Если кого-то и триггерит на моём еврействе, то информация о жизни на Севере и вполне рабочих биографиях охлаждает разгорячённые головы. А кому-то хватило короткого, но прочувствованного спича о том, что я, жид, хочу уехать, и им, расово правильным славянам и татарам, не придётся больше конкурировать со мной!

Некоторые, кажется, впервые тогда задумались над таким явлением, как сионизм, и здорово пересмотрели свои взгляды. Антисемитами они, при всём том, быть не перестали, просто решили, что я — правильный еврей, и что если бы все такими были…

… но это, впрочем, отдельная головная боль, и к счастью — не моя.

— Здаров… — уважительно привстав, жму очередную руку, отвечая на дежурное «как сам».

— … а я его за грудки и говорю — ты, бля, понимаешь, что за воротами ты не мастер, а хуй собачий? А он мне…

— … клевало так, что я, веришь ли, даже о водочке забыл!

— Азарт, оно дело такое, — понимающе кивает собеседник.

— Бушь? — предлагает очередной подошедший, доставая из кармана пиджака бутылку, — Свойское винцо, тесть с под Одессы прислал.

— Чуть погодя, ага? — отзываюсь я благодарно, — Сейчас все соберутся, и тогда стакашок, чтобы горло промочить, да не горлодёром каким, самое оно будет.

— Эт ты хорошего сэма не пробовал! — влез в беседу Тарасик, с ходу пуча глаза и авторитет, — Свойский если он…

Дальше покатилась беседа двух сомелье, из которой я, в силу естественных причин, выключился. Настраивая гитару, не особо нуждающуюся в настройке, обмениваясь приветствиями и шуточками, я, мать ети, социализируюсь в коллективе. Ну собственно, какой коллектив, такая и социализация…

Народ малость успокоился, и я пробежал пальцами по струнам.

— Битлов давай, — застенчиво попросил тот самый гонец из-за спин.

— Ок, — киваю согласно, и, прикрыв глаза, начинаю петь про Жёлтую Подводную Лодку…

Пою я, честное слово, ничуть не хуже оригинала, и песня следует за песней, а в перерывах — глоток вина, шуточки, да иногда — затяжка чужой сигаретой, которая мне ни на черта не нужна, но — чувство братства и сопричастности, оно такое.

— А это… — интересуется пацанишка с наколкой на пальце, — нашенское что-нибудь могёшь?

Спросил, и смотрит с подковыркой, сидя на корточках. Я его знаю, и знаю, что он пока не сидел, но не сомневаюсь, да и никто не сомневается — сядет! Есть тут… р-романтики воровской жизни, и к слову, немало.

— А почему бы, собственно, и не да? — не сразу отвечаю я, припоминая и задумываясь, что бы мне выбрать?

Шансон, он же блатняк, дело такое… наслушался в своё время. Наслушался, и здесь уже, сильно не сразу — отчасти вспомнил, а отчасти — досочинил.

Оно не специально а так… Приходится иногда слушать незатейливые дворовые мелодии с криминальным позывом, и подсознание, без малейшего, кажется, участия мозга, вспоминает и додумывает.

Ну кто, скажите мне, не слышал, часто того и не желая, «Владимирский централ⁈» Вот и я, не желая…

Раньше я этого не пел, а сейчас…

— Почему бы и не да? — повторил я, трогая струны. Обстановка, она вокруг такая… располагающая. Да и благосклонность со стороны криминалитета, она в нашем случае лишней не будет!

Так что, отбросив все сомнения и отринув брезгливость, я, подпустив в голос хрипотцы, запел…

… и найдя благодарных слушателей, пел довольно долго, повторяя некоторые песни на бис и делая перерывы на обсуждение и записи текстов. Слушатели в восторге, и чую, разойдутся мои чужие песни ох как широко…

— Шухер… — громким шёпотом перебил меня всполошенный пацан, — участковый идёт!

Не обращая внимания на подошедшего участкового, допеваю песню, а после, уперевшись локтём в гитарный изгиб, кладу подбородок на ладонь и вздёргиваю брови домиком.

С ним у нас не то чтобы вражда… но не заладилось, и как-то так не заладилось, что сразу по всем фронтам, включая такие сложно уловимые вещи, как старшинство по возрасту и положению при общении. Надо отдать ему должное, участковый держится в очерченных службой рамках, но… взаимопонимания не нашли.

