– Да, – спокойно подтвердил отец, – я принадлежу к этой организации, как и мама, и дядя Саша.

– А почему вы не колдуете? – удивился Макс.

– А зачем? – тоже удивился папа, – Разве не волшебство, что есть телефоны, телевидение, бытовая техника?

– Ну да, – согласился Макс, – только этим каждый пользуется.

– Потому что первое правило, Максим – никто не должен знать, что ты не такой, как другие. Семиотики не просто обычные люди, а самые обычные среди них. И об этом расскажут в лагере.

– Пап, – снова спросил Макс после паузы, – а ты там учился?

– Да, – кивнул отец. – Интересное было время, не грусти, тебе понравится. Хотя колдовство – это не полеты на метле и не котлы с зельями!

– А что? – с интересом спросил Макс.

– Скоро узнаешь, – папа потрепал его по волосам. – Ложись, отдыхай. И, уже выходя из комнаты, добавил: – И постарайся больше не колдовать. Семиотика много дает, но и многое требует.

Макс не до конца понял эту фразу, но мешочек с мелом убирал в шкаф. Он уже не казался ему безвредным, это пугало и волновало одновременно.

Последняя неделя учебы пролетела мимо, как шишка, выпущенная из рогатки. Вжух, только ее и видели. Вот вроде бы понедельник, не успел оглянуться – уже пятница. Макс с ужасом понял, что завтра придется уехать из дома, уехать непонятно куда. Хотя папа и подбадривал, легче Максу не становилось.

Отец помог собрать вещи. В спортивную сумку отправились полотенце, зубная щетка, футболки, шорты, брюки и даже белая рубашка. Запасная обувь, теплая куртка. То, что принято брать с собой в лагерь. А Макс положил тетрадку в коленкоровой обложке, в которой вел записи, болотный мел, фульгурит и оловянного солдатика, которым играл еще дедушка, и любимую книжку о рыцаре звезд. Вечер прошел в теплой домашней атмосфере, а в конце ужина папа откашлялся и сказал:

– Макс, завтра сядешь на электричку и поедешь один.

– Один? – удивился Макс. – А что, там больше детей нет или вожатых, ну как в других лагерях? – в горле пересохло, а чай, как назло, уже кончился.

– Есть, Макс, – продолжил он, – но это своего рода испытание. Я, конечно, очень за тебя переживаю, но не бойся, ехать недалеко. Главное, выйди на станции Сосновый край. Запомнишь, или давай запишу?

– Папа, я запомнил, станция Сосновый край, – пробормотал Макс. – А там будут встречать?

– Нет, Максим, надо будет дойти до лагеря одному, но увидишь, это просто, – улыбнулся отец, хотя Максу эта улыбка показалась натянутой.

– А куда идти? – решил уточнить мальчик.

– Поймешь на месте, – ушел от ответа папа. – Не переживай, верь в себя, ищи знаки, и всё получится.

– А если нет? – наконец вымолвил Макс, уже понимая, что никакой информации не получит.

– Не было еще такого, чтоб дети терялись, – утешил папа. – К вечеру-то уж точно доберешься. А если что пойдет не так, приедешь домой.

– А что может пойти не так? – Макс ждал ответов и уже хотел, чтоб всё пошло не так. Не как запланировали родители или тот мужчина, что принес путевку. Не так, и всё!

– Ничего, иди ложись, завтра ранний подъем, – папа поднялся из-за стола. – Идем, расскажу сказку об оловянном солдатике.

– Сто раз уже слышал, – буркнул Макс. – Я спать. Доброй ночи, – и в одиночку вышел из кухни.

Колеса электрички мерно постукивали, вызывая сонливость. Тук-ту-дук, тук-ту-дук. Несмотря на конец мая, пассажиров было мало. Макс в одиночку сидел на жесткой деревянной скамье и разглядывал проносившийся за окном пейзаж. Деревья, склоны гор, иногда из-за очередной горы неожиданно выныривала деревенька. Крыши домов, словно грибы после дождя, выглядывали из зелени. Над некоторыми трубами вился белый, наверное, ароматный, дымок. Вдоль заборов не спеша брели к водоемам упитанные гуси. Иногда вместо деревни или леса появлялось поле, на котором виднелись коричневые веснушки пасущихся лошадей. Попадались и стада коров и даже коз.

