Она улыбается и опускается на несколько дюймов, вставая на пол.

— Мы называем это залогом. Так делают успешные компании, чтобы защитить себя. Так что будьте хорошим мальчиком, мистер Крейн, оставайтесь, учите и держитесь подальше от тех, кто вам не предназначен.

В этот момент замок щелкает, и я поворачиваюсь, увидев, как дверь открывается сама по себе.

— Между прочим, вы замечательный учитель, — говорит она, когда я выхожу. — Вы делаете то, что должны. Так что продолжайте в том же духе и не портите все.

Затем дверь за мной захлопывается.

Глава 9

Бром

Настойчивый стук в дверь отвлекает меня от мрачных мыслей. Не знаю, мои это мысли, или чужие.

Встаю и спешу к двери, стук продолжается. Предполагаю, что это Крейн, но надеюсь, что Кэт.

Открываю дверь и вижу Крейна, он занес кулак, чтобы постучать еще раз, его лицо искажено в гримасе, мокрые волосы прилипли к шее.

Я никогда раньше не видел его таким. Преследуемый, сломленный и дикий зверь, мечущийся между хищником и жертвой, и я впервые понимаю, как выгляжу со стороны.

— Крейн? — спрашиваю я, недоумевая, что случилось. — Неужели всадник…

Он врывается в комнату, захлопывая дверь ногой, крепко хватает меня за лицо и целует, прежде чем я успеваю закончить предложение. Поцелуй сочный, влажный и теплый, но в нем нет нежности, и он трахает меня своим языком так, словно полностью принадлежит мне. Моя борода задевает щетину на его лице, и весь он горячий.

На вкус он как дождь.

Мы оба пятимся назад, пока я не оказываюсь прижатым к деревянному платяному шкафу, ручка которого впивается в поясницу, но боль кажется приятной. Он кулаками сжимает мою рубашку, не отпуская, поцелуй углубляется, я стону ему в губы, не в силах сдержаться. Я давно не чувствовал себя таким желанным. Прошлая ночь была наказанием, а эта — нечто совсем другое.

— Ударь меня, — хрипит он, отстраняясь, его глаза полны решимости. — Ударь меня, Эйб.

Я быстро моргаю, услышав свое прежнее прозвище и удивившись странности его просьбы.

— Сэр? — тоже вспоминаю, как называл его.

— Я сказал, ударь меня, черт возьми, — рычит он. — Сделай мне больно.

Я качаю головой, слизывая его вкус со своих губ. Я был полон такой ненависти и злости к нему, но теперь, видя его таким, уязвленным и срывающимся на крик, не могу этого сделать. Смятение, которое я испытывал по отношению к нему, улетучилось.

— Нет, я…

— Я не прошу, а приказываю, — говорит он, хватая меня за горло, разворачивается спиной к шкафу. — Прошлой ночью ты хорошо сопротивлялся.

— Крейн…

— Нужно разозлить тебя? Заставить снова возненавидеть меня? Кажется, у тебя это легко получалось, скользкий ублюдок, — он произносит все это с усмешкой, в его глазах мелькает что-то среднее между безумием и желанием, если бы желание было лихорадкой, от которой ему нужно срочное лечение. — А помнишь, как я трахал твою невесту и заставлял ее кончать, выкрикивая мое имя? Как я заставил ее забыть о твоем существовании? Сказал, что она принадлежит мне и только мне, и она хотела этого, хотела быть со мной, а не с тобой, ты упустил свой гребаный шанс, ты…

Я даю волю чувствам.

Бью его прямо по скуле, костяшки моих пальцев обжигает огнем.

Он ударяется затылком о шкаф.

Затем поднимает голову, его влажные черные волосы падают на лоб, и смотрит так, как пастор Росса, когда молился богу.

— Сделай это еще раз, — мой кулак дрожит, я колеблюсь, а его рука все еще на моем горле. — Сделай это еще раз, или я расскажу, как хлестал ее по заднице, и как доминировал над вагиной этой сладкой ведьмочки, пока та не раскраснелась и опухла от…

Дикая ревность захлестывает меня, и я бью его снова, на этот раз в челюсть, пока не слышу, как лязгают его зубы, и хватка на моем горле ослабевает.

— Крейн, — говорю я, тяжело дыша, костяшки моих пальцев горят, плечо болит от напряжения, и где-то глубоко внутри я чувствую, как в темноте шевелится всадник. — Пожалуйста, не заставляй меня. Я не хочу, чтобы Гессенец выходил наружу. Он может нарушить правила и выйти днем.

