Ее тело содрогается в судорогах, и энергия, которая проходит через нее и передается мне, не похожа ни на что, что я чувствовал раньше. Я не заглядываю в ее разум, я не вижу ее воспоминаний, но чувствую каждый дюйм ее тела, словно ток бежит от нее ко мне, соединяя нас. Сила и предназначение.

Раньше я чувствовал такую связь только с одним человеком, и у меня никогда не было возможности исследовать это глубже. Но с Кэт я все чувствую.

Господи, я все чувствую.

Она извивается, трется о седло и мой член, и мне трудно не кончить самому. Я ничего так не хочу, как подтолкнуть ее вперед, чтобы она прижалась к гриве лошади, задрать ей юбки, и засунуть в нее свой член так глубоко, как только смогу. Она уже мокрая, приняла бы меня сразу.

Но прежде чем я успеваю что-либо сделать, мы въезжаем в ворота, сквозь струю холодного воздуха, от которого давление в моей голове нарастает, пока не кажется, что она вот-вот лопнет. Такое чувство, будто меня окатили ледяной водой, и это резко убивает все мои желания трахнуть ее здесь и сейчас.

— Черт, — ворчу я, сжимая в кулаке юбку ее платья. — Что это было?

— Я думаю, это были стражи, — говорит Кэт тихим, напряженным голосом, все еще задыхаясь. — Полагаю, ты забудешь все, что сейчас произошло?

Я напрягаюсь, пока лошадь идет дальше, давление в ушах ослабевает, потом вовсе проходит. Я пытаюсь удержать воспоминание о том, как она кончила мне на руку за несколько мгновений до этого: ее стоны, ее влажность на моих пальцах, и как она позволила мне завязать ей глаза у озера, ее доверие.

И…

Ничего не происходит.

Я чувствую себя так же, как и раньше.

Я ничего не забыл.

— Я все помню, — говорю ей, касаясь губами ее затылка. — Я помню тихие, дикие звуки, которые ты издавала, кончая. Помню, как чувствовал себя богом, будь то мои пальцы внутри тебя или как ты на уроке смотрела на меня своими голодными глазами. Хорошая, сладкая ведьмочка.

Я не могу ясно видеть ее лицо, но знаю, что ее щеки горят.

— Ты помнишь, — тихо размышляет она. — И я помню тебя. Мы помним друг друга, независимо от того, что ковен защищает школу. Что это значит? Почему мы?

Она пытается повернуться ко мне лицом, но я бросаю поводья и тянусь к ее лицу, поворачивая к себе, целуя. Она такая сладкая и горячая, ее губы и язык на вкус как рай.

— Я хочу тебя, — шепчу ей в губы. — Хочу кончить в тебя.

Я хочу знать, что будет, когда наша энергия взорвется.

Она отрывается от поцелуя и оглядывается, снова тяжело дыша. Огни школы отошли на задний план, и хотя мы не взяли с собой фонари, мои глаза уже привыкли, чтобы разглядеть темную тропу впереди, прорезающую лес. Лошадь видит лучше. Мы здесь одни, и хотя я не помню, сколько ехать до Сонной Лощины, знаю, что времени нам хватит.

Я провожу губами по ее шее, понимая, что, возможно, проявляю излишнюю настойчивость, несмотря на то, что мы сейчас сделали.

— Я сделаю все, что ты захочешь.

Она удивленно выдыхает.

— Да? ты же говорил, что хочешь все контролировать?

— Я контролирую все, что хочешь ты, — говорю ей. — Этим и доставлю тебе удовольствие.

— М-м-м, — размышляет она, прижимаясь ко мне. — Знаешь, у тебя неплохо получается отвлечь.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.

— Ритуал, — объясняет она, понизив голос. — Я была в ужасе, и все же, ты быстро смог стереть этот ужас из моего сознания. Мое тело быстро восстановилось под твоими прикосновениями. Это часть твоей магии?

Я усмехаюсь.

— Это не волшебство, Кэт. Ужас усиливает наши эмоции. Наши чувства. Наши сердца бьются, как колибри, и всей этой энергии нужно куда-то деваться. Секс — идеальное место для выплеска энергии. Ужас только делает все божественным. Усиливает.

— Ты привык доводить девушек до оргазма после того, как они испугаются? Ты привык пугать их?

— Иногда, — признаю я. — Мужчин тоже.

