Пальцы его сжались сильнее на шее Нины, он тяжело дышал, глядя аптекарше в лоб.

У Нины в глазах стало темнеть. Задыхаясь, она нащупала на столе за спиной ручку тяжелой доски, из последних сил хватила злодея по уху. Он пошатнулся, схватившись руками за голову, поминая нечистого. Аптекарша, держась за горло и жадно вдыхая воздух, кинулась к двери. Чужестранец прошипел, скривившись от боли и ярости:

– Еще шаг и твоего Винезио уже ничто не спасет.

Она, споткнувшись о собственную тунику, упала да так и осталась сидеть на каменном полу. Отползла в угол, не отводя взгляда от змея-латинянина.

– Где он? – прошептала с трудом.

В горле стоял колючий ком, будто глиняных обломков напихали.

– В подвалах он. В подземелье замка Святого Ангела. Не слыхала про такое?

Нина помотала головой. Сердце колотилось, едва из груди не выскакивало. Фигура злобного гостя расплывалась у нее перед глазами.

– В Риме замок есть, подвалы его глубоки, там всегда сыро – воды Тибра сочатся сквозь стены. Мало кто выходит из этих подвалов живым. Но если ты отдашь мне кольцо, то Винезио выпустят, лишь изгонят из церкви. Тогда он, может, и женится на тебе. Если у него еще хватит здоровья и сил на семейную жизнь. Спасешь своего любовника?

У Нины катились по лицу слезы, она задыхалась, едва сил хватало, чтобы хрипло шептать:

– У меня нет кольца. Где я его тебе возьму?! Не было на убитом кольца, Богом клянусь! – Она перекрестилась.

Но посетитель злобно усмехнулся:

– Твой Бог тебе не поможет. Молиться вы не умеете, погрязли в грехе и высокомерии. Наша церковь с Богом говорит, а ваша – проклята. Даже ваш патриарх-кастрат – насмешка над церковью.

Выпрямившись, он шагнул к ней.

– Я вернусь через три дня. Через седмицу мы отплываем. Если я не увезу кольцо – можешь винить себя в смерти любовника. И я прослежу, чтобы смерть его была мучительной.

Он, пошатываясь, толкнул дверь и вышел, больше не взглянув на Нину. Дверь аптеки жалобно скрипнула, прикрываясь под дуновением влажного ветра.

Нина сидела в оцепенении на полу. На очередной скрип двери она вздрогнула. Поднялась с трудом, дверь заперла, не понимая, что дальше делать. Опустилась на колени перед иконой. Но молитва не шла. Мысли метались в голове беспокойные, горестные.

Выходит, Винезио ее обманывал. Не простой он купец, а тайный посланец латинян. Может, потому и Василий с ним встретиться хотел? Прознал, что тот шпион?

Нина схватилась за растрепавшиеся волосы. Платок сбился на сторону. Она закрыла глаза, вспоминая встречи с Винезио.

Он стал к ней захаживать после смерти Анастаса. Она-то тогда не в себе была, так он ее своими рассказами про дальние страны отвлекал от горя. А после уехал да опять вернулся с товарами. И снова заходил в аптеку, вел неспешные, ласковые беседы. Нина с ним рядом душой отдыхала. А он то тут подсобит, то там поможет, то подарок какой принесет.

Про батюшку ее он много расспрашивал, про страны, в которых тот побывал. Нина уже и сама с трудом помнила, а с Винезио как-то много рассказать вышло. Смеялась еще, что про батюшку он столько расспрашивает, как будто только за тем и приходит.

Винезио сперва отшучивался. Мы, говорил, оба с ним караванщики. Он на земле, я на воде. А потом признался, что робеет он, не знает, о чем с Ниной разговаривать. В травах она разбирается, на разных языках говорит да читает, для самой императрицы снадобья готовит. А он только о путешествиях да товарах своих и знает. Вот и просит ее рассказать, что ему понятно и близко.

Так и ходил он с разговорами долго. Потом заметила она, что он норовит то руку ее тронуть, то выскользнувший из-под платка локон. А то, бывает, подаст она ему чашу с вином или отваром, а он своей ладонью руку ее накроет и держит так. Да в глаза глядит ласково.

Нина краснела, смущалась, отворачивалась. А по спине у нее как мураши от пяток до самого затылка пробегали. И вроде убрать надо бы руку, легонько ведь держит, ласково так, а сил нет ни отнять, ни отойти.

