А если это Бульдог? Или Штрасс?

Встреча с ними для меня точно окажется фатальной. Боец из меня сейчас никудышный. Но сомнения сомнениями, а ноги сами понесли меня вперед. Даже усталость слегка отступила.

Снова раздался одиночный выстрел, но уже значительно ближе. Судя по всему, стрельба велась из пистолета. Иногда были слышны какие-то визги, вой. Металлический грохот.

Я пожалел, что не взял у КПП выброшенную мертвым дикарем арматуру – как оружие самозащиты оно бы сейчас могло пригодиться.

Из темноты показалась огромная несуразная металлическая конструкция, судя по всему, рухнувшая откуда-то сверху. Там, под сводами туннеля, ещё можно было разглядеть что-то похожее на остатки креплений. Конструкция явно деформировалась при падении – её разбросанные части почти полностью перегородили проход. Из-за неё-то и раздавался грохот и вой. Я с некоторым трудом разглядел впереди слабый источник света.

Вася уже запрыгнул сверху на гору металлолома, оценивая сложившуюся обстановку. Громко зарычав, он быстро пропал из вида, лихо соскочив вниз.

Мне же пришлось искать более сложный путь через всю эту кучу металлического хлама. Кое-как миновав ужасный завал из гнутых стальных прутов, бетона и стальных листов, я всё-таки получил возможность увидеть то, что было с другой стороны.

Особенно в слабом свете, картина была удручающей… Наша искорёженная грузовая дрезина лежала на боку, метрах в десяти от завала. Под ней лежали какие-то ящики, детали и инструменты. Шасси было наполовину оторвано от рамы – вероятно, это последствия того самого взрыва. А сразу за дрезиной, метрах в двух железнодорожное полотно оказалось существенно поврежденным – даже при плохом освещении были отчетливо видны огромная воронка в песке и пара сломанных деревянных шпал. Значит, там точно что-то взорвалось.

В центре, у огромного сломанного ящика лежал старый армейский фонарь. Именно такой мы взяли у покойного профессора Серова, когда покинули его лабораторию и отправились искать «Лямбду». Фонарь был близок к тому, чтобы погаснуть – батарея была почти разряженной. Света от него было мало, но всё-таки хватало для того, чтобы хоть немного осветить этот участок туннеля.

Справа и слева от перевернутой дрезины вразнобой лежали небольшие бетонные блоки, какие-то мешки, деревянные ящики. Складывалось впечатление, что здесь кто-то намеренно устроил естественное препятствие. Да и прямо перед завалом лежала ещё одна дрезина, практически полностью лишенная рамы. То, что от неё осталось, вообще мало походило на железнодорожный транспорт.

И между её покорёженных бортов лежал подполковник Шевченко.

Он был ещё живой, а вот состояние его здоровья можно было оценить как тяжелое. Судя по тому, как лежала на песке его левая нога, можно было сделать вывод, что она сломана, причем сразу в двух местах. Правая сторона головы, включая шею, была залита темно-красной кровью. Кожа на виске была содрана, часть уха отсутствовала. На животе одежда густо пропиталась кровью – видимо, ткнул арматурой один из дикарей. И в довершение ко всему, одной рукой Олег Анатольевич прикрывал рваную рану на плече, а другой кончиками пальцев пытался дотянуться до пистолета.

Почти у самых его ног лежали два трупа – оба принадлежали дикарям в крысиных шкурах. Рядом валялись заточенные куски ржавой арматуры. Еще один дикарь сидел метрах в трех от него, упершись спиной о стену, и зажимал грязной волосатой лапой кровоточащую рану на животе. Он что-то хрипел, но попыток подняться больше не предпринимал.

Шевченко зацепился за ствол пальцами, но так и не смог взять его в руку. Да и пистолет оказался полностью разряженным. Это было видно по отведенной назад затворной раме. Совершенно очевидно, что Олег Анатольевич, столкнувшись с дикарями, защищался как мог. Защищался до тех пор, пока не кончились патроны. Их и было-то всего семь.

То ли выронив ствол, то ли ещё по какой-то причине, но сейчас советский офицер оказался полностью беззащитным. Хотя и успел натворить дел, покрошив нескольких дикарей.

Послышался негромкий шум с другой стороны туннеля. Кто-то взвыл и тут же заткнулся. Но вопреки ожиданиям, из темноты выскочил всего лишь Вася. Подбежав ближе, он принялся вытирать окровавленные когти о песок. Похоже, мутант тоже успел поучаствовать в схватке, проделав пару рваных отверстий в обитателях здешних туннелей.

