Немой диалог глазами. Мы понимаем друг друга без лишних слов.

— Не сомкнула глаз весь полет, — сухо произносит Стас, делает очередную затяжку, отводя глаза куда-то в сторону.

Захожу в салон самолета.

В салоне находится четыре кожаных кресла песочного цвета, пару столиков и такой же кожаный диван.

Люди Стаса приветственно кивают и покидают салон, как и присутствующий персонал.

Вижу Киру, сидящей, обхватив свои колени и прижимающей их к груди, в дальнем углу дивана.

На ее плечи на брошен плед. Ее подбородок лежит на ее коленях, взгляд устремлен вперед. Кира словно не замечает моего присутствия.

Ее отрешенный вид отбрасывает меня на несколько лет назад. В тот день, когда умерли ее родители.

Выхожу из своей спальни, раскладывая телефон и кошелек по карманам джинс.

— Пап, я готов. Можем ехать, — кричу отцу, спускаясь по лестнице на первый этаж.

Сегодня отец вернулся с очередной командировки. Мы решили поужинать в каком-нибудь кафе.

Звук бьющейся посуды, заставляет меня практически вбежать на кухню. Вижу застывшего отца с телефоном у уха. Стакан, который он видимо держал в руке осколками рассыпан у его ног.

Его спина вздрагивает от судорожного вздоха.

— Когда? — спрашивает он кого-то.

Подхожу к нему ближе, становясь перед ним. Пытаюсь услышать, кто на том конце провода, но все тщетно.

— А их дочь? — задает новый вопрос отец, а у меня на этом слове все внутри замирает. — Понял. Буду.

Отец заканчивает разговор и еще с мгновение смотрит в одну точку.

— Папа? — негромко, но требовательно зову его.

— Арсеньевы разбились на машине, — негромко и ошеломленно произносит отец.

Тело пронзает боль и страх.

— Кира? — только и могу произнести.

— Она была дома. К ней сейчас едет полиция, чтобы сообщить…, - на этих словах, отец поднимает на меня глаза, и мы, не сговариваясь, начинаем двигаться к выходу.

Подъехав к дому Арсеньевых мы видим машину «скорой» и ДПС. «Скорая», наверное, для подмоги, в случае истерики Киры.

Не дожидаясь лифта, по лестнице поднимаемся на пятый этаж.

Топот ног и шелест курток отражаются от стен подъезда.

Я — первый, отец не отставая позади меня.

Нажимаю на дверную ручку, и она поддается. Дверь не заперта. В коридоре на нас оборачиваются сотрудники служб.

Какого черта они столпились в коридоре и на входе в зал?

Два фельдшера скорой стоят, обеспокоено поглядывая в сторону зала. Один из них обращается к ДПС-нику, что замер в самом проходе.

— Может все-таки укол? — осторожно интересуется один из фельдшеров, обращаясь к нему.

— У нее нет истерики, — хмуро смотря в глубь зала, произносит ДПС-ник.

— Но, она и не плачет, — удивленно отвечает фельдшер.

На этих словах я начинаю продвигаться дальше.

Стоящий ближе к нам ДПС-ник делает попытку меня остановить, но слышу спокойным голос отца за своей спиной.

— Мы — Кутерины. Нам звонили, — негромкий разговор продолжается, но я уже не слушаю.

Не обращая внимание на взгляды присутствующих, осторожно, словно боюсь кого-то спугнуть, пробираюсь ко входу в зал.

В полумраке комнаты я вижу Киру, сидящую на полу.

Прижимается спиной к дивану, обхватив руками свои ноги, притягивая колени к груди.

Взгляд пустой, отрешенный устремлен в неизвестность.

Медленно приближаюсь к ней. Опускаюсь на колени, ожидая, когда она сама обратит на меня свое внимание. Этого ждать долго не приходится.

Медленно ее голова поворачивается в мою сторону, а глаза пробегаются по моему лицу, а потом смотрят в мои.

Секунда.

Другая.

Надрывный, короткий выдох.

Слезы потоком из глаза.

— Артем, — выдыхает она, обхватывая руками мою шею, зарывается лицом в изгиб шеи и плеча.

Не задумываясь, крепко обнимаю ее в ответ.

Она словно ждала, кого-то знакомого, близкого, чтобы сломаться. Чтобы позволить себе разрыдаться. Она ждала меня.

