Конечности взмывали к тёмно-серому, депрессивных оттенков небу и отбивали по мрачной земле с пожухлой травой замысловатый ритм. Голоса, не похожие ни на что – только на самих себя, – рождали странный, пронзительный, гипнотический вой, обращённый к единственной луне на небе. А потом зазвучала музыка – насколько для них прекрасная, настолько и для кого-то чужеродная, отвратительная, непереносимая, – и над погружающейся в смерть планете пролетела песнь. У песни этой не было ни конца, ни начала, и истоки она брала не тут и не в прежнем мире, а где-то очень и очень далеко, так далеко, что не описать обычными словами; возможно, даже не в этой действительности. Изобретатели, прародители песни либо канули эоны назад в бессловесную, безгласную тьму безвременья, либо жили по-прежнему, неподвластные обыкновенному зрению и прочим, банальным чувствам.
Как бы то ни было, музыка звучала, а песнь летела. И вот лежащее на подобии алтаря нечто, более всего похоже на яйцо из плоти и крови, овеяло призрачное фиолетовое свечение. Постепенно свечение это превратилось в сияние. «Яйцо» запульсировало, забилось, как сердце. Выводимые существами ноты поднялись до недостижимых высот и упали до бездонных глубин. «Яйцо» завибрировало, затряслось, будто в припадке, закачалось, завертелось… и исчезло. Исчезло из этого мира. Из этой реальности.
Раздался восхищённый, радостный, ожидающий вой, не имеющий ничего общего с музыкальностью, пускай и никем ранее не слышанной. Никем, кроме них. Тишина напала, набросилась на умирающий мир, как убийца, и объяла всё вокруг. Планета замерла в ожидании.
Всеволод обходил лес с дозором. Привычный для него ритуал, каждодневный, непримечательный. На спине егеря висело ружьё – на всякий случай: всё-таки отправляться в лес без оружия крайне опасно, хотя ни разу Всеволод не попадал в ситуацию, когда бы оно могло пригодиться.
Жизнь егеря скучна и однообразна, но Всеволод привык к размеренному, бесшумному существованию; более того, склонялся к нему. Он получал удовольствие от одиночества и общения с природой. В мире, где сплошные катаклизмы и катастрофы, так приятно находиться вдали от проблем, зная, что с тобой ничего не случится – по крайней мере, ничего необычного и противоестественного. Всеволод знал и любил природу, и та отвечала ему взаимностью.
Стояла ранняя осень. Солнце неторопливо опускалось к краю мира. Холодало. Всеволод заканчивал обход; он уже повернул к своему домику, мысленно отмечая, что ещё один день прошёл, а в лесу или по соседству ничего не приключилось – в том числе благодаря ему, егерю… когда вдруг в поле его зрения попало что-то необычное. Это привлекло внимание мужчины, как привлекает внимание живой человек в мёртвом городе или, например, разумное существо где-нибудь на Марсе. Совершенно неуместное, ОНО лежало чуть в стороне от тропинки, по которой шёл Всеволод, и светилось.
Егерь не знал, что это, но одного взгляда хватило, чтобы понять: чем бы оно ни было, его здесь находиться не должно. Более того, ничего подобного в жизни своей Всеволод в глаза не видел.
Когда он, немного пугливо, сам не понимая отчего, подошёл ближе, то уверился в своей догадке. Нечто чужое, нездешнее светилось в осенней траве – каким-то потусторонним фиолетовым светом. Всеволод нагнулся, чтобы лучше рассмотреть находку. Оказалось, что неведомая штука не просто светится, а ещё и пульсирует, словно дышит.
Всеволод остановился, почесал макушку и задумался: что это может быть? Никогда прежде он не встречал вещи, хотя бы отдалённо похожей на это. На что-то вроде… яйца, но будто бы из плоти. Речи о скорлупе не шло, а потому версию, что это действительно чьё-то яйцо, Всеволод отбросил сразу. Вряд ли под плотью расположен желток, размышлял он; на Земле полным-полно чудес, однако не столь несуразных, нелепых.
«Возможно, новый вид гриба? – предположил егерь. – Или кусок от тела какого-нибудь животного? Но почему тогда он пульсирует? И светится?.. А может, это животное-мутант?»
