Сколько бы сильно ни отличалась подобная трактовка от реальных исторических событий, в пиратской копии 1762 г. она воспроизводилась без каких бы то ни было изменений или дополнений. Более того, можно с уверенностью утверждать, что и печаталось данное издание по официально одобренному тексту, поскольку в нем оказались, в частности, сохранены примечания Вольтера, которые он сам впоследствии изменил или отредактировал; совпадало даже расположение текста на страницах[685]. На первый взгляд, гравюры Дрейка также соответствовали развитию сюжета, однако их отличало столь повышенное внимание к теме секса, что этот вариант поэмы превращался в весьма сомнительное, с моральной точки зрения, сочинение. Именно о таких пиратских публикациях французский философ с горечью замечал: «Моя бедная дева превратилась в распутную девку»[686]. Впрочем, данное утверждение, скорее, следует рассматривать как иронию или кокетство со стороны автора, поскольку оно лишь отчасти соответствовало истинному положению дел: официальный текст поэмы сам по себе оказывался настолько пронизан разнообразными сексуальными аллюзиями и коннотациями, что трудно было бы ожидать от издателей и иллюстраторов его пиратских копий иной реакции. * * * С первых же строк в сюжете «Орлеанской девственницы» выделялись нескольких сквозных любовных линий, среди которых основными являлись отношения Карла VII и Агнессы Сорель[687], французского капитана Ла Тримуйля (его прототипом выступал Жорж де Ла Тремуй, великий камергер короля) и итальянки Доротеи[688], английского военачальника Тальбота и госпожи Луве, супруги королевского советника[689]. По ходу действия к ним добавлялась еще одна, самая важная пара любовников — собственно Жанна д'Арк и очарованный ее доблестью Дюнуа[690]. Интимные связи этих героев — а они то встречались, то расставались, то попадали в расставленные их врагами ловушки — были главной движущей силой поэмы и ее основным содержанием. На фоне бесконечных сексуальных приключений всех без исключения персонажей от читателя как будто полностью ускользала главная цель автора — прославление победы французских войск под Орлеаном[691]. Не менее значимую часть «Девственницы» составляли и «ответвления» от основного сюжета, также посвященные исключительно теме секса. Сюда прежде всего относились рассказы о многочисленных претендентах, пытавшихся лишить главную героиню невинности: Жанну д'Арк преследовали английский монах Грибурдон, встретившийся с ней в Вокулере[692]; конюх из местной таверны, в которой она служила[693]; все без исключения придворные Карла VII в Шиноне, сначала устраивающие девушке медицинский осмотр, а затем выдающие ей соответствующий «патент»[694]; Гермафродит, отродье дьявола и совращенной им монашки, дважды заманивавший Жанну в свой замок[695]; наконец, влюбленный в нее крылатый осел, подаренный спасительнице Франции св. Дионисием и служивший ей боевым конем[696]. Прочие героини поэмы также были вынуждены постоянно отбиваться от посягательств на их честь. Доротея противостояла собственному дяде-архиепископу, разбойнику Мартингеру и английскому капитану Жану Шандосу[697]. С ним же, а также с его пажом Монрозом и его духовником безуспешно сражалась Агнесса Сорель[698]. В монастыре, где возлюбленная Карла VII пыталась укрыться от домогательств, ее заманивала в постель сестра Безонь, оказывавшаяся при ближайшем рассмотрении переодетым юношей[699]. Наконец, ее насиловал английский капитан, напавший на тот же самый монастырь[700].