Пробравшись через бетонные блоки, я осторожно подошёл к подполковнику. Он заметил меня, но, похоже, не узнал. Вскинув разряженный пистолет, он быстро нажал на курок, но затвор сухо клацнул. Шевченко присмотрелся, облегченно выдохнул и почти бессильно опустил руку с зажатым в ней бесполезным пистолетом.

– А! Максим, это ты? – пробормотал он, после чего попытался сплюнуть на песок, но получилось неудачно.

Я, быстро осмотрев его раны, тяжело вздохнул. Подполковник – нежилец.

– Угу. Как себя чувствуете?

– Как дерьмо. Хотя, я себя таким уже много лет ощущаю.

Я не ответил, лишь шумно вздохнул.

– Как я выгляжу? – поинтересовался подполковник. – Небось совсем паршиво?

Ответ не требовался. Советский офицер всё и так знал.

Олег Анатольевич болезненно усмехнулся. По лицу уже разливалась смертельная бледность.

– Сколько раз я должен был сдохнуть… Да сыворотка не давала. Все стимуляторы, да стимуляторы. А знаешь, я не говорил, но… После окончания бойни я вновь встретился с Германовым. Это произошло в том же восемьдесят шестом, только ближе к зиме. Он тогда как раз заканчивал первую модификацию голубой сыворотки, и часть её ушла на создание новых стимуляторов. Они были весьма дерьмовые, с кучей побочных эффектов. Но Германов настоял на том, чтобы я использовал их и дальше. Я взял все необходимое сырье и навсегда ушел из обитаемой части «Астры-1». Долго потом лазил по туннелям и шахтам. Много чего сделал. Но все это уже неважно.

– Олег Анатольевич, вы…

– Не перебивай, засранец. – устало прохрипел тот. – Дай выговориться старику. – Стимуляторов больше нет. Сыворотка во мне практически бесполезна. О том, что она вот такая, не знали ни Серов, ни Трубников. Это выяснилось спустя несколько лет.

Он некоторое время помолчал, блуждая постепенно мутнеющими глазами по стенам. Затем его взгляд задержался на сидящем сверху бетонного блока мутанте Васе.

– И этот здесь… Мутанты, – он с трудом набрал воздуха в легкие. – Максим! Мне осталось немного, но я ещё смогу тебе кое в чем помочь. Будет лучше, если ты просто задашь мне вопросы.

– Да, – кивнул я. – Но прежде хочу, чтобы вы знали. Я нашёл Картавина!

– О как. И где этот подлый мошенник скрывается?

– Давно уже лежит в КПП, в полукилометре отсюда. Пустил себе пулю в лоб.

– Туда ему и дорога.

– Олег Анатольевич… Что всё-таки произошло?

– Засада, – устало ответил тот, едва заметно морщась от боли. – Дрезину взорвали.

– Это я уже знаю. Но почему вы один? Где остальные?

– Не знаю, – ему было тяжело говорить, но он старался не подавать виду. – Я никого не видел. Просто явились эти… твари.

– Кто эти существа в шкурах?

– Люди. Строители и персонал строящегося комплекса. Это не ученые.

– Но прошло столько лет! Как они выжили за все это время?

– А хрен его знает, – нахмурился порядком побледневший офицер. – Многим тогда было около двадцати… Не знаю, но это точно они.

– Есть ещё кое-что… Я видел вход в «Лямбду». И она совсем не то, про что все говорили. Почему?

Он попытался рассмеяться, но вдруг закашлялся. Наружу полетели кровавые сопли.

– Потому, что никто и не знал толком, что она собой представляет.

– Я не понимаю… Она же не достроена! Что она такое?

– Верно. До окончания строительства дело не дошло. Но чем должны были там заниматься – никто не знал. Слухи были разные. Я сообщил вам лишь то, что было известно официально.

– Почему же никого не эвакуировали?

– Этого не знаю. Но думаю, что едва Вильгельм Штрасс в восемьдесят шестом году получил сообщение из «Астры», об этом узнали кураторы других объектов. Посчитали, что в непосредственную близость с объектом вошла иностранная диверсионная группа. Решили не рисковать, а просто потравить всех газом, – его голос становился все тише. – И своих, и предполагаемых противников.