Погружённый в сомнения и рассуждения, Всеволод не заметил, как солнце скрылось за горизонтом и наступила тьма, а с ней пришёл и холод. Наконец, когда отвлёкся от созерцания непонятного предмета, егерь обратил на это внимание. Густо-сиреневого света, ореолом окружавшего лежащую на земле вещь, не хватало, чтобы разобрать, что эта вещь собой представляет, и егерь полез в карман за фонариком. Достал, включил и посветил на находку в форме яйца. Под жёлтым электрическим лучом «яйцо», казалось, запульсировало ещё быстрее и засияло ярче, и фиолетовый цвет вроде бы приобрёл в насыщенности. Но, наверное, только почудилось.
Всеволод поискал глазами палку и нашёл подходящую в паре метров от себя. Взяв её в руки, потыкал свободным концом в светящееся «яйцо». По палке будто прошла дрожь, а свечение… усилилось ещё больше?
Егерь помотал головой. Не может быть! Что за глупые фантазии!
Ну хорошо, фантазии – но всё-таки что же тогда он видит перед собой?
Всеволод отбросил палку и ещё на шаг подошёл к пульсирующему «яйцу». Хотел было коснуться его рукой, но передумал: а вдруг ядовитое? Что если оно пропитано токсинами? Или укусит его? Ужалит?
Всеволод натужно усмехнулся, убеждая себя изо всех сил, что ничего похожего не может существовать в природе, во всяком случае, в его лесу, а значит, нет никакой опасности.
В конце концов, преодолев нерешительность, он нагнулся и притронулся пальцами к «яйцу». На ощупь оно оказалось… гладким. Гладким и приятным. И каким-то знакомым, что ли. Будто бы когда-то, возможно очень-очень давно, Всеволод уже касался чего-то подобного. На ум пришло сравнение с безволосым, новорожденным щенком. Да, вот что напоминала на ощупь поверхность «яйца»: шкуру животного, пока ещё не покрывшуюся шерстью.
Всеволод подсунул ладонь под загадочную находку и, подняв её с земли, аккуратно зажал под мышкой. Вибрация, исходящая от «яйца», тотчас распространилась по всему телу человека… но вот что поразительно: это не доставляло неудобства и не вызывало неуютных, не то что страшных мыслей. На душе, наоборот, сделалось теплее, будто он, Всеволод, совершает нечто хорошее и полезное.
Освещая фонариком дорогу, Всеволод направился домой. Свет, исходящий от удивительного «яйца», которое он держал под мышкой, окрашивал обстановку в то ли сказочные, то ли мистические фиолетовые тона. Но выключать фонарик егерь опасался: чем бы ни была его неожиданная и, возможно, счастливая находка, следовало проявлять осторожность. Да и привычнее продвигаться по лесу с таким знакомым, банальным фонариком в руке. С неба светила Луна – такая же жёлтая, как электрический луч, пронзающий надвинувшуюся лесную тьму. Единственный спутник планеты, на которой вот уже пятьдесят с лишним лет жил и работал Всеволод, словно бы с интересом следил за происходящим и понимающее щерился всеми своими кратерами и морями.
Первым делом, придя домой, Всеволод щёлкнул выключателем и положил таинственное «яйцо» на кухонный стол, прямо под свет свисающей с потолка лампочки. На миг егерю показалось, что находка выросла в размерах, но он списал это на оптический обман и шок.
Достав смартфон, Всеволод со всех сторон сфотографировал «яйцо», дабы запечатлеть на память невероятный предмет, что бы там с ним ни случилось в дальнейшем. Убрав телефон, Всеволод сел на стул и принялся рассматривать «яйцо» со всех сторон. Вертеть его, щупать, поднимать и опускать, не прекращая анализировать.
Откуда это взялось? И что оно такое? Что с ним теперь делать?..
Так и не придя ни к каким выводам, Всеволод отправился спать, позабыв выключить свет на кухне, где «яйцо» лежало.
Наутро, когда он проснулся и пришёл проведать необычайную находку и, возможно, разгадать-таки её тайну, Всеволода ждал сюрприз.
Нет, «яйцо» как и прежде лежало на столе, однако его размеры увеличились в несколько раз. Оно уже с трудом умещалось на столешнице. Потрясённый, Всеволод даже не сразу заметил, что вечером забыл выключить освещение. Он щёлкнул выключателем, не отводя взгляда от гигантского «яйца», – и внезапно заметил необъяснимое явление. При электрическом свете это было не так заметно. Кроме того, Всеволод не обратил на это внимания, когда только принёс «яйцо» домой, потому что оно было ещё маленькое. Сейчас же он чётко и ясно видел, что солнечные лучи, проникая в комнату, тянутся к «яйцу», привлечённые им, точно металлическая стружка – магнитом.