Нина после таких-то случаев проводила вечера в молитвах. Древние мудрецы говорили, что томление тела – болезнь, что лишь любовью лечится. Да только о любви аптекарша до того и думать не думала. Замуж снова выходить не хотела, Анастаса не могла забыть. С аптекой одна справлялась. С заказами, да с гильдией, да с эпархом тоже. Не до любви было. Да только все эти прикосновения такое смятение в душе и теле поднимали, что Нина стала чаще в церковь к отцу Анисиму ходить, надеясь избавиться от неподобающих мыслей.

А однажды Ариста вызвала Нину в лупанарий, сказав, что Дария приболела. А там велела служанке проводить аптекаршу в дальнюю комнату в углу атриума и просить, чтобы подождала.

Комнатка та была невелика, но убрана, как в лупанарии принято, – с крохотными окошками, шелком задернутыми, со скульптурами непристойными да с масляными светильниками такой формы, что Нина сперва и не разобрала, что это. А как догадалась, то покраснела, перекрестившись.

Кровать расшитым покрывалом застелена – аж присесть боязно. А больше и опуститься не на что. Вот Нина и присела. И когда дверь открылась да кто-то вошел, не сразу и разглядела его.

Вошедший молча шагнул ближе, и тогда Нина узнала Винезио. Сердце заколотилось низко, гулко.

Винезио же взял Нину за руку и прижал ее ладонь к губам своим. Нина от стыда не знала куда деваться – ну что он подумает? Сидит она в лупанарии, как девица гулящая. Уже и объяснять принялась. Но от нежных его поцелуев в ладонь слова все куда-то разбежались, растеклись. В нутре стало жарко и сладостно, все тело ослабло. И не то, чтобы на ногах удержаться, не то еще почему, положила Нина руку на плечо генуэзцу, сжала пальцами сквозь тонкую ткань.

Винезио притянул ее к себе, обнял, в самое ухо зашептал ласковые слова, мафорий с головы потянул. Платок она сама сбросила, освободив черные локоны до пояса. Прижалась к Винезио, руками за шею обхватила. И то верно, уж сколько времени она от томления телесного молитвами лишь и спасалась. Да только тело не больно-то обманешь.

Дальше и не помнила Нина, что было. Наслаждение греховное помнила да пришедший вслед за тем стыд. Но ласка Винезио и его уняла.

Когда уснул Винезио, Нина торопливо оделась и выскользнула из комнаты, пряча лицо в шелк мафория. Окутанная ласковой теплой ночью, шла она домой. Шла как пьяная, с припухшими губами, с еще влажным лоном. Грешные воспоминания не отпускали.

Придя домой, Нина кинулась было молиться. Да так на душе хорошо было, что молитва мешалась с недостойными мыслями. Так и легла она спать, решив, что лучше остынет душой и телом да наутро пойдет в церковь.

Были и потом встречи – когда в горах и скрытых от людских глаз бухтах, когда в аптеке в безлунные ночи. И вот пришла расплата за счастье.

Погруженная в воспоминания, Нина не сразу заметила, что туника ее на груди намокла от слез. В оцепенении плеснула себе успокоительного отвара. Крепко задумалась.

Сухорукий сказал, что Винезио за кольцом приехал, а сам в Нину влюбился да отправился просить разрешения на брак. Значит, дорога она ему. А что не сказал ей любимый про кольцо, так дело государственное, о таком скажешь, и обоим головы не сносить. Не мог он ей сказать. Спасать его надо, пропадет он, а все из-за нее да из-за любви их грешной.

Да только где кольцо это искать? И не расскажешь ведь никому про Винезио, не поделишься. А ежели Василий узнает, не сносить ей головы – сама в подземелье окажется и любимого не вызволит. Может, у Феодора, батюшки Гликерии, совета спросить? Он старец мудрый, всем помогает мудрым словом. Может, и подскажет, как ей кольцо найти.

Нина дрожащими руками завернула высушенный бородавник в тряпицу и убрала на верхнюю полку. Не до него сейчас. Масло достала, на гамамелисе настоянное, положила в корзинку. Кошель с деньгами привязала к плетеным прутьям. Увязав волосы, накинула мафорий и, заперев аптеку, торопливо пошла по Мезе в сторону пекарни Феодора.