Если бы это было так, меня бы не волновало, что я эгоистичен, держа ее здесь, прикованной цепью в логове дракона.

Если бы не этот чертов рыцарь на белом коне, я бы навсегда приковал ее к себе.

36

Райли

Когда дождь прекращается и выходит солнце, я лежу в изнеможении в объятиях Мала, опьяненная послевкусием.

У меня под ухом слышно, как сильно и размеренно бьется его сердце. Моя рука перекинута через его грудь. Одна из моих ног переплетена между его ногами. Я уютно прижимаюсь к нему, сияя от счастья.

Моя голова поднимается, когда он глубоко вдыхает. Пошевелившись, он целует мои волосы.

— Как ты сегодня себя чувствуешь?

Я тихо смеюсь. — Из тебя вышла бы хорошая бабушка.

— Я притворюсь, что ты никогда этого не говорила. Сильно болит?

— Прямо сейчас я могу честно сказать, что у меня ничего не болит.

Он недовольно ворчит. — А в остальное время?

Я прижимаюсь носом к его груди и вдыхаю. Мой выдох — мягкий, удовлетворенный. — Только иногда покалывает.

Он настаивает: — Например, когда?

Такой властный. — Прошлой ночью я слишком быстро села в постели, и это было немного больно.

— Когда я вошел?

— Нет, до этого. Мне приснился кошмар.

Он снова целует меня в макушку, поглаживая открытой ладонью по спине. — Это было плохо?

Это было ужасно, но я не собираюсь признаваться в этом и портить настроение. — Я использовала твой трюк, чтобы проснуться. Я сказала себе, что это был всего лишь сон, и это сработало. Я не могла в это поверить.

— Это называется осознанными сновидениями. Если хочешь, теперь ты можешь создать меч, которым сможешь отрубить голову своему врагу.

— Или, мальчика-убийцу, я могла бы щелкнуть пальцами и превратить своего врага в кролика, чтобы мне не пришлось его рубить.

— Черт возьми. Что, если бы кролик был десяти футов ростом и бешеный?

— Тогда я бы снова щелкнула пальцами и заставила его влюбиться в меня.

— Да, у тебя к этому дар. Через мгновение он бормочет: — Ты просто начала дрожать.

— Заткнись.

— Тебе холодно?

— Может, ты заткнешься, пожалуйста? Ты же знаешь, что мне не холодно.

Он перекатывает меня на спину, приподнимается на локте и улыбается мне в лицо.

Утренний свет боготворит его, подчеркивая очертания его скул, придавая его темным волосам оттенок бронзы, отблескивая медью на загнутых кончиках его ресниц.

И эти глаза! Черт возьми, с таким же успехом они могли бы быть бесценными изумрудами!

Я шепчу: — Боже, ты прекрасен. Это отвратительно.

Он запрокидывает голову и смеется.

— Я рад, что ты находишь меня таким прекрасным.

Все еще посмеиваясь, он целует меня в кончик носа. — Предполагается, что это я должен говорить комплименты.

— Знаешь что? Ты прав. Я жду.

Обхватывая мое лицо руками, он смотрит мне в глаза и мягко говорит: — В мире нет комплимента, который мог бы воздать тебе должное.

Я издаю звук. — Неправильный ответ. Попробуйте еще раз.

Поджимая губы, чтобы подавить смех, он опускает голову и прячет лицо у меня на шее.

— О, боже мой. У тебя это плохо получается!

— Я не привык делать комплименты по первому требованию.

— Ну, привыкай к этому! Мне нужен комплимент, Мал. Вот так, прямо сейчас!

Он перекатывается на спину, тянет меня на себя, убирает волосы с моего лица и смотрит мне в глаза.

— Хорошо, — говорит он хриплым голосом. — Вот он. Ты заставляешь меня пожалеть, что я не жил другой жизнью. Ты заставляешь меня желать вернуться назад во времени и начать все сначала. Ты заставляешь меня думать, что мир, в конце концов, не такое уж дерьмовое место, что доброта существует, счастье — это не выдумка, и настоящая любовь возможна. Ты заставляешь меня верить в чудеса, Райли Роуз. Когда я с тобой, я чувствую, что моя жизнь не была такой уж пустой тратой времени.

После долгого молчания я разрыдалась.

