– Али. А зачем ты на допросе солгал, что по вере являешься суннитом?
Зрачки у собеседника расширились, что хорошо было видно на фоне зелёной роговицы глаз. Левое веко дёрнулось, и волнение собеседника стало очевидным: «Точно понял!».
– И что по-русски не говоришь, тоже соврал. Зачем? Ты же шиит. Имя Али, типично шиитское. Да и в камере ты молился лишь дважды в день, до рассвета и после заката, а не пять раз, как принято у мусульман – суннитов. Я уж не говорю, что свою молитву читал, то лицом к двери, то к решётке на окне. Значит, ты не просто шиит, а исмаилит, для которого Бог везде и неважно направление на Каабу, – Сергей опять пристально посмотрел ваханцу в глаза, оценивая его реакцию.
Тот, не моргая, уставился на офицера, а Кузнецов продолжил:
– Шиитский Имам Хасан Аскари сказал: «Вся мерзость, гнусность и порок заточены в комнату, ключом от которой является ложь». Даже я, иноверец, согласен с этим полностью. А ты, нет? – офицер встал со стула и отвернулся к окну: – Али, согласен, или нет? – повторил он, специально не глядя на собеседника, чтобы не задевать его самолюбие уличением в очевидной лжи.
– Да… – тихо и по-русски вымолвил Али, – согласен, но я не обманывал… это была такийя.
Сергей повернулся, налил в пиалы чай и скептически покачал головой:
– Такийя? Благоразумное сокрытие веры? От кого? От русских? – он поставил пиалу перед собеседником. – Зачем? Я хоть и коммунист, но исмаилиты для нас ничем не хуже и не лучше любых иных конфессий и традиционных течений, по крайней мере сейчас, – видя, что ваханец, возможно, не настолько хорошо владеет русским, чтобы понимать сложные речевые обороты, Сергей решил перемежать родной язык с дари. – Вроде немалая часть памирцев – исмаилиты, и никто при русских не практикует такийю. Ну да ладно, скрывал свою веру, а с незнанием русского, зачем обманывал? Сколько знаком с исмаилитами, честнее их среди правоверных, не встречал, – Кузнецов изобразил на лице гримасу искреннего разочарования. – Твои единоверцы ещё столетие назад вынуждены были прятаться из-за религиозных гонений. В 483 году, после переселения пророка Мухамада в Медину12, великий Имам Хасан Ибн Сабах, да благословит обоих Аллах, создал свой тайный орден убийц, хашашинов. Так, даже эти фанатики, после приведения в исполнение приговора своей жертве, имели право скрыться с места тайной казни, только когда появятся свидетели того, что именно хашашаин Великого Имама, зарезал врага исмаилитов. Каким честным нужно быть, чтобы, будучи одному, остаться верным этому принципу, несмотря на неминуемую гибель? И они были честны: восемь из десяти хашашинов, погибали прям на месте казни, или принимали мученическую смерть, будучи схваченными.
Али перепугано – удивлённым взглядом уставился на офицера, так и не притронувшись к пиале. Сергей, в свою очередь, делал вид, словно он сам был свидетелем этих историй тысячелетней давности, и абсолютно невозмутимо, шумно отхлебнул горячий напиток:
– Пей, очень хороший чай. Вот молоко, – он подвинул маленький графинчик, – если любишь по-памирски. Но я бы посоветовал сначала попробовать «без ничего». Такой зелёный чай в магазинах не сыскать, китайский, настоящий улун.
Собеседник двумя руками взял пиалу:
– Фидаин… только принятый в орден неофит, должен был так поступать. А если удавалось оставаться живым после нескольких исполнений, то он становился рафиком. И тогда ему уже позволялось оставить на месте казни лишь свой клинок, с той же целью.
Теперь пришло время удивляться Кузнецову, и самими познаниями Али, и почти чистому русскому произношению ваханца. Впрочем, свою реакцию разведчик умудрился скрыть, по-прежнему равнодушно отхлёбывая чай:
– Рафик? Это же по-русски – товарищ. Имам Хасан, вроде когда отменил для исмаилитов законы шариата, всех людей назвал рафиками. Как Иисус, всех назвал братьями.
– И это, верно тоже. Но среди хашашаинов рафиком называли второго по иерархии члена тайного ордена, – Али сделал маленький глоток.
