Стою, жму кнопку звонка, а сама думаю, что вот ни за что сейчас не расскажу ему… Ничего не расскажу… И вообще. Я сильная, я умная, я знаю себе цену!

Яр открывает на третьем или четвертом звонке. Волосы взъерошены, одежда будто только что натянута… Че ему – он дома один. Смотрит на меня сначала удивленно, а потом вдруг почти с ужасом.

– Ташка! – восклицает обеспокоенно и шагает мне навстречу, сгребая меня в объятия.

Вся моя решимость звонко лопается, и единственное, что я могу ему сейчас выдать – это долгое протяжное “ыыыыы”.

– Иди сюда! – затягивает в квартиру, подталкивает к кухне. – Что произошло?

Усаживает за стол, оборачивается, набирает воды.

– Я-а-арик, – я размазываю слезы, морщусь, жмурюсь. Мне абсолютно все равно, как я сейчас выгляжу.

– Только не говори, что что-то с Антоном? – он смотрит на меня обеспокоенно.

Я замираю на секунду, снова кривлюсь, будто лимон укусила, и вою.

– Так, – он обеспокоенно оглядывается на комнату. – Рассказывай! – присаживается передо мной на корточки.

– Я телефон свой разбила, – почему-то лепечу я.

Он молчит и очень внимательно на меня смотрит.

– Почему?

– Потому что Антон звонил, – выдаю я и снова вою, согнувшись пополам.

Яр просто ловит меня на руки, а я тычусь лбом в его грудь, как котенок, и позволяю себя обнимать.

– Так! Возьми себя в руки, твою мать, – он меня физически встряхивает. – Хотя бы в мои! – сжимает чуть крепче.

Я усмехаюсь, нахожу в себе силы притихнуть.

– А теперь еще раз. Что произошло?

Я поднимаюсь, сажусь на стул, втягиваю в себя слезы и сопли и на одном дыхании выпаливаю:

– Я приехала к Антону на работу, а он там с секретаршей!

– Твою ж… – Ярик хватается за голову и жмурится, как от боли. – Ташка, – он снова прижимает меня к себе, только сейчас он тоже шумно сопит. Но вот вопроса на тему “Как же так” нет ни одного. У меня по спине пробегает мерзкий холодок.

– Только не говори, что ты знал?

– Нет, я не знал, – он отступает на шаг назад и смотрит на меня снисходительно. – Но отношения у вас в последнее время…

Он не договаривает, но мне ясно, что он хочет сказать. Подружки не раз кололи мне этим глаза. Я сижу дома, я растворилась в семье, стала куклой, деталью интерьера. А муж меня не видит, не ценит. Он на коне, бизнес на подъеме, Егоров ведет себя как хозяин жизни. Как хозяин вообще всего…

Я отмахивалась, затыкала им рот тем, что они не знают моего Антона. Но вот… получается, что это я его не знала.

– У нас все имущество почему-то на свекровь записано, – еле слышно шепчу я.

– Как? – офигевает Яр. – С хрена ли?

– Я вот как раз за этим и ехала к нему в офис, – горько усмехаюсь. – Спросить… С хрена ли…

Опять накатывают слезы, но Яр вовремя останавливает мою истерику.

– Так, знаешь что? – оглядывается на буфет. – Пойдем-ка выйдем. У меня дома только крепкое, ты его не пьешь.

– Я за рулем, – качаю головой.

– Да пофиг. Возьмешь такси или у меня переночуешь, как пойдет! – он подхватывает свою ветровку. – Пойдем, здесь нормальная забегаловка на нулевом этаже.

– Яр, два часа дня, – я цепляюсь за остатки здравого смысла.

– Че, предлагаешь подождать до шести? – он вроде как всерьез задумался. – А сейчас чего? К твоему благоверному съедим? Поговорить? – спрашивает с наездом. – Или помочь?

– Да иди ты! – ору на друга во весь голос.

– Во! Вот это мне больше нравится! Пойдем, я говорю! Хоть проорешься, пока там пусто!

В баре уже полно народа… И вообще, и за нашим столом в частности. Яр подозрительно трезв. Ну, или сильно трезвее меня. Он очень внимательно на меня смотрит, поддерживает, чтобы я не падала со стула, и следит за тем, что и в каком количестве я пью. Кажется, последние раз пять мне наливали только минералку, но мне, если честно, плевать. Я громко чокаюсь, реву, ору, тут же смеюсь.