— Их нет. Их больше нет, — сквозь слезы, слышу ее приглушенные слова.

— Тише… тише, — только и могу говорить ей, обнимая ее все крепче и крепче.

Я медленно приближаюсь к ней.

Оказавшись перед ней, присаживаюсь на корточки, и внутри все вскипает чертовой лавой.

Левая бровь рассечена и опухла. На бровь наклеено несколько тонких пластырей для сведения краев раны.

Скулы припухли, а где-то уже проступают явные синяки. В уголке рта видна, запекшаяся кровь. Она кутается в одеяло, словно в защитный кокон.

Ее глаза фокусируются на мне.

В ее прекрасных зеленых глазах начинаются собираться слезы. Она моргает и с внешнего уголка правого глаза стекает слеза.

Мне страшно к ней прикоснуться, но я с максимальной осторожностью ловлю скатившуюся слезу, стирая ее большим пальцем.

— Привет, — мой голос предательски хрипит от избытка чувств.

— Привет, — еле слышно звучит ее ответ.

— Можешь идти?

Ответом мне служит еле слышное, произнесённое на выдохе “нет”.

— Позволишь? — протягиваю руки к ней, показывая свои намерения взять ее на руки.

Кира.

Из последних сил стараюсь сохранить сознание, чтобы не заснуть. От этого перебираю в голове всё, что вижу в палате, в которой меня разместили: нежно-голубого цвета стены, белый потолок, небольшое окно с белым тюлем, две двери, маленький белый диван напротив кровати, маленький столик рядом с ним, графин с водой.

Я вновь нахожусь в частной клинике. Артём привез нас сюда сразу после аэропорта.

Я стараюсь, сохранить концентрацию, но мне с каждым часом становится все больнее и с каждой минутой хочется все больше спать.

Обычно рядом с Артёмом я могу расслабиться, потому что я под его защитой, но, в данный момент, пока я не могу этого сделать.

Одна из дверей открывается и, в сопровождении Артёма, в комнату заходит молодая женщина лет за тридцать. Она среднего роста, с длинными темными волосами, бледной кожей, минимум косметики, с хорошей фигурой и красивым лицом.

Где-то в дальних уголках моей памяти мне отдается, что кого-то она мне напоминает.

Одета она в теплое платье-водолазку сливочного цвета и медицинский халат.

Ее карие глаза внимательно изучают меня.

Артём, засовывая руки в карманы своих брюк, останавливаясь у изножья кровати.

— Доброй ночи, — раздается приятный голос врача. — Меня зовут Камила. Я врач, и я осмотрю Вас.

— Здравствуйте, я Кира, — с трудом выдавливаю из себя для формальности.

Камила собирает волосы в хвост резинкой с запястья, обрабатывает руки специальным средством из дозатора, висящем на стене рядом с моей койкой, и достает статоскоп из кармана халата. Замечаю на безымянном пальце ее правой руки обручальное кольцо.

Кутерин вновь молча выходит за дверь.

— Мне сообщили, что Вы попали в аварию, — произносит Камила, раскрывая одеяло, которым я была накрыта.

Голос ее взгляд стал мягче. Явно ее злость и раздражение были направлены на Артёма.

Я никак не комментирую ее слова. Скорее замираю, пока она осматривает мое тело. С каждой минутой, ее красивые брови хмурятся все больше и больше.

Она осторожно касается синяка на моих ребрах, а я судорожно вздыхаю.

— У меня трещина на ребре, — мой шепот перемешивается с болью. — И сотрясение головы.

Камила сосредоточенно продолжает осматривать мои ключицы, руки, ноги, скулу, живот.

Ее задумчивый взгляд встречается с моим.

— Это следы не автомобильной аварии, — задумчиво произносит Камила. — Все Ваши травмы указывают на… побои.

— Так и есть, — выдыхаю я.

— Но, Кутерин сказал… — произносит она, выпрямляясь.

— Если Вы хоть немного знаете Артёма, то понимаете, что он сделает с человеком, сотворившим это со мной, — осознание мелькает в ее глазах. — Я не хочу, что Артём попал из-за меня в тюрьму.

Мы обе понимаем, что Артём, за людей в своем кругу, может уничтожить так, что останется только пыль и воспоминания.