Абсолютно все вставные «новеллы», которые регулярно появлялись на страницах «Девственницы» и уводили читателей еще дальше от основного сюжета, также были замешаны на эротике. Гермафродит в своем замке пытался обольстить гостей обоего пола[701]; английский рыцарь д'Арондель, прибывший на континент, дабы «вредить французам», в действительности путешествовал по чужой стране с молодой любовницей Юдифью де Розамор[702]. Разбойник Мартингер вместо того, чтобы продолжить путь в Лорето, где он надеялся получить отпущение грехов, похищал Доротею и Юдифь, дабы как следует с ними позабавиться[703]. Сюда же относились разнообразные мифологические и библейские сюжеты[704], искусно вплетенные в ткань повествования, а также рассказы о вполне реальных событиях из прошлого Франции и других европейских стран, задействованные Вольтером для усиления производимого эффекта. Приключения главных персонажей поэмы он сравнивал с действительно имевшими место историями: проповедника-иезуита Жан-Батиста Жирара, обвиненного в растлении своих «духовных дочерей»[705]; Марии Авроры фон Кёнигсмарк, любовницы польского короля Августа I Сильного[706]; основателя «двойного» (т. е. мужского и женского) монастыря Фонтевро Робера д'Арбрисселя[707]; императора Константина Великого, убившего собственную жену Фаусту, которая якобы была ему неверна[708]. Завершался этот исторический экскурс кратким упоминанием любовных связей французских монархов: Франциска I с Анной де Писсле, Генриха II с Дианой де Пуатье, Генриха IV с Габриэль д'Эстре, Людовика XIV с Марией Манчини, Франсуазой-Атенаис де Монтеспан и Луизой-Франсуазой де Лавальер[709] и т. д. Более того, «Орлеанская девственница» оказывалась по сути энциклопедией всех возможных сексуальных девиаций. Вольтер описывал разнообразные формы сожительства, не освященные браком, в результате чего у главных героев, естественно, появлялись незаконнорожденные дети: к ним относились «бастардов украшенье Дюнуа», Доротея, оказавшаяся дочерью английского рыцаря Поля Тирконеля, и ее собственный сын от Ла Тримуйля[710]. Упоминались в поэме и гомосексуальные отношения, а также инцест[711]. И наконец, тема влюбленного в Жанну осла, что происходило, разумеется, по наущению дьявола, влекла за собой рассуждения о скотоложестве[712]. Таким образом, «Девственница», заявленная как поэма, повествующая о славном противостоянии французов и англичан в решающей битве за Орлеан, буквально на глазах у изумленных читателей превращалась в рассказ о любовных отношениях, которые, по мнению Вольтера, всегда оказывались важнее любого сражения с врагом[713]. Св. Дионисий с большим трудом вырывал Карла VII из объятий Агнессы Сорель, дабы он возглавил, наконец, собственные войска[714]. Легенда о тайном знаке, якобы данном Жанной д'Арк дофину в Шиноне, что позволило ему уверовать в ее миссию по спасению страны, в поэме обретала весьма скабрезное содержание[715]. Для Тальбота взятие Орлеана означало вовсе не победу в очередном сражении, но возможность увидеться с возлюбленной — «президентшей» Луве[716]. На захватнический характер войны, которую вели его соотечественники на континенте, указывал всего один эпизод — сцена насилия над обитательницами монастыря[717]. Все поединки между английскими и французскими рыцарями, описанные в поэме, сводились к защите чести и достоинства той или иной представительницы слабого пола[718]. Даже в бой противники отправлялись, призывая на помощь не только свв. Дионисия и Георгия, но Венеру и Амура[719]. Главным же рефреном «Девственницы» оставались слова о том, что война — тяжкое бремя для любого мужчины, поскольку она заставляет его отказаться от женщин и, как следствие, от сексуальных удовольствии[720]. вернуться Например, примечание f к первой песни, посвященное вызову дофина Карла на заседание Парижского парламента (со ссылкой на изыскания Этьена Паскье), в обоих изданиях имело идентичный вид и располагалось в обоих случаях на странице 9. В последующих авторизованных публикациях текст этого примечания был отредактирован. Точно так же в обоих изданиях на одной и той же странице 29 читались строки «A ces objets, Jeannette émerveillée, / De cette armure est bientôt habillée». В последующих изданиях поэмы Вольтер исправил эпитет «изумленная» (émerveillée) на «святая» (sainte). Подробнее см.: Тогоева О. И. Еретичка, ставшая святой. С. 415. Любопытно, что русский перевод «Девственницы» был сделан по ее первому изданию 1762 г.: «Все это видя, Дева в восхищенье / Стальное надевает облаченье» (Вольтер. Орлеанская девственница. С. 26). вернуться «Ma pauvre pucelle devient une putain infâme» (цит. по: Vercruysse J. Introduction. P. 77). вернуться С истории их любви начиналась первая песнь поэмы: «Агнеса, милая, мое желанье, / Весь мир — ничто перед твоей красой, / Царить и биться — что за сумасбродство! / Парламент мой отрекся от меня; / Британский вождь грозней день ото дня; / Но пусть мое он видит превосходство: / Он царствует, но ты зато — моя» (Вольтер. Орлеанская девственница. С. 14). В действительности на момент решающей битвы за Орлеан, т. е. в 1429 г., Агнессе Сорель было около семи лет (она родилась в 1422 г.). вернуться «Был грустен Ла Тримуйль: "Ах, злой удел / Мне в Пуату родиться повелел! / В Милане я оставил Доротею; / Здесь, в Орлеане, я в разлуке с нею. / В боях пролью я безнадежно кровь, / И — ах! — умру, ее не встретив вновь!"» (Там же. С. 16). вернуться «Луве, юрист, не знал того, — увы! — / Что было достоянием молвы: / А то бы он заботился не меньше, / Чем о врагах, о милой президентше. / Вождь осаждающих, герой Тальбот, / Любя ее, любим был в свой черед» (Там же). вернуться «Воспламенен, но сдержан, Дюнуа / Одной рукой поддерживал подругу, / А та в ответ, по воле естества, / Плечом склонялась на его кольчугу, / И головы касалась голова. / И вот, пока герои наши мчались, / Нередко губы их соприкасались — / Конечно, чтобы говорить вблизи / Об Англии с их родиной в связи» (Там же. С. 52). вернуться С соответствующего заявления начиналась песнь первая поэмы: «Но должен я вас ныне приготовить / К услышанью Иоанновых чудес. / Она спасла французские лилеи. / В боях ее девической рукой / Поражены заморские злодеи» (Вольтер. Орлеанская девственница. С. 9). вернуться «Один монах, прозваньем Грибурдон, / Покинувший с Шандосом Альбион, / Был в это время в том же самом месте, / И он решил лишить Иоанну чести» (Там же. С. 22). вернуться «У некоего грубого невежды / Явились те же самые надежды, / С правами теми же на страстный пыл / Уж потому, что конюхом он был» (Там же). вернуться «… они глядят / На девушку, открытую их взорам / Совсем нагой, и господин декан, / Вотще искав какой-нибудь изъян, / Вручает миловидной внучке Евы / Пергаментный патент на званье девы» (Там же. С. 32). вернуться «Тогда, от нового желанья пьяный, / Отыскивает он постель Иоанны, /. К ней поцелуем приникая страстно, / На стыд небесный посягает властно» (Там же. С. 58). вернуться «Давно питая в сердце тайный пыл / К прекрасной Девственнице, полной сил, — / Строй нежных чувств, которые едва ли / Ослы простые на земле знавали» (Там же. С. 162). вернуться «Как вдруг архиепископу пришла / Фантазия узнать, как поживает / Его племянница в глуши полей. / Дворец он для деревни оставляет / И. там пленяется красой моей» (Там же. С. 90). См. также: Там же. С. 110–113 (Мартингер), 169 (Шандос). вернуться «Шандоса беспощадный духовник / Использовал благоприятный миг, / И, несмотря на слезы, стоны, крик, / Он овладел Агнесой грубой силой» (Там же. С. 121). См. также: Там же. С. 44 (Шандос), 125 (Монроз). вернуться «Сестра-студент в покое и богатстве / Довольно весело жила в аббатстве» (Там же. С. 129). вернуться «Начальник святотатцев, рослый бритт, / Бросается к сопернице Харит. / Ему, о дисциплине помня свято, / Агнесу уступают два солдата» (Там же. С. 132–133). вернуться Вольтер обращался к историям Самсона и Далилы, Юдифи и Олоферна (Там же. С. 26, 112), царицы Савской, Фалестриды (С. 55–56), Ахилла и Деидамии (С. 129), Авраама и Агари, Иакова и его двух жен, Вооза и Руфи, Давида и Вирсавии (С. 147–148), Флоры и Зефира (С. 151), Елены и Менелая (С. 221). вернуться «Так, уверяли