Кинжальное слово Немало мир знавал умевших разить наветом ножевым, притворно плакать об умерших и близить смерть ещё живым. Соблазн слов
Я много лет в плену томила свои сомненья, мысли, строки, но всё же подоспели сроки и буйно выплеснулась сила сокрытых слов. Я удержать слова спешила — списать нездешние уроки, но лучшие терялись строки и я, томясь, произносила обрывки снов. Пришествие стихов И вдруг отступит всё и, словно в пустоте и в строгой тишине, где нежный звон один, в прозрачной чистоте с прохладой белых льдин плывёшь так невесомо и воздушно, и чудится, что звонкая кукушка незримо далеко кукует свежий час: «Сейчас придут стихи, сей-час, сей-час, сей-час…» Как издавна… Рассвет встаёт внутри оконных рам — тысячелетья нового начало, но время, просыпаясь по утрам, в часах стучит, как издавна стучало. Бесстрастный телевизора экран показывает свежие событья, но стонет сердце, как от прежних ран, и не даёт, как издавна, забыться. Стихи приходят, будто бы извне, но бьются, словно в каменные рифы, в «кровь и любовь, век – человек» во мне, как издавна, в изношенные рифмы. Прислушиваюсь слухом внутренним и взвешиваю строго «contra – pro»… Скрипит по клавишам компьютерным, как издавна, старинное перо. Века поэзии Век Золотой в поэзии ушёл. Серебряно затем звучала лира. На грубый холст сменился неба шёлк, и смяты войнами основы мира — век Бронзовый в поэзии настал: всё меньше в ней гармонии высокой, вопящим ртом заменены уста, и вместо роз – чертополох с осотом… Что далее? Ужель замкнётся круг и Каменный возникнет на пороге — оскал звериный, хватка цепких рук, нет колеса и даже нет дороги? Но в первый раз в неведомом «тогда» дикарь косматый вздрогнет и проснётся. Увидит он, как падает звезда, но не оскалится, а улыбнётся. Проба подлинности Не только «короля играет свита» — законом иерархии любой становится имён случайный свиток, составленный несведущей толпой. Не коронуйте загодя поэта среди текущей суеты сует! Легко смывает позолоту Лета, лишь время ставит мету: «Се поэт». Закат и поэт триптих 1 Ранний вечер – собранье последствий, длинный день отшумел и погас. Притомилось, набегавшись, детство — засыпает под плавный рассказ. Небывалое в нём достоверней, чем на камне впечатанный след. Может быть, этой сказкой вечерней начинается в детстве поэт? 2 Заглянуть за предел, что очерчен наплывающим краем Земным, и понять, чьею силой заверчен этот Мир, несравнимый с иным — проникать за пределы способен лишь стремительный солнечный свет, или разум, что богоподобен, или, интуитивно, поэт. 3 Стихает дневное волнение, звучанью – молчанье в ответ, стекает тенйй удлинением на Западе гаснущий свет. Игра лучезарной беспечности — померк света с тенью дуэт… Всего за мгновенье до вечности уходит из жизни поэт. По образу и подобию «И сотворил Бог человека по образу Своему… И был вечер, и было утро: день шестой». Ветхий Завет. Бытие Итак, «сотворены по образу» Творца — подобием Его на свет мы рождены. Каков же образ тот – без тела, без лица? Так в чём же можем быть Ему подобны мы — песчинки перед Вечным и Безмерным? Ужели могут быть недостоверны слова из древних свитков мудрых: «И вечер был, и было утро…»? Ошибка наша – в Божьих дней счисленье: когда творишь, впадаешь в упоенье, которое не знает слова «время» — там нет его, где муки и боренье сопутствуют рождению творенья. Не может человек по Божьи дни считать, но в творчестве он может испытать и вдохновение, и напряжённость, и даже Вечности непротяжённость — подобно Богу он на то способен и только в этом он богоподобен. Алхимия природы Спокойно, средь свободы вершится вечная алхимия природы. |