Максу, городскому жителю, было ужасно интересно, как живут здесь, в этих домиках? Какое на вкус молоко, все ли умеют ездить на лошадях? В отличие от одноклассников, у Макса не было бабушек и дедушек в деревне, поэтому летом он сидел дома или с отцом посещал дом отдыха, хотя вот в прошлом году ездил в лагерь. Мальчик вздохнул и откинулся на скамью. Отец сегодня суетился, словно готовился к торжеству: проверил, почистил ли Макс зубы, чистую ли футболку надел, а потом еще раз повторил сыну название станции и записал в блокнот.

Он обнимал Макса и подозрительно щурился, как кот от солнца. Мальчик не стал задавать лишних вопросов – мало ли, может, соринка в глаз попала? Зато в последний момент, когда Макс уже садился в поезд, папа протянул ему собранный дома пакет. В пакете лежали сочные пирожки с кисляткой, которые пахли земляникой и были просто обалденными на вкус.

Макс ни разу не ездил один, поэтому сначала он чувствовал себя осенним листиком на пустой ветке. Но вот прошли контролеры, ничуть не удивленные тем, что мальчик путешествует один, проверили предъявленный Максом билет, и на душе стало спокойнее. Ну один, что такого, он же взрослый. А больше никто не обращал на него внимания.

На вокзале Макс пытался разглядеть, садятся ли в электричку его ровесники, но никого не увидел. Мальчик оглядел вагон: трое пассажиров, кроме него. Вот женщина с корзинкой. Корзинку держит бережно и иногда заглядывает в нее, улыбаясь. Макс прислушался и различил тихое «Мяу». Чуть подальше мужчина в зеленой, похожей на военную, фуражке и такой же куртке. В руке он держал удочки в чехле, а на скамье напротив примостился круглый рюкзак. Рыбак, как окрестил его про себя Макс, был занят чтением газеты и ни на что не отвлекался. Последнюю скамью занимал пожилой мужчина, внимание мальчика привлекла его необыкновенная борода, и подумалось, что это Дед Мороз едет отдыхать на дачу. Белая, окладистая, такие бороды рисуют на новогодних картинках или у старых писателей. Мужчина дремал, надвинув клетчатую кепку на глаза, у его ног примостился маленький чемоданчик зеленого цвета, с окованными углами. Макс таких чемоданов ни разу не видел. На чемодане виднелись следы от старых картинок-переводилок, мальчик присмотрелся – похоже на цветы, но издалека не разобрать, а подсаживаться ближе не решился. Макс помнил, что с посторонними нельзя говорить. Ни с кем нельзя разговаривать, пока не доберешься до лагеря. На вопрос, встретят ли его, отец только покачал головой. И Максу стало тоскливо. У него было ощущение, что на самом деле он никому не нужен там, иначе что же это такое? Не провожают, не встречают, ничего не говорят. Разве так делают? Была бы тут мама – наверняка все сложилось бы иначе. Макс снова отвернулся к окошку.

«Ну и ладно! – зло подумал он, – Сам разберусь, без них!» В это «них» входили все взрослые на свете. Между тем станция сменяла станцию. Вот встал и вышел рыбак, оставив газету одиноко лежать на сиденье. И Макс неожиданно почувствовал, что у него с этой газетой много общего: его тоже оставили тут одного. Поэтому он встал, подошел к месту, где сидел рыбак, и забрал газету. Рядом с рисунком улыбающегося сома с длинными усами, значилось: «Веселый рыболов». Все статьи в нем посвящались рыбалке. Даже анекдоты на последней странице и те были об удильщиках. Макс уже хотел было отложить газету, как вдруг заметил заголовок «Спрячь мел!». Ему стало не по себе, осторожно обернувшись, он проверил, не смотрит ли кто на него, но нет, дедок так же дремал, а женщина ворковала с кошкой, или кто там прятался в корзине. Вздохнув несколько раз, как учил папа, Макс снова посмотрел в газету. «Рыбачь смело!» почитал он на этот раз. Похожее происходило в лифте, когда текст будто подменяли специально для него. Пролистав газету до конца, других странностей мальчик не нашел.

Макс тряхнул головой и попенял себе за трусость: вот, дескать, боится быть один, потому и мерещится всякое. Мальчик сложил газету и засунул в сумку. В этот момент поезд притормозил, переезжая мост через речку. На синем знаке вместо названия реки белели буквы «Беги». Максу стало страшно – у него напрочь вылетело из головы, когда нужная станция, да и куда бежать, было совершенно непонятно. «К контролерам!» – решил он и двинулся в голову поезда. За ним никто не шел, не хлопали двери. Пройдя пару пустых вагонов, Макс остановился возле карты. Получалось, что следующая – «Сосновый край», его станция.