нас, монах Жирар, / Младую исповедуя девицу, / Сумел вдохнуть в нее любовный жар / И похотью воспламенил юницу» (Вольтер. Орлеанская девственница. С. 24). вернуться «О Кенигсмарк, в истории прочли мы, / Что шведский Карл, воитель нелюдимый, / Монархов победитель и любви, / К двору не принял прелести твои» (Там же. С. 52–53). вернуться «Был рыцарь схож с Робертом д'Арбрисселем, / Святым, который некогда любил, / Чтоб с ним в постели две монашки спали, / Ласкал округлость двух мясистых талий, / Четыре груди — и не согрешил» (Там же. С. 53). вернуться «Отравлен страстью, ревностью сожжен, / Я предал смерти и жену и сына. / Итак, не удивляйся, Грибурдон, / Что пред собою видишь Константина!» (Там же. С. 67). вернуться Там же. С. 49, 88. Сюда же добавлялись отсылки к рожденным вне брака мифическим Вакху, Алкиду, Ромулу, Персею и вполне реальному Вильгельму Завоевателю (Там же. С. 173). вернуться Там же. С. 153 (намеки на близкие отношения Цезаря и Никомеда, Александра Македонского и Гефестиона), С. 90–91, 163–164 (истории Доротеи и ее дяди-архиепископа, а также папы римского Александра VI и его незаконнорожденной дочери Лукреции Борджиа). Подробнее см.: Tsien J. Voltaire and the Temple of Bad Taste: A Study of La Pucelle d'Orléans. Oxford, 2003. P. 312–346; Ferret O., Lotterie F. Voltaire et le sexe: du genre sans théorie? // Revue Voltaire. 2014. T. 14. P. 13–32. вернуться «Осел ответил ей: "Равняет всех / Любовь. Пусть — Франция, война, победа; / Однако лебедя любила Леда, / Однако дочь Миноса-старика / Всем паладинам предпочла быка, / Орел унес, лаская, Ганимеда, / И бог морей, во образе коня / Филиру пышнокудрую пленя, / Был вряд ли обольстительней меня"» (Вольтер. Орлеанская девственница. С. 235). вернуться «И был рассеян царственный повеса; / Когда бастард, отвагою объят, / Звал: "В Орлеан", — король шептал: "Агнеса"» (Там же. С. 178). вернуться «Клянусь Христом, — промолвил он владыке, — / Возможно ль, чтоб дремал король великий / В цепях Амура средь таких трущоб! / Как! Ваши руки чужды состязанью! /… Вы грозных оставляете врагов / На троне ваших царственных отцов! / В сражении умрите смертью славной / Иль сатанинских изничтожьте слуг!» (Там же. С. 30). вернуться «Он молвил: "Чтоб поверил я вполне, / Скорей, не думая, скажите мне, / Чем в эту ночь я с милой занимался". / Но коротко: "Ничем!" — ответ раздался. / Склонился Карл пред Божиим перстом / И крикнул: "Чудо!" — осенясь крестом» (Вольтер. Орлеанская девственница. С. 31). В источниках XV в., естественно, сообщалось об иных «знаках», якобы данных Жанной дофину в Шиноне: об узнавании Карла среди придворных, о тайной молитве короля и о принесении ему короны ангелом: Тогоева О. И. Еретичка, ставшая святой. С. 44–63. вернуться «Инициалы госпожи Луве / Сияют золотом на синеве / Стального шлема. Гордый и упрямый, / Он полон был любезной сердцу дамой / И средь развалин и недвижных тел / Ее ласкать и целовать хотел» (Вольтер. Орлеанская девственница. С. 180). вернуться «Но, сестры дорогие, / Вам каково, неопытным таким, / Стыдливым, целомудренным, простым, / Вздыхать и биться, сердцем холодея, / В объятьях беспощадного злодея, / Снося противных поцелуев грязь!» (Там же. С. 132). вернуться Там же. С. 105–108 (поединок Ла Тримуйля и д'Аронделя, пытавшихся решить, чья дама сердца лучше), С. 160–166 (поединок Жанны д'Арк с Жаном Шандосом), С. 170–171 (поединок Шандоса и Ла Тримуйля за честь Доротеи), С. 174–175 (поединок Шандоса и Дюнуа, мстящего за гибель Доротеи и Ла Тримуйля). вернуться Эта мысль ярче всего была выражена в репликах Карла VII, в военном походе постоянного тоскующего по Агнессе Сорель: «Ах! — вскрикнул Карл. — Я уступить готов / Все рыцарство мое и духовенство, / Иоанну д'Арк, остатки округов, / Где признают еще мое главенство! / Пускай берут британцы что хотят, / Но пусть мою любовь мне возвратят!» (Там же. С. 120). |