— О, черт, — говорит он в ужасе. —Все было настолько плохо?

Я ударяю кулаком по его плечу и, рыдая, опускаю лицо ему на грудь.

—Милая. Милая, перестань плакать. Он обнимает меня и крепко прижимает к себе.

—Я никогда не плакала до встречи с тобой! Клянусь богом, я ни разу не плакала! А теперь посмотри на меня! Я развалина!

— Ты не развалина.

— Я вою, как банши!

Он хихикает, отчего его грудь сотрясается. — Приятно видеть, что преувеличение не исчезло в мое отсутствие.

— Прекрати смеяться надо мной, придурок!

Он выдыхает, бормоча: — Ах, моя маленькая птичка.

Затем он просто держит меня, пока я плачу, пока не остается только редкое хлюпанье носом.

Смущенная этой вспышкой, я решаю притвориться, что ничего не произошло. Я вытираю лицо и меняю тему. — Снаружи все еще лежит мертвый медведь?

— Я не знаю.

—Ты его убрал?

— Хa. Нет, я этого не делал.

— Значит, снаружи все еще лежит мерттый медведь.

— Я позабочусь об этом сегодня.

— Я потеряла свои очки, когда он напал на меня, но я нашла другую пару в том огромном мешке, который ты принес.

— Это хорошо.

— Кстати, где ты его взял?

— Я ограбил окулиста.

Я поднимаю голову и смотрю на него. — Это шутка?

— Нет.

— Ты ограбил окулиста?

— Магазин, а не человека. В то время там никого не было.

— О. Хорошо.

Он улыбается моему недоумению. — Ты такая чертовски очаровательная. Почему это заставляет тебя морщить нос?

—Потому что люди используют слово "очаровательный", только когда говорят о маленьких животных. Я похожа на маленького зверька, по-твоему?

Он прищуривает глаза и рассматривает меня. — Немного похожа на шевротейну (прим. шевротейны, или мышевидные олени, являются миниатюрными четвероногими копытными).

— Что, черт возьми, такое шевротейн?

— Они похожи на лесное существо из сказки. Размером они примерно с кролика, но напоминает оленя. У них большие уши, тощие ножки и милые маленькие носики. Вместо рогов у самцов крошечные, похожие на клыки бивни. Некоторые люди называют их мышивидными оленями.

Я свирепо смотрю на него. — У тебя есть желание умереть?

— Они очаровательны!

— Скажи это слово еще раз. Я бросаю вызов.

— Я думаю, если бы ты могла увидеть крошечные, похожие на клыки бивни, ты бы изменила свое мнение.

— Да, бивни и большие гребаные уши звучат супер очаровательно!

Он заливается смехом, лежа с закрытыми глазами, откинув голову на подушку, и его руки крепко сжимают меня. Он смеется так сильно, что сотрясает нас обоих и кровать.

Я ворчу: — Смейся, придурок. Выбрось все это из головы. Потому что, как только я возьму в руки мачете, тебе больше не будет смешно.

Он перекатывает меня на спину и крепко целует в губы. Ухмыляясь от уха до уха, он говорит: — Ты же не собираешься меня кромсать.

— О, да? Назови мне хоть одну вескую причину!

Его взгляд смягчается. Как и его голос, когда он говорит: — Я тебе слишком нравлюсь.

Выражение его лица заставляет мое сердце замирать, а желудок сжиматься. Я отворачиваюсь, чтобы он не видел, как я таю. — Ты в порядке? — Я думаю.

Он осыпает нежными поцелуями всю мою шею и ключицу. – Я тоже думаю, что ты в порядке, — шепчет он мне на ухо.

Только мы оба знаем, что он на самом деле говорит.

Он перекатывается на бок, прижимая меня к своему плечу и переплетая свои ноги с моими. Я обхватываю пальцами его мускулистую икру и удовлетворенно вздыхаю.

— Теперь я хочу кое-что сказать.

От его смешка волосы у меня за ухом шевелятся. — Правда? Я не могу себе представить.

— На самом деле, есть пара вещей.

— Подожди. Мне нужно морально подготовиться. Хорошо, продолжай.

— Хорошо, что ты такой красивый. Но твой характер нарушает все договоренности. Как я уже говорила ... Паук.