Да и, чёрт подери, как⁈ Он, службист до мозга костей, пытающийся выстроить карьеру и вскрывать нам мозги с помощью нехитрой пропаганды и марксизма, стремящийся вбить клин между мной и родителями, и…

… да собственно, и так всё ясно.

— Так-так-так… — сказал участковый после короткого, но выразительного молчания, успев зацепить глазами едва ли не каждого из присутствующих, — всё те же на манеже! Время идёт, но ничего не меняется!

— Стасов! — обратился он к рыжеватому парню, — Ну ты же комсомолец, и слушаешь… такое!

— Какое — такое? — прищурился в ответ парень, доставая папиросы и как-то агрессивно прикуривая, — Растолкуйте, Иван Семёныч, что не так?

— Н-да… — не сразу нашёлся милиционер и переключился на меня.

— А ты-то, Савелов? — с укором сказал он, покачивая головой, — В ансамбле выступал, песни пел…

— Так я не в ансамбле теперь, Иван Семёныч, — отвечаю с деланным простодушием, — вне коллектива, понимаете ли. Выгнали, понимаете ли… так что как ощущается, о том и сочиняется!

Участковый, кхекнув, отмолчался. Понял, наверное, что разговоры такого рода, они могут закончится совсем не так, как на митинге или в кабинете у парторга, когда тот изрекает правильные, одобренные Партией слова, а остальные, не вникая особо, покорно и кивают в нужных местах.

Здесь — ответить могут! Не я, так кто-нибудь из ребят в силу молодости, и, скажем так… недостаточно восторженного отношения к окружающей действительности.

— А знаете… — фальшиво оживился он, — дай-ка гитару!

— Держите, — не стал спорить я. Мент, пробежав пальцами по струнам, за каким-то чёртом сделал озабоченное лицо и подкрутил колки. Пробежали смешки. Ну да, ну да… после, можно сказать, профессионального музыканта?

— А знаете, — повторил он чуть иначе, пытаясь говорить задушевно, — что песня «Таганка» была написана ещё при царе, политическими заключёнными…

Вздёргиваю бровь, но не спорю, к счастью, Иван Семёныч, закончив на этом лекции, вполне недурно, хотя и несколько академично спел, используя три аккорда.

— … вот так-то, ребята, — не выпуская гитару, говорит он, — Вы, не понимая этого, переносите реалии Царской России на современное общество…

Закончив лекцию, сбившуюся к концу на вовсе уж нелепую агитку, он ушел наконец, пребывая в явном довольстве. Ну а мы некоторое время молчали, а потом один из парней, поглядев в обтянутую кителем удаляющуюся спину, сплюнув тягуче, выразил, кажется, общее мнение…

— Какая же всё это хуйня!

[i] «Народ и партия едины» — лозунг времён СССР. Впервые появился в газете «Правда» 8 марта 1953 года.

Народ к этому лозунгу, в массе, относился скептически, запустив в ответ «Народ и Партия едины, раздельны только магазины» и ещё десятки шуточек такого же рода.

— На сегодня всё, баста, — улыбаясь через силу, устало подытожил Буйнов, усевшись на край сцены и обвиснув всем телом, — нормально всё!

— Лера! — обратился он к девушке чуть погодя, оторвавшись от почти холодной бутылки с лимонадом и промокая рукавом пот со лба.

— Лера! — повторил он, жадно затянувшись сигаретой и выпуская дым, — С голосом всё хорошо, но ты немного зажата! Не знаю… перед зеркалом попробуй двигаться, или…

Он пощёлкал пальцами, подбирая слова, но настолько устал, что они, похоже, все попрятались в закоулках мозга, и я поспешил придти на помощь из зрительных рядов:

— Театральное мастерство, — и поясняю без особой на то необходимости, — в ансамбле у Локтева нам базу давали.

— А-а… точно! — воодушевился Александр, в несколько глотков допивая «Дюшес» и затягиваясь так, что затлел фильтр, — Кхе… Дело говоришь! Вернёмся с гастролей, и сразу…

— А если нам старшекурсника из театрального пригласить? — перебила его Новодворская, уцепившаяся за возможность исправить недостатки, — Есть же талантливые!