Другими словами, по мере того как исчезают видимые признаки и звуки внешнего мира, его значение для допрашиваемого имеет тенденцию меркнуть сходным образом. На смену этому миру приходит комната для допросов, два ее обитателя и динамические отношения между ними. По мере того как продолжается допрос, допрашиваемый все больше склоняется к тому, чтобы рассказывать или утаивать информацию в соответствии с ценностями мира допроса, а не внешнего мира (если только периоды допроса не являются лишь кратковременными перерывами в его обычной жизни). В этом маленьком мире, состоящем из двух жителей, столкновение личностей, в отличие от конфликта целей, приобретает преувеличенную силу, как торнадо в аэродинамической трубе. В него вовлекается самооценка допрашиваемого и дознавателя, и допрашиваемый борется за сохранение своих секретов от оппонента по субъективным причинам, потому что он полон мрачной решимости не быть проигравшим, низшим. Если же, напротив, дознаватель устанавливает взаимопонимание, субъект может утаивать по другим причинам, но его сопротивление часто не имеет той горькой, отчаянной интенсивности, которая возникает, если соревнование приобретает личностный характер.
Дознаватель, который в начальной фазе чувствует или определяет, что услышанное им — легенда, должен сопротивляться первому, естественному импульсу продемонстрировать ее ложность. У некоторых допрашиваемых случаях эго-требования, необходимость сохранить лицо настолько переплетаются с сохранением истории прикрытия, что назвать человека лжецом — значит лишь усилить сопротивление. Лучше оставить путь к отступлению, лазейку, которая позволит источнику подправить свою историю, не выглядя при этом глупо.
Если на более позднем этапе допроса будет решено предъявить допрашиваемому доказательства его лжи, полезным может оказаться следующий совет, касающийся юридического перекрестного допроса.
«Многое зависит от того, в какой последовательности проводить перекрестный допрос бесчестного свидетеля. Вы ни в коем случае не должны ставить важный вопрос под угрозу, пока не заложите основу для него таким образом, чтобы, столкнувшись с фактом, свидетель не смог ни отрицать, ни объяснить его.
Часто можно видеть, как самые разрушительные документальные свидетельства в виде писем или показаний под присягой оказываются абсолютно дряблыми только из-за неумелого обращения с ними. Если в вашем распоряжении есть письмо, написанное свидетелем, в котором он занимает позицию, противоположную той, что он только что дал под присягой, избегайте распространенной ошибки — показывать письмо свидетелю для опознания, а затем зачитывать его с вопросом: «Что вы на это скажете?» Во время чтения письма свидетель будет собираться с мыслями и готовить свои объяснения в преддверии последующего вопроса, и эффект от разрушительного письма будет потерян... Правильный метод использования такого письма заключается в том, чтобы спокойно подвести свидетеля к повторению заявлений, которые он сделал в своих прямых показаниях и которым противоречит его письмо. Затем зачитайте ему письмо. У свидетеля нет объяснений. Он изложил факт, здесь нечего уточнять.»(41)
2. Рекогносцировка
Если допрашиваемый сотрудничает с самого начала или если во время начальной фазы была установлена связь и источник стал сотрудничать, этап разведки не нужен; дознаватель переходит непосредственно к детальному расспрашиванию. Но если допрашиваемый утаивает, необходим период изучения. Обычно уже сделаны предположения о том, что он утаивает: что он — фальсификатор, или агент RIS, или что-то еще, что он считает важным скрыть. Или же предполагается, что ему было известно о подобной деятельности, осуществляемой кем-то другим. В любом случае, цель разведки — быстро проверить предположение и, что более важно, выяснить причины, масштабы и интенсивность сопротивления.
Во время начальной фазы дознаватель определит вероятные области сопротивления, отметив те темы, которые вызвали эмоциональную или физическую реакцию, речевые блоки или другие признаки. Теперь он начинает прощупывать эти области. Каждый опытный дознаватель приметил, что если допрашиваемый [что-то] утаивает, его беспокойство возрастает по мере приближения к этой отметке. Чем безопаснее тема, тем более словоохотлив источник. Но по мере того как вопросы заставляют его чувствовать себя все более некомфортно, допрашиваемый становится менее коммуникабельным или, возможно, даже враждебным. Во время начальной фазы дознаватель мирился с этим защитным механизмом. Теперь, однако, он неуклонно возвращается к каждой зоне чувствительности, пока не определит расположение каждой из них и интенсивность защиты. Если сопротивление пренебрежимо, его можно преодолеть простым упорством и сразу же приступить к детальному допросу. Но если сопротивление сильное, следует перйти к новой теме, а подробный опрос оставить для третьего этапа.
Две опасности особенно вероятны во время рекогносцировки. До этого момента дознаватель не продолжал линию допроса, когда встречал сопротивление. Теперь, однако, он это делает, и раппорт может быть нарушен. Некоторые допрашиваемые примут это изменение близко к сердцу и будут склонны персонализировать конфликт. Дознаватель должен противостоять этой тенденции. Если он поддастся ей и ввяжется в битву умов, он может не справиться с поставленной задачей. Второй соблазн, которого следует избегать, — это естественная склонность преждевременно прибегать к уловкам или методам принуждения, чтобы завешить с вопросом. Основная цель рекогносцировки — определить вид и степень давления, которое потребуется на третьем этапе. Дознаватель должен приберечь свои огневые средства до тех пор, пока не разберется, с чем ему придется столкнуться.
3. Детализированный опрос
а. Если раппорт установлен, и если допрашиваемому нечего скрывать, подробный допрос представляет собой лишь рутинную проблему. Основными рутинными соображениями являются следующие:
Дознаватель должен точно знать, что он хочет узнать. Он должен иметь на бумаге или твердо удерживать в сознании все вопросы, на которые он хочет получить ответы. Обычно случается, что источник располагает относительно большим объемом информации, которая практически не имеет разведывательной ценности, и лишь небольшой коллекцией золотых самородков. Естественно, он будет стремиться говорить о том, что знает лучше всего. Дознаватель не должен проявлять нетерпение, но и не должен позволять результатам покидать фокус. Определяющим остается то, что нам нужно, а не то, что допрашиваемый может предоставить с наибольшей готовностью.
В то же время необходимо приложить все усилия, чтобы в процессе допроса объект не узнал, где именно находятся наши информационные пробелы. Этот принцип особенно важен, если допрашиваемый ведет привычный образ жизни, каждый вечер возвращается домой и появляется на допросе лишь раз или два в неделю, или если его bona fides вызывает сомнения. Однако почти при всех обстоятельствах следует избегать явного раскрытия своих интересов и знаний. Обычно плохой практикой является вручение даже самому сговорчивому допрашиваемому упорядоченного списка вопросов и просьба написать ответы. (Это требование не распространяется на написание автобиографий или на информационные вопросы, не касающиеся области разногласий с источником.) В целях сокрытия информации некоторое время обычно тратится на вопросы, не представляющие особого разведывательного интереса. Дознаватель может способствовать этому процессу, делая время от времени заметки — или делая вид, что делает это, — по вопросам, которые кажутся важными для допрашиваемого, но не представляют разведывательной ценности. С этой точки зрения допрос можно считать успешным, если источник, который на самом деле является враждебным агентом, может сообщить оппозиции только общие сведения об интересующих нас областях, но не может указать конкретные детали, не включив в них вводящую в заблуждение информацию.
