— Талантливые, они все при деле, — буркнул наш ударник, промокая красное лицо какой-то пыльной тряпкой, от чего его физиономия не сделалась ни краше, ни тем более чище, — Не с первого, так со второго курса подрабатывают в театре. Ф-фух…

— Всякое бывает, — не согласился я, — Разругался с кем-то, запил или что-то ещё, и пожалуйста — пинок под зад! Иди, жалуйся… хоть в профком, хоть в местком, а хоть бы и письма пиши сразу в Кремль!

— Нужны ли нам такие? — ревниво поинтересовалась Ирина, вторая наша солистка, косясь на Новодворскую.

— А мы какие? — не согласился с ней Буйнов, усмехаясь зубасто, — Не, Иришка… понятно, что первого попавшегося брать не будем, но походить, поспрашивать…

— Только вы не говорите, что хотите его на гастроли с вами ангажировать, — внёс я поправку.

— Или её, — оживился басист, забавно подвигав лохматыми бровями.

— Да, не стоит, — пропустил его слова мимо ушей лидер ансамбля, — Они тогда свои интриги начнут проворачивать, и нам такое сокровище может достаться, что не приведи Маркс!

Прокатившиеся смешки показали, что шуточку оценили, и что она, вернее всего, пойдёт в народ. С моей подачи, шуточки на религиозно-коммунистические темы пошли, что называется, в ход. Нет, они были и раньше… просто я, кажется, сумел придать им новое звучание.

— Да, — покивала Лера, страшно вымотанная и всё никак не отпускающая стойку микрофона, как будто опасаясь, что без этой поддержки не сможет стоять на ногах, — ты прав, Саша! Походить, как бы между делом поспрашивать о перспективных студентах…

— … и задвинуть что-то на тему талантливой молодёжи, которую затирают преподаватели-ретрограды! — перебив её, дополнила Ира.

— Да, так хорошо будет, — кивнула ничуть не смутившаяся Лера. Её такие взбрыки от подруги-соперницы скорее забавляют. Мне иногда кажется, что к Ире, да и не только к ней, Новодворская относится как к милым лабораторным мышкам, на которых можно ставить разного рода психологические опыты, оттачивая заодно собственные социальные навыки.

Обсудили, какой именно типаж предпочтительней в ансамбле, но к единому мнению так и не пришли. Решили, что потом определятся, по ситуации.

— Не угадаешь, — проворчал басист, — Была у меня одна актрисочка… так-то посмотришь — фиалка нежная, чуть не так скажи, так и завять может, и в слёзы. А хрен там! Ну то есть и слёзы… но и истерики какие были! Посуда по квартире летала, и не только тарелки, скажу я вам! А орала так, что соседи милицию вызывали — сперва за неё боялись, а потом уже, как поближе с ней познакомились — за меня. Правда, в постели… да, та ещё зажигалка! Потому, собственно, и терпел.

Завязался разговор о бывших и настоящих. У музыкантов всё это перепутано, перевязано на эмоциях и… хм, перекрёстном опылении, так что слушать их достаточно интересно — всплывает порой вовсе уж неожиданное. Правда, и врут… иногда во вред себе, от азарта, зная заранее, что ответка может прилететь немалая.

— Миша, тут такое дело… — подсев ко мне, начал Буйнов с виноватым видом.

— Не хотят регистрировать? — сразу понял я, — Н-да…

— Ну вот так вот… — криво усмехнулся Сашка, снова достав сигарету, — сам понимаешь! Своё имя в качестве автора ставить не хочу, и так уже разговоры…

— Ага, — чуточку невпопад ответил я, — Лер! Лера, давай сюда! Хотя…

Я задумался, кусая губу, но иного выхода всё равно не вижу, так что…

— Нет, ну это как-то… — нерешительно сказал басист, — некрасиво, что ли…

— Миша правильно говорит! — не согласилась с ним Ирина, аж притопнув ногой для пущей выразительности, — Его песни регистрировать не станут, хоть ты кого в соавторы поставь! А мы их уже отрепетировали, и вообще…

— Вот именно, — поддерживаю девушку, — Если нас, на что я горячо надеюсь, отпустят, то Там авторство песен не будет иметь никакого значения!

— Да уж… авторские гонорары, перечисляемые в Израиль, это так себе шуточка! — нервно хихикнул басист, потирая ладони.

