— Всё, больше не хочу, — соврал я, чтобы оставить ещё по чуть-чуть коту и соседке. — Да и вообще, мне уже пора бежать.

— На свидание? — хитро улыбнулась Анна Батьковна.

— Как можно? — скорчил я серьёзную физиономию. — Я ответственный работник «Ленфильма». Просто у нас вечером заседание комсомольской ячейки, будем рисовать стенгазету.

— О чём? — захихикала девушка.

— Как обычно, — я вскочил со стула, — заклеймим загнивающий Голливуд за разврат, секс и буржуазный рок-н-ролл. Гоу, гоу, гоу, Джонни гоу, гоу, гоу, Джонни Би Гоу! — пропел я хрипловатым голоском и на собственном примере, подрыгав ногами как Элвис Пресли, показал, чем рок-н-ролл отличается от твиста. — Всё, я исчез!

«Странное дело, — думал я, шагая со своего Петроградского острова в направлении Гренадёрского моста, который соединял нас с Выборгской стороной, — и как только не будут распекать Никиту Хрущёва спустя годы? И „Хрущём“ его обзовут и „кукурузником“. Конечно, начудил он знатно с кукурузой и целиной. Но ведь народ при нём немного свободней вздохнул, наконец-то развернулось массовое строительство жилья, производство товаров народного потребления. А сколько талантливых режиссёров появилось: Марлен Хуциев, Михаил Калатозов, Георгий Данелия, Сергей Бондарчук, Василий Шукшин, Леонид Гайдай, Эльдар Рязанов, Марк Захаров. Да если бы сталинский курс продолжился, то в кинотеатрах круглогодично бы крутили два фильма: „Встреча на Эльбе“ и „Кубанские казаки“. Без свободы большое искусство в принципе невозможно. Правда, когда нет никаких моральных ограничений тоже плохо. Тогда искусство очень быстро опошляется и деградирует. Во всём нужна золотая середина».

Кстати, в начале 60-х в Ленинграде открылось больше десятка молодёжных кафе — и это тоже был один из признаков оттепельной эпохи. В таких заведениях читали стихи, устраивали литературные диспуты, встречи с артистами, мастерами спорта и другими интересными людьми. И конечно, здесь звучала живая музыка, и танцевали влюблённые парочки. А ещё кроме пива, вина, чая, кофе и мороженого коктейля можно было попросить у официанта шахматы. Культурный молодёжный досуг: посидели в хорошей компании, послушали стихи, выпили и разыграли ферзевой гамбит.

В одно из таких заведения я в данный момент и вошёл. Кафе «Ровесник» на проспекте Карла Маркса дом 45, которое открылось год назад, пользовалось большой популярностью, как мне сказала соседка Анюта, но было несколько дороговато. На маленькой эстраде играл целый оркестр: аккордеон, контрабас, гитара, барабанщик, пианист, скрипка, саксофон и труба. Звучал лёгкий фокстрот, парочки, потешно перешагивая, кружились на одном месте. Девушки были в цветастых платьях в форме колокола, а парни в основном в костюмах и что характерно все при галстуках.

Я, кстати, тоже нацепил галстук, но поддел его под джемпер с вырезом. Ведь мой единственный пиджак забрызгал кровью один из сегодняшних хулиганов, которого звали Хмурый и за дальним от эстрады столиком, где меня уже поджидали, его не было. Зато рядом с Сычём сидел неприятный плешивый дядька лет под пятьдесят и зыркал по сторонам маленькими колючими глазками. Я же прежде чем присесть за столик украдкой бросил короткий взгляд на пальцы незнакомого мужичка. К счастью, тюремных наколок у этого «теневого букмекера» не наблюдалось.

— Деньги принёс? — быстро и тихо спросил неприятный мужичок.

— Сыч сказал, — я кивнул на хулигана, — что мой долг зафиксирован в некой расписке. Предъявите, гражданин, вашу доказательную базу. А то я нервный, могу и в ухо дать.

На словах «предъявите, гражданин» букмекер невольно и чуть заметно вздрогнул. Значит, примерно представлял, что за подобные выкрутасы со ставками на спорт, можно и бесплатную путёвку получить в Сибирь. Однако плешивый дядька быстро взял себя в руки и протянул мне презабавную бумаженцию, где подчерком похожим на мой было начертано: «обязуюсь выплатить и так далее».

— Рассчитаемся? Или ты думаешь, что придурок Хмурый — это всё, что я могу привлечь для выбивания долга? — криво усмехнулся деловой мужичок.