Крейн поднимает голову, волосы почти полностью скрывают его затравленные глаза.

— Может быть, этого я заслуживаю. Может быть, этого я хочу.

Я с трудом сглатываю, мне не нравится, как быстро мы поменялись ролями. Я всегда хотел увидеть, как Крейн сорвется, как спадет его маска, узнать, каково это — наказывать его, но не хочу ничего. Не так, как сейчас.

— Я не хочу, — резко говорю. — Не хочу, Крейн. Это небезопасно.

Я знал, что это слово привлечет его внимание.

Он медленно кивает, до него доходят мои слова. Смотрит вниз, а его руки опускаются к моим брюкам, прижимаясь тыльной стороной ладони к моей эрекции, на которую я не обращал внимание.

— Тогда я просто хочу потрахаться, — говорит он низким и хрипловатым голосом, который снова звучит нормально, и когда он смотрит на меня, я вижу, как его зрачки темнеют от вожделения. — Я хочу ебаться. Хочу кончить в тебя и довести тебя до оргазма.

Он сильнее прижимается ко мне, и я задыхаюсь. Глупые стоны, которые я издаю, когда нахожусь с ним, смущают меня, и мои щеки уже покраснели.

— Обожаю этот цвет, — бормочет он, обхватывая меня сзади за шею и собственнически целует, отчего мои пальцы сжимаются в кулаки. — Мой красавчик, — добавляет он, отстраняясь с ухмылкой.

Затем он протягивает руку, хватает за волосы и резко дергает, отчего у меня отвисает челюсть, а член наливается кровью от желания. Это чертовски приятно.

— Да, — шипит он, наклоняясь, чтобы облизать мои открытый рот. — Ох, Бром, я всю твою сперму высосу.

Еще одним рывком, от которого слезятся глаза, он подводит меня к кровати и приказывает раздеться, а затем раздеть его.

Я тороплюсь, трясущимися руками сбрасываю с себя одежду, вытаскивая член, который уже стал таким толстым и набухшим, что малейшее дуновение ветерка доведет меня до оргазма. Когда мы оба уже голые, я открыто смотрю на него. Прошлой ночью я ничего не видел, но сейчас он такой возбужденный и открытый, прямо передо мной.

Крейн похож на бога. Возможно, падший, но все равно гребаный бог. У него худощавое, длинное, но фактурное тело. Кожа бледная, как луна, гладкая, как шелк. Дорожка черных волос, идущая от живота к стоящему члену, который болтается между его мускулистых ног.

Желание пронизывает меня насквозь, заполняет каждую щель и впадинку, пока я не перестаю ясно видеть и здраво мыслить.

Затем Крейн толкает меня, и я оказываюсь на спине, на кровати, и он наваливается на меня, его жар поглощает, и хотя сейчас полдень и серый свет проникает в окно, кажется, что весь мир становится черным и остается только Крейн, как будто он стоит в конце туннеля.

— Можно я стану твоим спасителем? — бормочет он, проводя кончиком своего носа по моему.

Я могу только сглотнуть в ответ, надеясь, что мои глаза скажут остальное.

Но он не единственный, кто нуждается в спасении.

Надеюсь, он это понимает.

Он целует, горячо, глубоко, неистово, у меня перехватывает дыхание. Я протягиваю руку и провожу пальцами по его ключицам, плечам, затем вниз, по твердой поверхности груди и точеным изгибам живота. Я пытаюсь запомнить ощущения, на случай, если это больше не повторится. На случай, если скоро, чертовски скоро, настанет день, когда всадник возьмет верх и я не вернусь.

Этот день настанет, не так ли?

Скоро?

Сколько у меня времени?

— У тебя есть масло? — хрипло спрашивает Крейн, кусая меня за шею и возвращая к реальности. Его зубы причиняют боль, но затем он успокаивает, проводя языком. Теперь я дрожу от желания, твердый, как камень, вся моя кровь прилила к члену, оставляя во мне ощущение пустоты.

— Нет, — разочарованно выдыхаю я, проводя руками по его худым бедрам к толстому члену. В моих руках он ощущается как раскаленное железо, жилистый и твердый, и весь для меня. Я провожу большим пальцем по вздувшейся головке, скользя вдоль щели и размазывая бусинки возбуждения по всей длине. Крейн издает низкий стон, от которого сотрясается кровать, и я становлюсь еще тверже.