Не дракона, которого рыцарь поклялся убить.

— Что? Рыцари на белых конях и драконы? О чем ты говоришь?

Черт. Я брежу. Я говорю вслух.

— Ничего, бормочу я, беря ее лицо в свои ладони. — Только то, что ты моя. Никогда не забывай об этом. Что бы ни случилось, ты моя.

Она смотрит мне в глаза, и ее сердце сияет в ее глазах, ее губы влажны от моих поцелуев.

— Ты другой, — шепчет она. —Что случилось?

На этот раз я не пытаюсь ничего скрывать или отрицать. Я отпускаю все это и говорю ей правду.

— Я решил поддаться пагубной привычке.

— Какой привычке?

— Тебе, детка. Это ты.

Она закусывает губу. В ее глазах появляются слезы.

Если бы я уже не был покойником, ее эмоциональные глаза с золотыми искорками подтолкнули бы меня прямо к краю пропасти.

То же, что они делали с самого начала.

Когда наши губы встречаются снова, это происходит с новой настойчивостью. Новое понимание движет нашей потребностью. Я прижимаю ее к матрасу и крепко целую, мои руки запутались в ее волосах, ее грудь прижата к моей. Мы целуемся до тех пор, пока не возникает ощущение, что мы провалились сквозь дыру в земле, в темноту и жару, кувыркаясь, теряя всякое чувство направления.

Затем она дергает меня за ремень. Расстегивает молнию. Теплая, мягкая рука обхватывает мой твердый член.

Я задираю ее футбоку и посасываю твердый сосок, пока она гладит мой член, тяжело дыша и покачивая бедрами. Когда она проводит большим пальцем по головке моего члена, я стону, содрогаясь.

— Позволь мне— Я хочу…

Она толкает меня в грудь, пытаясь сдвинуть с места. Я поднимаю голову и смотрю на нее сверху вниз, не понимая, чего она хочет.

Пока она не выкручивается из-под меня, не соскальзывает вниз и не берет мой член себе в рот.

Мой стон удовольствия громкий и прерывистый.

Она кладет руки мне на бедра и снова наклоняется. Я перекатываюсь на спину на матрасе и зарываюсь руками в ее волосы. Опускаясь на колени рядом со мной, она открывает свой рот и принимает меня, ее голова покачивается, когда она сосет мой член. Она обхватывает обеими руками мой ствол по всей длине и облизывает головку.

Когда она скользит языком по головке и ласкает мои яйца, мне приходится заставлять себя не держать ее голову неподвижно и не трахать ее в рот, как животное.

—Ах, черт. Малютка. Христос. Твой рот.

Тяжело дыша, я провожу рукой вверх по ее бедру и по ее заднице, коротко сжимая ее, затем просотываю пальцы ей под трусики.

Ее киска насквозь мокрая.

Я просотываю два пальца внутрь ее тугого, скользкого жара. Она стонет вокруг моего члена, покачивая бедрами, так что ее задница еще больше приподнимается в воздухе. Я нахожу набухший бутон ее клитора и глажу его, распространяя ее влагу повсюду.

Затем я засотываю пальцы в рот и смакую с них ее сладкий вкус.

Когда я снова проникаю пальцами в нее, она снова стонет. Она сосет быстрее, ее руки работают в такт со ртом.

Ощущения чертовски невероятные, но мне нужно нечто большее.

Я сажаю ее на себя, так что ее колени оказываются по обе стороны от моих плеч, а живот упирается мне в грудь. Затем я помещаю свое лицо между ее раздвинутых бедер, стягиваю с нее трусики и зарываюсь лицом в ее влажную киску.

Когда я посасываю ее клитор, она дергается. Мой член выскакивает у нее изо рта. Она издает долгий, низкий стон.

Я шлепаю ее по заднице, и она снова дергается.

— Соси этот член, детка, — рычу я. — Засунь себе в глотку каждый дюйм.

Она мгновенно повинуется мне, обхватывает меня ртом и широко раскрывается.

Я возвращаюсь к посасыванию ее клитора, проводя по нему языком и жадно облизывая. Я трахаю ее пальцами, пока делаю это, слушая, как ее приглушенные крики удовольствия становятся громче.

Когда я протягиваю свободную руку и глажу ее грудь, она дрожит. Я зажимаю сосок, и она начинает скакать верхом на моем лице, бессмысленно постанывая вокруг моего члена, покачивая бедрами напротив моего рта.