— Я думаю, что вы можете привлечь ещё и спецназ, — пробурчал. — На какую разведку работает, а Сан Саныч? — зашептал я. — Быстро: пароли, явки, шифр для связи. У вас продаётся славянский шкаф? Могу предложить никелированную кровать с тумбочкой.

— Кхе, — прокашлялся плешивый дядька и, заметно вспотев, пролепетал, — «Подвиг разведчика», знаю, смотрели. Значит, денег у тебя нет.

— Не в деньгах счастье, папаша, а в их количестве, — хохотнул я. — Слушай внимательно, скоро запускаем новую фильму, там только мой один оклад составит тысячу рублей. Мне эту «пятихатку» отдать, как высморкаться, — соврал я.

— Тысячу новыми? — присвистнул Сыч.

— Новее не бывает, — кивнул я. — На что сейчас ставки принимаешь?

— На что? — ещё раз смерил меня взглядом мужичок, — на футбол принимаю. 27 мая в Москве состоится четвертьфинал Кубка Европы — наши играют со шведами.

«СССР — Швеция, 1964 год, — задумался я, вспоминая увлечение моего старшего брата футбольной статистикой. — Кубок Европы — это же прародитель Чемпионата Европы. Первый Кубок мы выиграли, победив в 1960 году в финале Югославию — 2: 1. А второй проиграли, тоже в финале, но сборной Испании. Значит, шведов в ¼ обыграем».

— Какой коэффициент на победу наших над Швецией? — спросил я.

— Никакой, — хмыкнул Сан Саныч. — Могу принять на ничью, 1 к 2. На победу Швеции 1 к 3. И на счёт в игре 1 к 4.

«Какой же там был счёт? — тяжело вздохнул я. — Давай братишка выручай! Ведь в нашей комнате по всем стенкам эти результаты были расклеены. Мама на эти безобразия всегда ругалась». Я прикрыл глаза, вспоминая комнату своего девства, в которой только в 70-м году переклеили обои, и вдруг чётко увидел счёт этого матча.

— Хорошо играем на счёт, — кивнул я. — Займи мне ещё 165 рублей и считай, что мы в расчёте. Пять рублей, так и быть, потом верну.

Однако плешивый дядька, неожиданно почуяв неладное, засомневался, что-то забубнил себе под нос и сделал новое предложение:

— А может, ты назовешь — кто забьёт голы? Даю 1 к 10. Ты же сам хотел разбогатеть. Играть надо по-крупному, так ведь парень?

— Кто за шведов забьет, не скажу, — пробормотал я. — А вот кто у наших отличится, назову. Ну что, по рукам 1 к 10?

— Нашёл простака, — выдавил из себя несмелую улыбку Сан Саныч, — 1 к 9 и даю тебе ещё 100 рублей в долг. Но в следующий раз за деньгами придут более серьёзные люди.

— Ладно, уговорил, — выдохнул я, — пиши: счёт будет 3: 1 в нашу пользу. Голы забьют: Виктор Понедельник, Валерий Воронин и… и ещё раз Виктор Понедельник. И учти, Сан Саныч, я человек нервный, наблюдаюсь в психдиспансере, не вернёшь мои деньги, то лично тебе устрою — бартабарлы, кузал! — на этих словах я резко выпучил безумные и осоловелые глаза, чтобы этот теневой горе «букмекер» особенно не расслаблялся.

Воскресное утро следующего дня, а так же воскресный полдень я встретил в собственной кровати. Настроение было просто замечательно, хотелось вскочить, спеть и спрятаться обратно под одеяло. Я уже предчувствовал, как завтра мы с блеском покажем и защитим перед худсоветом наши фееричные кинопробы. В моих мечтах рисовалась долгожданная встреча с красавицей Нонной, которая прилетит из Москвы во вторник вечером, и которую я обрадую замечательной вестью.

— Эх, лепота! — выкрикнул я. — Жить хорошо, а хорошо жить — ещё лучше!

И вдруг во входную дверь квартиры дважды позвонили. Два этих кодовых звонка означали, что кто-то пришёл по мою душу. Поэтому я напялил спортивные шаровары и, накинув майку на шею, вышел в общий коридор. За порогом стоял и мялся директор фильма Иосиф Фёдорович Шурухт.

«Если дядя Йося примчался в воскресный день, то наверняка произошло что-то непринятое», — тут же подумалось мне, и я спросил:

— Как погода, дядя Йося?

— Какая ещё погода? — заворчал он, протопав в мою комнату. — У меня две новости.