Он вызвонил Ленку и Таньку. Я трижды им все рассказала. Безвкусный галстук, ручки, ухмылки, шлепки… А вот о переоформленном имуществе Ярик мне болтать не дал… Каждый раз затыкал, зараза… Ну ниче, какие наши годы. Ща еще немного накачу!

– А я тебе давно говорила, что он мудак у тебя! – брызжет слюной Ленка. Она развелась на второй год брака и моим пяти годам супружества страсть как завидовала. – Ты ему и рубашечку наглаженную, и сама на растяжечку побежала, чтобы в постели шпагатиком, а он…

От обилия уменьшительно-ласкательных суффиксов становится тошно… Живо себе представляю шапагатик в постели, и тут же в ушах звучит шлепок! Тот самый, который мой муж отвесил своей секретарше.

Обида подкатывает к горлу и, кажется, не только обида.

– Че-то мне плохо, – я кручу головой. – Давай выйдем, – хватаю Яра за руку.

– Пойдем, – он буквально несет меня к выходу.

– Яр, че, я правда такая дура? – я вишу у него на шее, потому что уже не в силах стоять.

– Нет, Таш, – он придерживает меня за талию, – ты не дура.

– А что тогда? – что-то теснится у меня в груди, просясь наружу, я всхлипываю.

– Ты просто слишком доверяла.

– Это потому, что любила! – я начинаю всхлипывать.

– И до сих пор любишь. – обреченно вздыхает он.

– Люблю-у… – вою я, даже не пытаясь сдерживать все, что рвется из меня наружу. Ой. Че-то слишком много рвется. Ярик!

– Ташка! Держись!

Я лишь успеваю отвернуться, чтобы меня рвало не на его футболку, а на клумбу, но на ногах я совсем не стою, поэтому он по-прежнему меня держит, а я скрючилась на его руках.

– Наташ! Ты что, сегодня вообще не ела?

Желудок извергает только жидкость. Да, не ела. Только совсем об этом забыла. Мне плохо, жутко плохо. Накатывает еще спазм. Меня скрючивает, хорошо, что Ярик крепко держит меня, а то свалилась бы сюда же, в цветочки. Запоздало думаю, как мы выглядим со стороны, и… кажется, теряю сознание. По крайней мере, потом я уже ничего не помню.

Я тихо вхожу в квартиру, уверенная, что она пуста. Аккуратно кладу ключи на столик, скидываю туфли и медленно прохожу в комнату.

– Ну че, натрахалась? Отомстила мне?

______

В кресле, закинув ногу на ногу, сидит мой муж и буравит меня зверским взглядом.

– Ты вообще о чем?

Я опешила от такой наглости и по какой-то привычке начала оправдываться.

– Вот об этом!

Мне под ноги летят фотографии. Я вишу у Яра на шее, я прижимаюсь к нему попой, чуть склонившись. Он держит меня за талию, поправляет мне волосы. Елки-палки, я ж в этот момент блевала!

На фотографиях нет ни одного поцелуя или чего-то интимного, но человек, не знающий нас с Яром, легко может решить, что это прелюдия.

– Ты же знаешь, что у меня с Яриком ничего нет и никогда не было!

– Да?! – Антон вскакивает, засовывает руки в карманы, возмущенно вскидывает брови, выпячивает грудь. – А так и не скажешь! Фото миленькие! И ночь ты где провела? Где ты была ночью, я спрашиваю!

Смотрю на своего мужа. На своего некогда любимого мужа. Высокий, сильный, красивый. Русые волосы, карие глаза, очень красивые чувственные губы… Конечно, Яр был прав, все еще люблю. Именно поэтому так чертовски больно.

– Знаешь что, дорогой мой! – шиплю я, понимая, что этот скот еще и заставляет меня оправдываться. – Это ты своих секретарш дерешь направо и налево! Нехер меня обвинять, если у самого рыльце в пушку!

– А у тебя есть доказательства? – он строит совершенно невинное выражение лица.

– В смысле?

– В прямом! – мой муж закусывает губу и делает шаг вперед. – Мало ли что ты там видела! Тебе показалось! А вот у меня, – он кивает на рассыпанные по полу фотографии, – есть доказательства! Так что… – разводит руками и одновременно расплывается в улыбке победителя.

Я судорожно складываю в мозгу два и два… Переписанное на его мать имущество, доказательства моей якобы измены…