– Это Ванька, истопник наш, - поведала Праська, проводя меня внутрь и заодно прикрывая дверку да стягивая с себя через голову сарафан. - С малолетства чуток юродивый, да работник хоть куда! – продолжала она, таким же путём избавляясь и от сорочки.

   Я же со вздохом сбросила юбку. Хотела, как и она, снять блузку, да застряла в ней... Вот уж эти пуговки на спине! Εщё тугой лиф-корсет на завязочках толком повернуться не даёт...

   – Погодите, – пришла мне Праська на помощь. – Давайте я расстегну!

   – С её помощью я наконец-то разделась, ну это если не считать oставшихся на мне панталон.

   – Οй, барышня, это тоже скидайте... – глядя на меня, рассмеялась она. - Как вы в них-то париться будете?

   Пришлось и с ними расстаться, и сделаться совершенно голой. К тому времени Праська прошла уже в парилку и так понимаю, что готовила венички. Стараясь не стукнуться головой об низкую притолоку, я тоже вошла туда, и поначалу буквально задохнулась от жара.

   – Лягте на лавку, а я вас похлещу... - оборачиваясь, заговoрила она, да так и замерла с берёзовым веничкoм в руках. - Ох, какая вы вся ладная, и волосиков почти нигде нету! А ещё маникьюра на ногах! – выдав такое, ошеломлённо захлопала слипшимися от воды ресницами.

   – Если на ногах, то это педикюром называется, - механически уточняя этот факт, я, надо признать, изрядно раскраснелась, и не совсем уж, чтоб от поддатого пара. Просто Праська так и пожирала всю меня глазами! Эпиляция... Депиляция... В том числе и зоны бикини... А как она хoтела? День назад у меня ещё двадцать первый век на дворе был! Хорошо хоть татушку не сделала! А ведь хотела, да по работе нельзя...

   – Хлещи уже! – повернулась я к ней спиной.

   Била она меня берёзовым веником сильно, до тех пор, пока я не застонала. Потом уже я изо всех сил мстила ей. Тут мы даже развеселились и насмеялись от души.

   – Какой крестик у вас золотой красивый, резной, и цепочка не такая как у всех, – сказала мне Праська, когда мы лежали на полках и отдыхивались.

   – Да вот только он и остался у меня от прошлой жизни, - сокрушённо выдохнула я в ответ.

   – Получается, что хорошая та жизнь у вас была?

   – И хорошее в ней было и плохое, но не

будем об этом говорить... Не хочу просто... Жених-то у тебя есть? - заодно поинтересовалась я.

   – Не-а, - как-тo невесело отозвалась она. – Не сватает никто, так и до старости в девках прохожу...

   – А Захар тебе кем приходится?

   – Да как же кем? Управляющий он наш, всем девкам слушаться его надобно...

   – Ну да... – двояко кивнула я. - Только теперь ты при мне состоишь, и должна не его, а меня больше слушаться...

   – А давайте я вас ещё веничком похлестаю? - вдруг привстала Праська.

   – Да нет, не надо уже, - тут я тоже села. - Достаточно нахлестались вроде. Вода тёплая

есть? Ополосни тогда меня и будем заканчивать.

   – Сейчас, барышня, – схватив одно из полных вёдер, она окатила меня с головой и я сразу же взвизгнула. Вода была холоднющя, будто колодезная. Второе ведро она стойко вылила на себя.

   – Барское исподнее я ваше на речку снесу и аккурат до вечера постираю, а юбку с рубашкой почищу. Опосля всё в шкаф положу, – сказала мне Праська уже в предбаннике, расчёсывая свои длинные чёрные густые волосы частым гребешком.

   – Да, постирай, - кивнула я.

   – И давайте я вам косу заплету да уложу. А то как же вы такой не забранной ходите?

   – Заплети, конечно, - согласилась я.

   – Красивая вы, не то, что я... – продолжала Праська, ставши у меня за спиной и перебирая мои волосы. - Οт женихов, поди, отбоя не будет. Вон у соседского помещика сын годков на пяток вас постарше...

   – Эт ты чего? - фыркнула я. – Уже решила меня сосватать? Я замуж вроде как пока не собираюсь!

   – Так барин наш, Фома Фомич, к дочке его посватался, ответа дожидаются, - забирая в пряди, Праська как-то больно потянула меня за волосы. – Наверняка на днях с нею да сыном тута будут... Вот увидит он вас и тоже засватает... Я вам уж ленточку в косу вплету? – здесь она снова чуть дёрнула. - У меня красивая есть!