Я задерживаю дыхание и жду. Ведьмы, в целом, непредубеждённые, когда речь заходит о различных формах сексуальности. Мне нравится спать как с мужчинами, так и с женщинами. Но Кэт родом из маленького городка и воспитывалась не совсем как ведьма. Возможно, она не так лояльна. Я даже сам не знал о своих сексуальных предпочтениях, пока не переехал в Сан-Франциско. По иронии судьбы, до тех пор, пока не женился.

— О, — тихо говорит она.

— Тебе это пугает? — спрашиваю я, мои челюсти сжимаются, я готов к отказу.

Она сглатывает и качает головой.

— Вовсе нет. Я просто никогда…

— Никогда не была с женщиной? Никогда не знала мужчину, который был с мужчинами?

— Никогда с обоими, — говорит она. — Но ничего страшного, — она бросает на меня взгляд через плечо, ее глаза блестят даже в темноте. — С тобой я чувствую себя защищенной.

— Ты не всегда будешь защищена, — говорю я ей. — Однажды ты переедешь куда-нибудь подальше от Сонной Лощины.

Наступает минута молчания. Из леса доносится уханье совы.

— Ты бы поехал со мной? — спрашивает она. Ее голос такой нежный и застенчивый, что меня пронзает боль и невыносимое желание защитить ее.

— Мне бы этого хотелось, — искренне говорю я. — Куда бы ты хотела поехать?

— Куда угодно, — говорит она, ее плечи расслабляются. — Может, в Нью-Йорк, — я напрягаюсь. Она быстро добавляет: — Но я знаю, что ты оттуда родом. Так что, может быть, в другой раз, — она делает паузу. — У тебя плохие воспоминания о Нью-Йорке? Ты поэтому приехал сюда?

Я тяжело вздыхаю, прошлое временами подкрадывается слишком близко.

— Нет. Все было как в тумане от опиума. Сводил конца с концами. Мне следовало работать, но я этого не делал. Просто хотел все забыть. Хотел быть кем-то другим.

— Ты разбил там хоть одно сердце?

Я хихикаю.

— Нет. Нет, но мое сердце почти разбили.

— Правда? — у нее такой удивленный голос. — Мужчина или женщина?

— Разве это имеет значение?

— Извини. Мне просто было любопытно.

Я кладу подбородок ей на плечо, обнимая сзади.

— Знаю. Любопытство — путь к моему сердцу. И это был мужчина. Бедная, разбитая душа, убегающая от чего-то. Его преследовали, он был болен, а я хотел его спасти. В конце концов, я тоже бежал.

От себя.

— Ты пытался прочитать его воспоминания? — спрашивает она.

Я неловко сглатываю, чувствуя стыд.

— Да. Пытался. Мне хотелось знать, что с ним случилось, от чего он бежал. Но мы были вместе всего пару недель, и я испытал то же самое, что и с тобой.

— В смысле?

— Он заблокировал меня. Я не мог прочитать его мысли. Только ощущал его эмоции. Я не настаивал. Не говорил с ним об этом и не знал, осознавал ли он, что закрывает от меня свой разум. Затем, однажды, он исчез. Пустился в бега. Я до сих пор не знаю, что заставило его сбежать — мои действия, или за ним правда охотились.

При этих словах она замолкает, что-то обдумывая.

— Звучит ужасно, — в конце концов говорит она. — Знать, что за человеком охотятся.

— Так и было. Но что я говорил о том, что ужас ведет к сексу?

— К магии.

Это привело к магии. У меня создалась магия с этим мужчиной. Он был таким диким и непредсказуемым, скрывал каждую эмоцию. Похож на меня, но я всегда пытался убежать, спрятаться, похоронить под слоями отчужденности. Он сталкивался с этими чувствами. Принимал всем сердцем. Он был чертовски неряшливым во всех аспектах своей жизни.

И ему нравилось, когда я властвовал над ним. Он был высоким, хотя и не таким, как я, но мускулистым. Он был сложен как бык, такой сильный и иногда опасный, и все же позволял мне доминировать над своим телом. Этот мужчина сосал мой член так, как никто другой раньше.

Но я не зацикливаюсь на этом. Он ушел.

Я двигаюсь дальше.

— Как его звали? — спрашивает она.

— Эйб, — говорю я ей. — Фамилию не называл.

— Откуда он…

— Тс-с-с, — говорю я, обрывая ее.

Вдалеке слышится стук копыт.

— Ты слышишь? — шепчу я, на всякий случай отводя Подснежницу в сторону от тропы. Кусты ежевики тянутся и царапают наши руки, дергают за платье Кэт.