— Вообще-то, мне двадцать три, — говорит он, одаривая меня застенчивой улыбкой. — И да, это странно. Но кто я такой, чтобы спорить или идти против их правил? Они дают нам бесплатное проживание и питание, а нам лишь нужно научиться магии, — он шевелит пальцами в воздухе.

— Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, — говорю я себе под нос, макая воронье перо в крошечный сосуд с синими чернилами. Крейн сказал, что наши навыки письма тоже нуждаются в совершенствовании, поэтому он заставляет нас сдавать экзамен чернилами, а не карандашом. Мне бы не помешала практика.

— Все равно глупо держать тебя здесь, — добавляю я, а затем внутренне стону, когда тыльной стороной ладони размазываю чернила, оставляя синее пятно на коже. — Тем более ты ничего не вспомнишь об этом месте, когда уйдешь, — о чем они так беспокоятся?

Хотя я посещаю школу всего неделю, с каждым днем появляется все больше вещей, которые не имеют для меня никакого смысла. Например, я подслушала, как моя учительница алхимии, госпожа Чой, рассказывала о том, что у преподавателя лингвистики на самом деле есть семья в Индии, но ему пришлось оставить их, чтобы работать здесь. Как правило, в школу не принимают тех, у кого есть семья, поскольку они не позволяют им приводить их с собой, но я полагаю, что он стал исключением, возможно потому, что его семья далеко. Возможно, они хотят, чтобы он забыл их.

Пол хмуро смотрит на меня.

— Прости, что? Я ничего не запомню об этом месте?

Мои брови поднимаются. Ох. Он не знает?

— Ты не знаешь, что происходит, когда уходишь? — спрашиваю я, и он качает головой. — Ты не вспомнишь, как провел здесь время. Или не вспомнишь, чему научился, — я почему-то опускаю ту часть, что я помню, чему научилась у профессора Крейна. — Когда я вернусь домой сегодня вечером, не буду помнить наш разговор. Вспомню только когда снова проеду через ворота.

Пол потирает губы, моргая.

— Безумие, — говорит он через мгновение, переворачивая еще одну страницу книги, пока мы не натыкаемся на запись о карте «Пятерки кубков», на которой нарисован плачущий человек. — Как они смеют? Я не помню, чтобы подписывался на стирание памяти.

— Наверное, это произошло, когда мы проходили тесты, — говорю я. — Хотя я все еще не помню их. А ты?

— Нет. Но они сказали, что это нормально. Но не говорили, что это распространится на другие области нашего образования, — он мгновение изучает мое лицо. — Ты должна знать, почему они это делают. Ты же Ван Тассел.

— Ну, это не помогает. Моя мама сказала, это связано с тем, что школа не доверяет ученикам. Они хотят сохранить здесь все в секрете, насколько это возможно.

— А когда мы закончим учебу? Что тогда?

— Она сказала, что магия укоренится. Все, чему ты научился, придет к тебе само собой, — он недоверчиво смотрит на меня. — Эй, — продолжаю я. — Я только повторяю то, что она сказала. Я с этим не согласна.

— И все же ты здесь.

— Как и ты, — вежливо возражаю я. Постукиваю пером по краю сосуда, чтобы стереть излишки чернил. — А теперь вернемся к учебе. Профессор Крейн будет нас валить.

Пол ненадолго откидывается на спинку стула, теребя концы своего серого пиджака, прежде чем снова выпрямиться, сосредоточившись на книге.

— Хорошо. Запиши пять вещей, которые символизирует «Пятерка кубков».

«Это легко», — думаю я, и записываю слово «горе».

***

Я не ошиблась, сказав, что профессор Крейн усложнит тест. В тот момент, когда началось занятие, Крейн раздал контрольную работу и молча указал на доску, на которой были нацарапаны вопросы, а также слова: «вы можете уйти, когда закончите». Ну или что-то типа того. Для учителя его почерк просто ужасен.

Несмотря ни на что, я не торопилась с тестом. Мне все еще нужно доказать, что я должна быть здесь. Поэтому не хотела поторопиться и потерпеть неудачу. Я баловалась картами Таро с детства, но в маленькой брошюре, прилагавшейся к колоде (которую я украла у мамы из шкафа), не было особых подробностей. Некоторые карты я интерпретировала совершенно неправильно, не зная всех нюансов. Карта смерти не всегда означала смерть? Это новость для меня.

