Следователь из Ратиславии едва заметно кивнула.

– Да, изначально предполагалось, что инструмент должен быть несложен в обращении.

– Ааз? – Морда проходимца осветилась радостной улыбкой. – А я вас знаю. То есть карточка вас знает.

– Заткнись! – рявкнул я. Мне невыносима была сама мысль о том, что эта жалкая вошь может знать самые сокровенные мысли моего друга. – Маша, кто-нибудь может работать с ними или они настроены только лично на него?

Маша нахмурилась.

– Жаль, что с нами нет босса.

– Что уж жалеть, если его нет! – рявкнул я громче, чем следовало. – И ведь у нас механиком по магическим устройствам считаешься ты, а не он. Всякие магические прибамбасы – твоя профессиональная область. Думай!

Маша взглянула на меня удивленно, но задание поняла.

– Полагаю, что нет, – произнесла она спустя какое-то время, правда, не очень уверенно. – Если верно то, что сказала Эскина, и они действуют на основе закона контагиозной магии, значит, они должны быть индивидуально настраиваемы.

– Нужно ли быть волшебником, чтобы суметь ими воспользоваться?

– Сомневаюсь, – ответила Маша.

– Хорошо. – Я повернулся к нашему пленнику. Если бы мохнатые существа были способны потеть, он бы уже промок насквозь. – Говори заклинание!

– О мсье, я не могу его сказать!

– Сможешь! – настаивал я. – Говори, иначе всю оставшуюся жизнь будешь есть одну овсянку.

Глаза пассажной крысы расширились от ужаса.

– О мсье, вы не станете этого делать!

Я продемонстрировал ему все свои зубы.

– Не веришь?

Крысеныш что-то очень тихо пробормотал.

– Громче! – приказал я.

Я уставился на него.

– Какой идиотизм!

Он пожал плечами.

– Волшебник не обязан быть хорошим поэтом.

– Ну-ка, давай, говори свое заклинание еще раз. – Я взял наугад первую попавшуюся мне карточку, квадратик оранжевого цвета, и кивнул Маше. – Скажешь мне, что произойдет.

– Ааз, нет!

Заклинание прозвучало еще раз.

Прошло уже несколько лет с тех пор, как идиотская шутка Гаркина лишила меня магической силы. Как правило, я редко вспоминаю о случившемся. Как-никак последствия имеют временный характер. Пройдет всего несколько столетий, и мои способности вернутся ко мне. Или же я проведу соответствующие изыскания и найду на Базаре торговца, продавшего Гаркину волшебный порошок, который тот использовал в колдовстве. И все же, когда я вспоминал об этом, меня начинала мучить самая настоящая досада. Поэтому я и старался не вспоминать. И не то чтобы интроспекция не была свойственна моей склонной к рефлексии природе, а просто если у вас чешется какое-то место, которое вы не в состоянии почесать, то вам, естественно, лучше о нем не думать. Если бы магией исчерпывались все мои жизненные возможности, мне ничего бы не оставалось, как лечь и умереть, но я ведь изверг, я разумное существо, и я живу и действую. Экспериментирование с любым магическим предметом может быть весьма и весьма опасным, но если волшебная карточка много раз испытывалась на лаборатор… я хочу сказать, на пассажных крысах, вероятность того, что с более высокоразвитыми существами – такими, как, к примеру, я – эксперимент пройдет нормально, была достаточно высока.

– Ну? – спросил я.

Все внезапно стали казаться гораздо выше, а освещение приобрело какой-то голубоватый оттенок. Голос мой звучал очень высоко и немного хрипло. Я похлопал себя по груди, и рука моя удивленно отскочила, словно столкнулась с чем-то поистине неожиданным и озадачивающим. Я опустил глаза. Оказалось, что я превратился в женщину, худощавую, с гладкой голубой кожей. Небольшие груди поддерживала туго натянутая лента, скорее демонстрируя их, нежели скрывая. Руки тоже были довольны красивы, с элегантными запястьями и восемью длинными пальцами на каждой. Данный вид существ был мне явно не знаком. Но тут что-то зашевелилось у меня в памяти. Танталузийка… Владелицу карточки, которой я воспользовался, звали Вишини. Она была дрессировщицей и отличалась особой слабостью к приобретению обуви. Кроме ее собственного измерения, вряд ли можно было где-нибудь найти такое место, где продавались бы модные туфли на восьмипалые ноги. За исключением Пассажа, конечно.

