лезу не в свое дело.

— У нее психические отклонения. Начались после одного случая в детстве.

— Мне жаль.

— Пойдем в беседку, — мужчина свернул с дорожки, что вела к пышным кустам роз, где лежала записка.

Мы прошли в тот угол сада, что я не могла видеть с балкона, и попали в яблоневый рай. Высокие деревца, одетые щедрой весной в пышные платья, окружали белоснежную резную беседку, как подружки невесту. Осыпаемые лепестками, мы вошли в нее и сели на одну из четырех лавочек. Стоящая в сторонке от яблонь малышка-вишня привлекла мое внимание. Словно девочка-подросток в компании взрослых девиц, она робко покачивала веточками с набухшими нежно-розовыми бутонами, будто не решаясь зацвести во всю свою юную красу.

— Когда ее цветы распустятся, она затмит их всех. — Пробормотала я.

— Кто? — переспросил Горан, выплывая из своих раздумий.

— Вот та прелесть.

— Ты права. — Он улыбнулся.

— А кто, кстати, тот блондин, с которым вы тренируетесь?

— Всегда удивлялся, как у женщин мысли с одного на другое прыгают. — Хорват покачал головой. — Это Арсений, мой, хм, заклятый друг.

— А меня всегда удивляло, как мужчины пестуют свою загадочность, уходя от женских вопросов.

— Лавировал, лавировал…

— Именно. Этот Арсений всегда пользуется возможностью нанести удар, когда не ждешь? Или у вас правила такие?

— Тем он и хорош, учит всегда быть готовым к удару в спину от тех, кто близко.

— Похоже, нелегко быть тобой.

— Возможно. — Горан снял пиджак, накинул на мои плечи и пояснил, — чтобы ты не замерзла.

— Спасибо. — Ткань изнутри была горячей. Как и в ночь встречи, я утонула в нем с удовольствием, только сейчас заметив, что уже не так тепло.

Небо начинали заливать краски заката. Мне было хорошо в этой беседке. От вечерней прохлады спасал пиджак Горана. Мы молчали и обоих это, похоже, устраивало. Я редко уютно чувствую себя рядом с чужими людьми. Но сейчас безмятежный покой пушистым облаком свернулся внутри, в солнечном сплетении. Думать совершенно не хотелось. Откровения Арсения отошли на второй план. Никогда не оценивала людей в зависимости от цвета кожи, пола, достатка и внешности. Так с чего по-другому смотреть на Горана? Я обязана ему жизнью. Санклит он или нет, что это меняет?

Философские размышления настолько поглотили меня, что опомниться удалось, только когда садом завладели сумерки, и к сонным деревьям на мягких лапах начала подкрадываться бархатная и по-восточному терпкая ночь. Огромные желтые фонари на чугунных треногах подсвечивали все вокруг рассеянным апельсиновым светом.

Словно взбесившись, как по команде дружно заголосили цикады. Земля начала отдавать тепло, накопленное за день. Воздух превратился в слоеный пирог — слой теплого воздуха, пласт прохладного, тонкая прослойка холодного. Только когда закат отыграл свое каждодневное представление, и ночь задернула занавес, я подскочила, вспомнив о записке.

— Черт возьми!

— Саяна? Что случилось?

— Забыла о… розах, которые хотела понюхать!

— Так пойдем. — Горан встал с лавочки и вновь протянул мне руку.

Легко сказать. Как в темноте разглядеть небольшую бумажку? Я лихорадочно придумывала подходящую отмазку для того, чтобы залезть в колючие кусты, пока мы шли к розам.

За неимением хороших идей пришлось сделать вид, что пиджак соскользнул с плеч в тот момент, когда я наклонилась, чтобы насладиться ароматом пышных красных цветов. Присев, чтобы поднять его, я разглядела белое пятно бумаги и успела незаметно затолкать ее в рукав кофты. Сердце колотилось о грудную клетку, словно требовало выпустить его на свободу из темницы. Уголок записки царапал руку, требуя немедленного внимания.

— Как холодно стало! — сказала я, поднявшись, и для наглядности поежилась. Все, теперь единственное, чего хочу — остаться одной и прочитать послание Арсения.

— Поужинаешь со мной?

Издевается он, что ли? Не вовремя как! С одной стороны — записка, которую безумно хочется прочитать, с другой — это возможность посмотреть дом, прикинуть план побега и попытаться что-то интересное и полезное выудить из этого хорвата.

— Хорошо, давай поужинаем. А что в меню?

— Увидишь. — Мужчина снова протянул мне руку.

— Заинтриговал. — Я сжала горячую ладонь.

— Так и было задумано. — Хорват тепло улыбнулся и повел меня обратно в дом.

Мы поднялись на третий этаж. По пути я успела заметить сигнализацию на дверях, видеонаблюдение и весьма бдительных охранников на каждом этаже. Комната Горана оказалась соседкой той, в которую он переселил меня.

— Так ты живешь здесь? — войдя внутрь, я осмотрелась и озадаченно хмыкнула.

По размерам спальня была раза в два меньше, чем моя. В центре стояла круглая розовая кровать с жирными ангелочками на столбах балдахина. Круглая. Розовая. С ангелочками. Твою же мать. На потолке бахвалилась пышной стеклянной бахромой хрустальная люстра, которую сперли из Лувра, не иначе. Окончательно добили меня ярко-золотая лепнина, каменный лев, скаливший зубы у камина, и три фламинго — слава богу, керамические, на кой-то черт воткнутые вокруг огромного, мне по пояс, мутно-белого кристалла у окна. Что за ведьма с ужасным вкусом тут жила?