К тому времени, как я заканчиваю, проявив особую осторожность, чтобы не размазать чернила, как обычно, я поднимаю глаза и понимаю, что осталась последней в классе.

Смотрю на Крейна, ожидая, что он отчитает меня за то, что я так долго тянула, но он сидит с закрытыми глазами, обхватив голову руками. Его черные волосы в беспорядке, как будто он их тянул, и замечаю, что носки у него не в тон. Обычно он утонченный и собранный.

Встаю и подхожу к его столу, аккуратно кладу тест поверх стопки других.

— Все закончили, — говорю ему.

Я ожидаю, что он подпрыгнет от испуга, но вместо этого он медленно убирает руки от лица и бросает на меня усталый взгляд.

— Спасибо, Кэт, — говорит он. Обычно его голос ровный, низкий и сильный, но сейчас он звучит слабо. Напряженно. Взволнованно.

Я собираюсь уйти, но, кажется, не могу оставить его.

— Вы в порядке? — спрашиваю я, пристально глядя на него.

Он тяжело вздыхает и откидывается на спинку стула, проводя рукой по своим густым волосам.

— Неужели так очевидно?

Я слегка улыбаюсь ему.

— Раньше выглядели лучше. Вы же сами нас учите видеть больше.

Он одаривает меня такой же слабой улыбкой в ответ.

— Дело не в этом. На самом деле… даже не знаю, с чего начать, — он отводит взгляд, и я замечаю фиолетовые впадины под его темными глазами.

— Не хотите прогуляться со мной и поговорить? — выпаливаю я. Создается ощущение, что если вывести его из кабинета и поговорить, то ему полегчает.

Он возвращает свое внимание ко мне, его глаза скользят по моему лицу.

— Прямо сейчас?

Я пожимаю плечом, стараясь казаться беспечной.

— У меня есть пара часов до следующего занятия. Обычно я брожу по библиотеке или хожу проведать Подснежницу. Это моя лошадь, — добавляю я, когда он выглядит смущенным. — Возможно, свежий воздух пойдет вам на пользу. Пойдет на пользу нам обоим. Иногда это место кажется слишком мрачным, — я обвожу рукой кабинет с каменными стенами и узкими окнами.

Он продолжает наблюдать за мной несколько мгновений, и я понятия не имею, о чем он думает. Затем он поднимается на ноги.

— Хорошо, — говорит он с признательным кивком, похлопывая по стопке тестов. — Проверю позже, — он прищуривается, глядя на меня. — Только не думай, что я поставлю тебе пятерку из-за этого.

— Я уверена, что заработаю эту пятерку сама, — говорю с уверенной улыбкой. Ему не обязательно знать, что я блефую.

— Еще выясним, — говорит он себе под нос, снимая пальто с крючка и надевая его. Он широко распахивает передо мной дверь, и мы вместе идем по коридору, наши шаги эхом отдаются в тишине, пока мы не выходим через главные двери на улицу.

Свежий воздух сразу же бодрит. Я глубоко вдыхаю, наполняя легкие проплывающим туманом, мои ребра напрягаются в корсете.

Крейн громко выдыхает и встряхивает плечами.

— Ты права. Становится лучше. Думаю, пока погода не изменится, нам следует проводить больше занятий на свежем воздухе. Будем мыслить более ясно, использовать магию Матери-природы.

Я смотрю на озеро и грозовые тучи, которые собрались вдалеке. Похоже, пока дождь обходит кампус стороной.

Мы идем по дорожке центрального двора, кивая студентам, когда проходим мимо. Группа мальчиков сидит на лужайке, смеясь и разжигая пламя кончиками пальцев, неподалеку пара девочек примостилась на скамейке, шепча что-то друг другу на ухо и пристально глядя на мальчиков. Сверху нависли увядающие розовые кусты и высокие каменные статуи женщин, держащих черепа. Статуи выглядят так, словно их взяли с древних кладбищ, и все же они уместно смотрятся среди цветов. Смесь красоты и смерти.

— Вы уже запомнили имена всех учеников? — спрашиваю я Крейна, внезапно чувствуя странную застенчивость, как будто боюсь идти рядом с ним и молчать. Полагаю, это первый раз, когда я с ним вне класса, еще и наедине.