– Присядьте, выпейте с нами, – будто из под толщи воды до меня доходит голос самодура. Мира тянет меня к диванам, которые расположены по центру кабинета, и я на нетвердых ногах шагаю за ней.

Мы опускаемся на мягкие сиденья, и я с благодарностью сжимаю руку своей спутницы. Если бы не Мира, я давно бы грохнулась в обморок от страха.

Я никогда не считала себя слабой, но сегодня слишком много потрясений для одного дня.

К нам подходит хозяин поместья, он протягивает два бокала на тонкой ножке. Один мне, второй Мире. Самодур занимает место в одном из кресел, стоящих торцом к нашему дивану и салютует брату, произнося тост.

– За прекрасный пол! Они никогда не дадут нам забыть о наших слабостях, – подчеркнутая вежливость дает понять, что за простой фразой скрывается гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд.

Мужчины несколько секунд ведут молчаливую дуэль, которая нагнетает атмосферу, делая ее еще более густой и давящей. А потом все-таки прикладываются к своим стаканам, и я и я вопреки твердому нежеланию брать еду и напитки из рук обитателей особняка, осушаю свою порцию, потому что в горле пересохло. Неприятное послевкусие заставляет меня закашляться. На языке сушит, будто я съела ложку пищевой соды.

Мира вскакивает на ноги и приносит мне стакан воды, и я с благодарностью принимаю его из ее рук и выпиваю.

– У Мирославы прекрасный голос, спой нам! – самодур вновь демонстрирует всем присутствующим свою поехавшую крышу, но никто не спешит обращать это в шутку. Мира напряженно улыбается и покорно начинает петь. А я с отвращением поражаюсь, что самодур имеет огромное влияние на всех, кто сейчас в этом особняке. На всех, кроме брата, очевидно.

Сеймур расслабленно развалился в кресле, он бесстрастно слушает Миру, изучает ее из под опущенных ресниц, и я понимаю, что ее он гораздо охотнее увел бы прочь отсюда. Эта мысль и радует и огорчает одновременно. Если я не найду способ понравиться ему, он просто использует меня и оставит здесь. А после хозяин поместья отдаст меня на потеху охране как обещала моя конвоирша. А может быть сразу прикончит. И мой дядя так и не узнает, где его наследница проживала последние минуты своей жизни.

– Спасибо, милая, – самодур радушно улыбается и кивает в сторону бара. – А теперь налейте-ка нам с Сеймуром еще по бокальчику.

Его слова видимо обращены к нам обеим, и мы с Мирой синхронно поднимаемся и шагаем к бару.

– Подай стакан, пожалуйста, – она кивает на хрусталь на подносе, и я тянусь к нему и цепляю, но тот выскальзывает из моих рук и стрелой летит вниз. Ударяется о паркет и рассыпается на миллион осколков. Охаю, взволнованно присаживаюсь на корточки, торопясь поскорее убрать за собой.

Мужчины, слыша шум, покидают свои места и оказываются над нами.

– Ай! – вздрагиваю, когда коснувшись острой грани разбитого стакана укалываю руку. Ранка небольшая, но из нее уже начинает сочиться кровь, и я машинально тяну палец к губам и осушаю.

– Я поищу аптечку… – Мира, извиняясь, встает с места, но замирает на полуслове, когда тяжелый бас ее опережает.

– Я разберусь, – Сеймур повелительно произносит и, крепко подхватив меня под локоть, заставляет выпрямиться. Его небрежный жест кажется вполне обычным, но от прикосновения горячих пальцев к моей коже, со мной творится что-то невообразимое. Кожа начинает пылать, платье липнет к телу, мне хочется поерзать, избавиться от этого ощущения. Брюнет тянет меня прочь, и я переступив осколки позволяю ему увлечь себя к дверям кабинета. И я даже не успеваю бросить последний прощальный взгляд на Миру, как оказываюсь в широком коридоре, откуда совсем недавно пришла. К нам тут же подходит охранник из тех, что окружали Сеймура, когда он только приехал, и мой спутник отдает ему приказ. –

– Раздобудь аптечку. Я буду в бильярдной.

Тот кивает, торопливо отходит, а я как кукла-марионетка покорно иду за хозяином, которому меня только что вручили, и едва успеваю сориентироваться.

Звуки вокруг кажутся неприятно визжащими. Режущими слух. Свет слепит глаза, хочется зажмуриться. Колени вдруг становятся ватными, ноги заплетаются, и я едва не падаю. Я выпила всего бокал, и не могла захмелеть с него. Значит, в гребаной выпивке что-то было. Зачем только пила, знала ведь, что это губит людей!