Мне так сильно нужно кончить, а я еще даже не снял одежду.

Но моя детка кончит первой.

Все еще держа ее напряженный сосок между пальцами одной руки, я вытаскиваю другие пальцы из ее скользкого тепла и провожу ими вверх между ее ягодиц. Затем я засотываю свой язык в ее киску, одновременно вводя палец в тугой узелок мышц в ее заднице.

Я ввожу палец ниже костяшки. Она стонет вокруг моего члена.

Затем она кончает, прижимаясь к моему лицу, пока я трахаю языком ее киску и пальцем ее задницу.

Она стонет, содрогается и издает отчаянные звуки, и все это с моим твердым членом, все еще находящимся у нее в горле.

К тому времени, когда ее дрожь ослабевает и я чувствую, что ее тело расслабляется, я в нескольких секундах от того, чтобы кончить ей в рот. Я оттягиваю ее голову назад за волосы.

— Полегче, детка. Пока нет.

Я едва могу произносить слова, я так тяжело дышу.

Я переворачиваю ее на спину. Садясь, я снимаю с нее фуболку и трусики, затем срываю с себя одежду. Все это нетерпеливо сбрасывается на пол.

Я снова беру ее на руки и веду нас обратно к кровати, устраиваясь между ее ног.

Лежа на спине, она смотрит на меня тающими глазами и с милой, мягкой улыбкой, которая почти разрывает меня надвое.

Когда я проскальзываю в нее, она выдыхает: — Привет.

— И тебе привет.

— Это было очень грязно.

— Тебе это понравилось.

— Да, — соглашается она, кивая. Затем, мягче: — Мне нравится все, что мы делаем вместе.

Она обхватывает меня ногами за спину, а руками за плечи и целует.

Это все равно что снова падать со скалы.

Весь адреналин, все головокружение, все падение в озера горящего пламени. Я погружаюсь в ее шелковистый влажный жар, наслаждаясь тем, как ее груди прижимаются к моей груди, глотая ее тихие вскрики удовольствия, когда она кормит ими меня.

Когда она прерывает поцелуй и я смотрю на нее сверху вниз, у меня перехватывает дыхание.

Время замедляется.

Я чувствую биение своего сердца, каждую капельку пота на своей коже, каждую горячую пульсацию крови, текущей по моим венам. Я ощущаю боль в груди, запах ее волос, звуки, которые издают наши тела, когда они двигаются вместе.

Комната сузилась до нас, только нас на этой кровати.

Энергии, которую мы генерируем, достаточно, чтобы поджечь весь мир.

Вот почему некоторым мужчинам не нравится миссионерство.

Это слишком напряженно. Слишком уязвимо. Слишком интимно, все эмоции и энергия передаются совсем рядом.

Наблюдать, как на ее лице сменяется дюжина разных выражений одновременно, потрясающе.

Для нее это тоже потрясающе. Она смотрит прямо на меня, глубоко заглядывая в мои глаза, пока наши тела двигаются вместе. Когда мы делимся всем тем, что невозможно выразить словами.

Те священные вещи, которые могут произносить только два сердца, бьющихся в унисон.

Тихий, святой язык, на котором говорят души.

Ее веки трепещут, она шепчет мое имя. Затем она выгибается и стонет.

Жесткие, ритмичные сокращения увеличивают длину моего члена.

Она кончает с закрытыми глазами и запрокинутой головой, пока я наблюдаю за тем, как я глубоко вхожу в нее, чувствуя, как пульсирует ее киска, а напряженные соски скользят взад-вперед по моей груди.

Внезапным, сильным рывком я тоже переступаю черту.

Я опускаю голову ей на плечо, закрываю глаза и содрогаюсь, когда оргазм с силой обрушивается на меня.

Это настолько интенсивно, что у меня перехватывает дыхание. Я не могу издать ни звука. Я просто терплю это, пульсируя глубоко внутри нее, пока она покачивает бедрами, ее бедра дрожат вокруг моей талии.

Громкие, рокочущие раскаты грома маскируют стон отчаяния, который срывается с моих губ.

Даже когда мы встречаемся в продуваемой всеми ветрами темноте и, дрожа, обнимаем друг друга, я слышу тиканье часов на заднем плане.

Возможно, она была права, когда сказала, что я не такой уж плохой.