— Опять-таки не у всех так, это просто общие усредненные данные, — вступился Макс.

— Я точно попала в эти данные, — Соня сжала губы.

— Я… — хрипло начала Карина, а потом откашлялась, — Я тоже.

— Ну вот вам и статистика! — воодушевился Толя, — Смотрите, нас семь человек. Вернее, берем шесть, — он посмотрел на Рому. — И если…

— М-м, а почему шесть? — спросила Карина.

— Рома не учится, — сказал Макс и затем добавил, подмигнув Роме, — пока что.

Рома съежился и отвел взгляд.

Толя посмотрел на всех поверх очков, а потом проговорил:

— Так вот. Поднимите руку те, кто поступал в универ неосознанно?

Карина, Соня и Жаргал подняли руку. Толя поднял кулачок и объяснил:

— Меня считать, как ноль целых пять десятых балла. Первоначальное давление все-таки было.

— Понятно, понятно. Пятьдесят процентов это уже много, конечно, — согласился Макс.

— Ну-у…пятьдесят восемь целых тридесятых процента, скорее, — сказала Карина и, покрасневши, стала с поддельным интересом изучать бутылку в руках.

Она слишком дотошная. Слишком много думает, очень «слишком» для такой невысокой девушки. И что она получает за это? Глубокие дряблые морщины на лбу и переносице. Переносица и так неидеальных форм…

— Она не твоя сестра? — Толя прищурил глаз, обращаясь к Максу.

— Если с двадцати пяти только появляется осознанность, то получается, я только четыре года осознанно живу? — проговорила Соня, и по мере приближения к концу фразы в ее глазах засверкал страх. Потерянная, она посмотрела куда-то в сторону, словно уносясь в космос своих мыслей.

— Ага, — сказал Толя, — мозг в двадцать пять лет просыпается, осознает себя и такой: кто я, что я здесь делаю и почему работаю на этой работе?!

— Ну классно, — сказал Костя, вздохнув, — а кто-то в двадцать пять уже умирает. Прикиньте, умер, но так до конца себя и не осознал.

Макс выпучил глаза и стал медленно вертеть ими из стороны в сторону.

— Ну тут есть и плюс, наверное, так умирать проще? — развел Толя руками.

— Эмм… давайте обойдемся без смертей, — Макс кинул взгляд на Соню, которая еще где-то мысленно летала.

Костя скривил неловкую гримасу, осознавая, что он ляпнул.

— Эх…Классно было бы в двадцать пять лет ставить жизнь на паузу, — вернулась наконец Соня, — и потом следующие лет десять пробовать себя в разных сферах, а потом нажимать «плэй» и дальше уже жить осознанно и работать там, где хочется.

Кто-то вздохнул, кто-то утвердительно покачал головой.

— А ты где работаешь? — прервала тишину Карина. Она вспомнила, что знала про все профессии других участников, кроме Жаргала.

— Нигде, — он пожал плечами. — Родители мне купили квартиру. Деньги тоже посылают. Я знаю, что это стрёмно.

Мышцы на лице Жаргала напряглись, и он поджал губы.

— Ох, мне бы твою прямолинейность, — восхитился Толя.

— Ничего не стрёмно, — Брови Карины вытянулись в прямую линию, — Если есть возможность, почему бы не воспользоваться.

— Но недавно я понял, что сам хочу чем-то заниматься. — Жаргал обвел взглядом всех участников клуба.

— А учился ты где? — опять спросила Карина.

— Было онлайн-обучение по менеджменту.

— Это как просто курс?

— Нет, это прямо институт был. У меня вроде степень бакалавра.

— А почему именно онлайн? — спросил Рома.

— Ну. Как говорит моя мама, я — тугодумный асоциал, — Жаргал сгорбился, сидя на покрывале, и стал рассматривать стакан с компотом на дне, — поэтому онлайн. У меня последние классы школы тоже онлайн были.

— Серьезно, твоя мама так говорит тебе? — у Сони выпучились глаза.

— Какой ужас, — ахнула Карина.

— Ага, — Жаргал пожал плечами, — ну она права же. Я такой и есть.

— Дорогой Жаргал, — Макс наклонился в его сторону, — да ты иногда при общении ведешь себя не совсем так, как привыкли люди, но это не позволяет называть тебя так!

— Я бы назвал тебя… — Толя сжал губы в трубочку и затем добавил, — …социально-неуклюжим.