Сеймур вовремя меня подхватывает и цедя проклятия сквозь стиснутые зубы заволакивает в какой-то небольшой зал, обставленный как и кабинет самодура.

На стенах панели из красного дерева, по центру несколько столов для бильярда, обтянутых зеленым сукном, над ними лампы.

Меня грубо подталкивают к одному из столов, я ударяюсь о него бедром и охаю, потирая место ушиба. Громовой раскат низкого голоса заставляет меня вздрогнуть, и я теряю дар речи от вопроса, который вспарывает тишину.

– Сколько он тебе заплатил?

Его вопрос настолько абсурдный, что вместо ответа я лишь распахиваю глаза шире и смотрю на агрессора.

– Сколько пластических операций пришлось сделать, чтобы добиться такого сходства? – еще один абсурд, и я хмурю брови, искренне не понимая, о чем он. А Сеймур все сильнее злится. – Отвечай!

Подходит в своей манере, подавляет как огромный скалистый выступ, и я съеживаюсь под ним. Брюнет грубо берет меня за подбородок, обхватывая пальцами низ моего лица и запрокидывает мою голову, изучая шею и линию роста волос. Он очевидно ищет шрамы от операций. Но я никогда в жизни их не делала.

– Мне больно… – зажмуриваюсь, он отталкивается и отступает, не отрывая взгляда от моего лица. Я смотрю на этого мечущего громы и молнии зверя, и по телу проходит дрожь. Он же может свернуть мне шею одной рукой, а рядом с ним я ничтожно слаба. Но он мой единственный шанс выбраться отсюда. – Я не делала операций.

Говорю спокойно и ровно, чтобы подчеркнуть, что я не лгу. Чувствую, как влага с пальца капает на пол, машинально тяну пораненное место к губам и осушаю вновь.

Взгляд опасных черных глаз опускается на мой рот.

В кабинет стучат. Сеймур резко разворачивается и в секунду оказывается у двери. Открывает, забирает из рук охраны аптечку и вновь захлопывает. А потом оборачивается ко мне и швыряет коробочку с красным крестом на зеленое сукно бильярдного стола.

– Вы мне не верите? – спрашиваю, подавляя панику. Если он не захочет меня забирать, я так и останусь тут. Горло сдавливает поганая безысходность. Меня лихорадит. Я физически ощущаю, как откуда-то изнутри нарастает дрожь, и пальцы ощутимо ей поддаются. – Я не лгу, я тут не при чем…

– Тогда ответь, где он нашел тебя? Где взял точную копию моей… – его голос обрывается, Сеймур зарывается пятерней в волосы на макушке и отворачивается. Его широкие плечи застывают как изваяние. Одной рукой он опирается на бильярдный стол, второй терзает голову. А я понимаю, что теряю драгоценное время. Как мне обернуть ситуацию в свою пользу? Как?

– Меня похитили из клуба, – решаюсь сказать правду. – Что-то подсыпали в коктейль и… Потом я очнулась здесь.

Сеймур не оборачивается, но по его замершей позе я понимаю, он слышит.

Цедит проклятья и оборачивается, впиваясь взором в мое лицо.

А я в страхе застываю перед ним, позабыв об аптечке.

– Прекрати это делать! – срывается на меня, и я снова не понимаю, о чем он. Недоуменно веду подбородком. – Прекрати сосать чертов палец!

Я резко отдергиваю порез от рта и замечаю, что на коже тут же собирается крупная капля крови. Он тоже это видит. Берет аптечку, со стуком открывает, нашаривает внутри пластыри и швыряет мне. Он вообще приучен все швырять. И мне кажется, что попади я под руку, он швырнул бы и меня.

– Спасибо… – сдавленно произношу, пытаюсь распечатать упаковку, но одной рукой сделать это не получается. Я сосредоточенно проваливаю попытку.

– Дай сюда! – он решает помочь, но делает это так, что мне хочется удавиться. Высокомерно рвет коробочку и вынимает пластырь. Дергает меня за запястье, вынуждая подойти ближе. Одним ловким движением оборачивает палец лейкопластырем. Я смотрю на заклеенную рану и жду, что он отступит. Но Сеймур продолжает стоять надо мной, будто в кино кто-то поставил паузу, и мы не двигаемся. – Передай, Герману, что я не приму его подарок.