– Вполне эффективно, – кивнул я одобрительно. – И совершенно безболезненно.

Вспомнив о Гаркине, я подумал, что подобная карточка могла бы стать великолепным средством подшучивания. Ее можно было бы положить в таком месте, где кто-то из ваших друзей ее обязательно бы нашел. И что бы тогда было! Я злорадно хохотнул.

Все остальные продолжали смотреть на меня, не отрывая глаз. Я ответил им тем же.

– Да бросьте вы, ребята. Это же все еще я.

– Гм, д-да… – издал нечто нечленораздельное Парваттани, и его щеки от растерянности и удивления приобрели ярко-зеленый оттенок.

– Не Скив, – прогромыхал Корреш.

– Да, – вздохнул я. – Но мы не можем позволить подобным злоупотреблениям продолжаться. – Я взял оранжевый квадратик и попытался сломать его своими… ее… пальцами. Они оказались недостаточно сильными. – Эй, Корреш, ты не против?

– Не против.

– Эй, мсье, – крикнула крысиная морда, пытаясь вырваться из рук своих охранников. – Не делайте этого!

– Заткнись! – рявкнул я и отдал приказ. – Ломайте ее!

Тролль взял у меня карточку и согнул ее. Она практически тотчас же сломалась с громким звуком, напоминавшем раскат грома.

В следующее мгновение я уже лежал на полу, удивленно глядя в напряженные физиономии гвардейцев Парваттани.

– Отойдите! – прорычал я.

Ко мне вернулось мое любимое тело, восхитительная чешуя снова сделалась зеленой, длинные загнутые когти вновь как ни в чем не бывало украшали пальцы (количество которых было абсолютно нормальным). Гвардейцы отпрянули от меня. Я не без труда поднялся на ноги и ощупал голову, чтобы убедиться в том, что она все еще на своем месте.

– Ну я вам скажу, и плющит! Давайте следующую.

– Ааз, мне кажется, это не очень хорошая идея, – заметила Маша, все ее широкое лицо изображало предельное беспокойство.

– Будет хорошей, если перед тем как ломать их, я буду возвращаться в свое нормальное состояние, – ответил я и сделал жест в сторону маленького проходимца, который что-то тихо бормотал себе под нос. – У него же не было припадка, когда я упал, не так ли?

– Никак нет, сэр! – одновременно воскликнули оба гвардейца, охранявшие пленника.

Я повернулся к Маше и Коррешу и сказал:

– Вот видите!

Негодяй уставился на меня с крайним изумлением.

– Вы, должно быть, отличаетесь исключительной крепостью, мсье. Из-за сломанной карты погиб Фарут.

– Кто такой этот Фарут?

Почувствовав, что сказал лишнее, проходимец замолчал, крепко сжав челюсти.

– Ладно, не имеет значения, – сказал я и протянул руку за следующей картой.

– А может, я попробую? – спросил Корреш.

– Ни в коем случае! – решительно возразил я. – Что, если я превращусь в кого-нибудь громадного и агрессивного, кто будет удерживать меня от глупостей, которые могут прийти мне в голову? Думаю, все остальное может подождать, а вот карточку Скива нам необходимо отыскать в первую очередь. Скорее всего это не займет у нас больше часа, и часа через полтора мы могли бы уже вернуться на Базар. Давайте просто пролистаем их, пока не наткнемся на нужную.

Парваттани громко откашлялся.

– Ааз, полагаю, нам следует составить список тех лиц, в которых вы… э-э… вы превращаетесь. Ведь они в каком-то смысле тоже жертвы.

Я нахмурился. Маша кивнула.

– Мы не должны думать только о себе и о своей цели. Какое-то время мы сможем потратить и на помощь Пассажу. От нас не убудет, – заметила она. – Ведь только представь, как страдают семьи и друзья всех этих существ из-за утраты ими своего «я»!