— Вот-вот! — закивала Ирина, которую явно зацепила мысль стать зарегистрированным в ВУОАП автором, пусть даже таким странным путём. Она, несмотря на молодость и трепетный внешний вид, девушка достаточно хищная и цепкая, и своего, да и чужого, по возможности не упустит.

— А если… — нерешительно начала было Лера, поглядывая на меня виновато.

— А если, — перебиваю её, — то будет тем более всё равно.

— Если, — подчёркиваю голосом словцо, — это будет северный посёлок — снова, или колхоз, куда нас направят для исправления, то там, в тех реалиях, будет совершенно всё равно, что я официально зарегистрированный автор, и у меня есть как официальный доход, так и официальная возможность не работать, как творческой единице, признанной ВУОАП. Вкалывать придётся много и плохо, а получать — мало.

— Это да… — протянул гитарист, помрачнев лицом, — это они могут. Чего другого — это в очередь, а как мало и плохо, так это в нагрузку, и хрен откажешься…

Объяснять, кто такие «Они» не надо никому, и в этом — весь СССР! Когда с одной стороны — все как один ходят на демонстрации и гордятся страной, а стоит копнуть…

— Вам страховка будет, — поясняю свою идею, — на всякий разный случай.

— Да, — задумчиво кивнула Лера, — статью о тунеядстве ещё никто не отменял, а споткнуться при случае о какую-нибудь очередную кампанию властей, у нас на раз-два…

— Ну вот, — чувствую немного странное облегчение, — и договорились!

— Музыкант? — покосившись на меня, и особенно выразительно — на футляр с гитарой, поинтересовался водитель автобуса, закрывая створчатые двери. В глазах у него любопытство и чуть-чуть скуки, а ещё — усталости от долгого рабочего дня, потому что, кто бы что ни говорил, но работа водителем общественного транспорта, это совсем не мёд.

— Они нонче все музыканты! — бабка, восседающая на одном из передних сидений, непрошенной, как и подобает кондовой советской бабке, влезла в чужой разговор, — Кого ни спроси — так все эти, как их… твари с наличностью, што ле?

Выдав такой перл, бабка задумалась не на шутку — так, что её чуть не закоротило, и, по счастью, замолкла, не став подбирать другие эпитеты — не менее красочные, как я подозреваю. А может, и не по счастью… такое записывать надо!

Девушка, отхихикавшая в ладошку, судя по всему, полностью согласна со мной.

— Творческие личности? — давя смех, карабкающийся изнутри по тонкой шейке, поинтересовалась она, — Так, наверное? Да, бабушка?

— А… — выдала бабка, задумавшись и не сразу кивнув, не слишком, впрочем, уверенно.

— Вот-вот! — будто набравшись сил, продолжила она, обращаясь к товарке, сидящей на сидении напротив, — Только и могут, что за струны дёргать, да вопить, как кошаки в марте! Вот правильно девонька сказала — личности как есть!

Автобус по вечернему времени полупустой. Чертаново, это не край света, но край Москвы, и ехать вечером хоть сюда, а хоть и отсюда, желающих немного. Во всяком случае, не в то время, когда ещё чуть-чуть, и воздух начнёт сгущаться поздними летними сумерками.

— Так что, — перекрикивая шум двигателя, поинтересовался водитель, пока я кидал мелочь за проезд и вытягивал билетик, — умеешь? Или вон как бабушка сказала — личность? Га-га-га!

— Ну что, личность? — он подмигнул мне в зеркало, тронувшись с места, — сыграешь?

Девушка с тонкой шейкой улыбнулась мне, и… собственно, почему бы и не да⁈ Достав гитару, пробежался пальцами по струнам — играть я за последнее время научился очень достойно. Собственно, с таким количеством свободного времени и неудивительно…

— А давай эту, — оживился сильно нетрезвый, нестарый ещё мужик, — из кинофильма которая! Где этот… Рыбников и та учителка!

— Весна на Заречной улице, — подавшись вперёд, подсказал старичок в косовортке и стареньком пиджаке, помнящем как бы не времена Революции, — помню, мы тогда со старухой… кхе!

Он замолчал, чуть смутившись и еле заметно улыбаясь беззубо, а я, подхватив его настроение, заиграл, а потом (почему бы и не да⁈) и запел.