Жаргал улыбнулся.

— Как мило, — завизжала Соня.

— И на самом деле, — продолжил Толя, — твоя неуклюжесть, это классная черта! Ну кто еще скажет мне правду о том, что я с утра выгляжу, как невыспавшаяся обезьяна?!

— Он так говорил? — Карина засмеялась.

— Ага, в самом начале знакомства, — сказал Толя, — я так офигел, что запомнил это навсегда, по-моему.

Давно она так не смеялась. Хотя, возможно, она слишком утрирует, чтобы жалеть себя. Что значит давно не смеялась? Да вот недавно было, смотрела какую-то комедию. Себе-то не ври.

— М-м-м…Ты, когда не побреешься и с щетиной, то… — Макс недоговорил и склонил голову набок, хитро смотря на Толю.

— Да иди ты, — Толя шутливо толкнул его плечо.

— А меня Жаргал как-то спросил, — добавил Рома, — типа зачем я обмазал волосы маслом? — Рому насмешили свои же слова, и он скромно хихикнул, — Ну и как бы сейчас я стараюсь перед выходом на улицу всегда помыть голову.

Смешок прокатился среди собравшихся, а Жаргал, поджав губы, сказал:

— Извини.

— Не парься, чувак, ты заставил меня выглядеть лучше!

— Ну тогда я могу каждому с утра раздавать свои фирменные советы, — лицо Жаргала опять перестало выражать какие-то либо эмоции и непонятно, шутил он или нет.

Я Жаргал. Друзья меня называют «социально-неуклюжим медвежонком», но я себя зову «медвежонок, который говорит правду». Если вдаваться в детали, то у меня с медвежонком есть много общего. Цвет моей кожи такой же бурый, как и шерстка у зверёнка. Да, разрез глаз совершенно различный, но густота моих угольных бровей равносильна…

— … Так что командор, за тобой последнее слово! — сказал Костя.

— Прием трапезы окончен, — Жаргал опусти свой голос до низкого баритона, — заместитель с исследователем-навигатором идут показывать оставшиеся инструменты нашей гостье. Остальные собирают мусор!

— Господин командор, — поднял руку Толя, — как хроникёр, я считаю важным присутствовать на испытания, чтобы запечатлеть этот знаковый момент!

— Принято! — махнул Жаргал.

— Он просто не хочет убирать мусор, — Макс закатил глаза.

— Приказы командора не оспариваются, — протараторил Толя и быстро поднялся.

Следом за ним встали Карина, Костя и Рома.

— Хайн яба! — крикнул Жаргал им, когда они начали отходить.

— Бурятский? — уточнил Толя.

— Ага.

— Надеюсь, не бурятский матерный.

— Не, это значит «счастливого пути»!

Толя сжал два кулака напротив груди и мужественно кивнул.

Вместе с остальными они отошли чуть в сторону и сложили оставшиеся инструменты посередине в аккуратную кучу, словно готовились к ритуальному костру. Затем они приступили к обсуждению.

Первым был применен Толин секстант начала XIX века. С его помощью они измерили угол между горизонтом и предзакатным солнцем, а потом посчитали широту в текущей точке. За ним последовали другие инструменты: гномон, диоптра, гониометр, пантометр и квадрант Дэвиса. На последнем из них Карина проявила особое любопытство и внимательность. Она сняла подробное видео и сделала множество фотографий, демонстрируя подходы к использованию инструмента.

— Больше всех понравился? — спросил Рома.

— А? — сказала Карина, отрываясь от медного конусообразного инструмента, — То есть, да, да, понравился! Интересно… А по какой причине он может, например, ошибаться?

— Он не может ошибаться, — Костя покрутил головой.

— Кстати, да, может-может, — воодушевился Рома, — такое было у Макса с секстантом, когда он только купил его.

— Значит, сломанный был? — удивился Костя.

— Не, его просто надо было … как это…а да, откалибровать!

— Ой, а что это значит? — спросила Карина, выпучив глаза от любопытства.

— Там нужно проверить сначала типа нулевую ошибку, — сказал Рома, — можно у Макса точно спросить, а то я сейчас напортачу.

Он уже повернулся, чтобы позвать его, но Карина попросила этого не делать.

— Если бы я был Жаргал, — сказал Толя с возвышенным тоном, поправляя очки, — я бы спросил тебя прямо: «Ты что купила себе квадрант Дэвиса, и он не работает?».