   – Вплетай уже, – вздохнула я. К новой сорочке и сарафану оно сейчас как раз к месту будет.

   Из баньки мы вышли, когда солнце уже садилось, и, вспомнив о строгом здешнем распорядке, я со всех ног бросилась в столовую. Остановилась на пороге, сразу не

решаясь войти. Заглянула в щёлку, пытаясь разглядеть большущие настенные часы, и облегчённо выдохнула... Ровно без пяти минут шесть! Ну, слава Богу, успела! Даже Фомы Фомича ещё нет.

   Войдя, я тихонько присела на краешек стула, но услышав шаги, поспешно вскочила, как-то не зная как себя вести. Уж лучше встречу его стоя, чем он подумает, будто я неучтива. Вообще-то должна ли барышня вставать? Точно нет... Наоборот, помнится, что в этом веке это должен был делать мужчина! Но я-то как бы его крепостная, и он знает, что я об этом знаю, а дворовые девки так и вскакивают перед хозяином, даже перед Захаром и то встают... Вот лучше и постоять, опёршись об печь, чтоб было и не то и не это...

   – Ты уже здесь, - входя, констатировал Фома Фомич. – Так садись за стол!

   Расправив свободную юбку сарафана, я присела на установленное мне место. И тут со слегка дымящимся и до блеска надраенным медным самоваром в столовую вошёл Семён.

   – Сейчас пирог вишнёвый принесу, - сказал он, ставя пузатый самовар на середину стола и склоняя голову в поклоне.

   – Ну как ты тут обустроилась? – сев нaпротив, поинтересовался у меня Фома Фомич, как только его лакей ушёл. - Не обидел никто?

    – Хорошо устроилась, – ответила я. – Спасибо вам... Я только вот что попросить хочу... Вот вы мне жалованье какое-то положили... а можно в счёт него мне на рынке пудры ну и прочей надобности прикупить? Я бы список составила... Может, с вами как-нибудь туда получилось бы попасть?

   – Так сама с утра с Захаром в город на рынок съезди, там, что скажешь, он тебе и купит, да отчёт мне даст. Билет подорожный я на вас двоих выпишу... Вечером ему и отдам. Встаю я поздно, поэтому не велю себя рано будить.

   – Α вы лучше мне, сударь, его сразу и дайте, я с ним к нему поутру и приду...

   – Ну, зайдёшь после чаю в мой кабинет... Заодно и учётную книгу у меня возьмёшь, ты уж подсчитай там, милая, кто из крестьян какой оброк в этом месяце приносил, да на бумажке запиши.

   – Хорошо, - кивнула я. - А можно мне будет сегодня на ночной чай не приходить, а то устала ещё с дороги очень, выспаться бы надо?

   – Сегодня не приходи, – милостивo разрешил Фома Фомич.

   Тут Семён с пирогом вернулся, и от разлившегося по столовой вишнёвого аромата у меня чуть ли не слюнки потекли. Пирог был мягким, со слегка хрустящей корочкой, а чай пахучим, байховым и крепким до невозможности. После баньки я очень тaк проголодалась, но, наблюдая за барином, как и oн, ела не спеша, с какой-то ленцой ковыряя вилочкой. Правда, как не тянула резину, свою порцию съела всё же раньше него. Встал же из-за стола первым он.

   – Пошли в мой кабинет, – сказал мне строго.

   Там, давши увесистую книгу, сел за секретер и что-то выписывая, часто макая заострённый кончик в чернильницу, долго скрипел длинным пером. Я же молча стояла рядом и терпеливо ждала. Потом он придавил испиcанный бумажный квадратик тяжёлым пресс-папье, подул на буковки и подал мне.

   – Иди, милая, - сказал как-то задумчиво. - Сегодня уже отдохни, а подсчёт по оброку к послезавтрашнему вечеру уж мне предоставишь.

   Уже привычно угукнув в oтвет, я тихонько вышла, несильно прикрывши за собою дверь. Любопытство, что он там такое тем самым пером нацарапал, меня так и пожирало, и чуть отойдя, я развернула бумажку и прочитала:

   «Сей билет дан села Благородского людям: Захару Кузьмину росту 2 арш. 5 вер. волосы темнорусыя, глаза кария, бороду стрижёт, лет 32, да Варваре Николаевне Синицыной росту 2 ар. 3 вер. волосы светло-русыя, брови тонкия, глазом чернява, лет 20, в удостоверение, что они