Сергей улыбнулся, почуяв, как собеседник уже проникся к нему симпатией и готов к дальнейшим откровениям:
– Ты знаком с историей своей веры? Уважаю людей думающих, а не слепо исполняющих букву закона и следующих проповедям мул, имамов, попов или раввинов. Хотя исмаилиты, наряду с суфиями, всегда были интеллектуальной основой мусульманской теологии… да и вообще, просвещённым меньшинством, – он уже тихо, культурно, отпил из пиалы глоток чая. – Тем не менее откуда такие познания о хашашинах – курителях гашиша.
Впервые с начала разговора, Али улыбнулся:
– Ты комондон джан, наверно, очень хорошо учился в своей школе КГБ. Но твои учителя по философии, или истории мировых религий, тоже не смогли избежать европейских мифов и легенд о тайных наёмных убийцах, коих крестоносцы боялись пуще дьявола, – ваханец хитро прищурился, уже сам наблюдая за реакцией офицера.
Тот не стал скрывать интереса к такому повороту беседы и вопросительно приподнял брови:
– Меня зовут Сергей, – он, улыбнувшись, протянул руку. – Ну, Али, просвети, в чём мои учителя заблуждались?
– Я знаю твоё имя, но позволь называть тебя командон. Ты большой начальник и уважаемый человек. Мне, сыну простого дехканина, негоже обращаться по имени к такому достойному чиновнику.
– Да, без проблем! Как будет удобней, – засмеялся Сергей, сам, всё больше подпадая под обаяние необычного памирца и одновременно напрягаясь от проявляемых им способностей, знаний и качеств: – «Кто ты такой, Али? Откуда такая наблюдательность и языковые навыки у обычного горского пастуха? Сука, грохну своих! Как они его проверяли? Хотя ещё не все материалы пришли… Но всё же, понять, что он прекрасно владеет русским, можно же было?! Расхерачу дознавателя с Колесниковым!».
– Курителями гашиша, хашашины, или ассасины – как их назвал Марко Поло, никогда не были. Слово хашишийя означало нищий, а европейцам слышалось «гашиш». Вот они и пеняли на наркотики, в ужасе, не находя объяснения фанатическому самопожертвованию ассасинов, кои не имели вообще никакого имущества и привязанностей. В некоторых обрядах, конечно, использовались одурманивающие средства, но тогда это повсеместно был маковый опий. Невозможно быть под «кайфом» и неделями, а то месяцами, выстраивать сложнейшие комбинации по проникновению в окружение визирей, царей или влиятельных вельмож, чтобы в нужный момент воткнуть в сердце жертвы фирменный кинжал, – Али поставил пиалу на стол: – Очень хороший чай, никогда такого не пил. Имеет сам по себе привкус молока. Благодарю за угощение командон, – он приложил руку к сердцу и качнулся в лёгком поклоне. – Что касается этих знаний, то я приобрёл их в Душанбе, в Таджикском госуниверситете. Факультет философии. Там же и овладел русским. Правда, прошло уже четыре года, и навыки не те, в кишлаке не с кем говорить на языке Достоевского.
«Сука Колесников, точно прибью! Тёмный, неграмотный дехканин, блин…» – подумал Кузнецов, но вслух спросил: – Ничего себе, а почему вернулся в кишлак?
Али помрачнел, вероятно, погрузившись в тягостные воспоминания, но после непродолжительной паузы, пояснил:
– Умерла моя мама. Отец тоже болен. У него онкология, радоновые источники – причина. Раньше не знали, что горячие воды, бьющие из скал, при частом омовении могут быть опасны, а он лечил ими экзему. Хорошо помогало, но, видать, Аллах послал болезнь не для скорого выздоровления. Ему тяжело справляться с хозяйством, но уезжать в город нельзя. Родился и всю жизнь прожил в родном кишлаке Зонг, около трёх тысяч метров над уровнем моря. Сейчас ниже 2500 метров спускается, сразу давление скачет, кровотечения открываются. А я, единственный сын, обязан жить в родительском доме. Две сестрёнки на мне тоже. А сестра с третьей сестрёнкой… – он замолчал и неожиданно уткнулся лицом в ладони.
Сначала Кузнецов не понял, в чём дело, но потом сообразил, что парень прячет глаза. В местных наречиях, старший и младшие братья и сёстры по-разному называются. Поэтому на вопрос о количестве братьев и сестёр, вам могут ответить трое, а на вопрос о составе семьи можно услышать: десть человек. Просто сестра – это старшая, а сестрёнка – младшая. Также с братом и братиком.