- Да, детка, мне очень повезло… Модест Карлович говорит, что ты утром ездила в поля с крестьянами. Интересные ты себе нашла занятия. Это так… pretty.
Юля старательно пыталась не показывать волнение. Он знает?
- Да, папенька, ездила. Ну, ты же говоришь, что я должна быть для них примером и второй мамой. Вот я и решила, что надо не только пропагандировать грамотность и честность, но и труд, старательность, терпение. Необходимо быть для них по истине своею.
Индианов широко улыбнулся.
- Это похвально, доченька. Молодец!
Он налил себе ещё вина.
- Помнишь, я тебе рассказывал про Артемия Ибрагимовича Федунтьева?
Да, она прекрасно помнила рассказы отца об этом таинственном человеке. Федунтьев не являлся дворянином, но называл себя полковником и был очень богатым и могущественным. Отец говорил, связи Артемия Ибрагимовича столь масштабны, а имеющиеся у него технологии настолько продвинутые, что это позволяет думать о некой тайной организации у него в подчинении. Перед поездкой он сказал ей название организации – «Красный террор». Довольно зловещее название, и были это отнюдь не масоны.
- Я помню, папенька. Ты говорил, что это преприятнейший человек!
- В этот раз мы с ним наконец разоткровенничались. И довольно сильно…
Индианов сделал паузу, словно собираясь с мыслями.
- Он поможет мне совершить экспедицию в Самарканд к гробнице Тамерлана.
Юля была немного обескуражена.
- Зачем тебе его помощь? Почему бы не написать твоим покровителям в Петербург?
Индианов поцокал языком.
- Если честно, они даже не знают о чаше в Самарканде. Я рассказал им о том, что манускрипт был расшифрован и переведён, но отослал фальшивый перевод. Они убеждены, что коротышка Наполеон искал философский камень на Урале и священный камень лингам в Индии. Уже готовится несколько экспедиций, в которых я отказался участвовать. Ибо моя обожаемая прелестная дочурка очень больна. А сам я уже староват... Скоро уже полтинник будет. Хнык-хнык.
Отец редко когда бывал честным. И даже, когда он говорил вроде бы откровенно, нельзя было утверждать, что это на самом деле так.
- Но зачем ты так? Какой у тебя план?
- Знаешь, детка, сотрудничество с Петербургом нужно было мне только ради тебя. Раз уж судьба даровала мне ребёнка именно здесь, я хотел, чтобы моя плоть и кровь не забывала своей родины, её культуры. Я не хотел тебя растить в Америке, она для авантюристов, таких как я, ковбоев и проклятых торгашей. К тому же, там очень неспокойно. Индейцы… Англичане, которые жаждут реванша… И рабы, которые, сдаётся мне, скоро восстанут. А в России ещё много лет спокойно можно барствовать. Народ здесь доверчивый, любит своих барыней. Им легко управлять. К тому же, до меня довели информацию, что скоро прогрессивная молодежь, ненавидящая самодержавие и крепостничество, возьмётся за штыки. Пусть они в итоге поедут, как выразился, Артемий Ибрагимович, в ГУЛАГ. Но власть при этом сменится, у нас будет уже другой император. И кто в этом горящем котле событий вспомнит о каком-то манускрипте из захваченных гусарской ротой обозов коротыша в двууголке. О каком-то обер-офицере Индианове, командовавшем этой ротой. О каком-то жалком уделе земли, именованном Евкакиевкой. Кто?
Юле требовалось время, чтобы всё это переварить. Насколько же могущественный человек Федунтьев, что он может знать такое?
- А когда экспедиция в Самарканд, папенька?
- Да дня через три выезд, через неделю буду с людьми Федунтьева уже в Самарканде вскрывать гробницу Тамерлана. Пару десятков крестьян надо будет взять с собой. Мы пройдём через границу незамеченными, Петербург ничего не узнает. После нашего с тобой разговора я прикажу Модесту Карловичу объявить крепостным, что к нам в деревню едут гости из Кокандского ханства. Нужно печь караваи, много караваев. Хлеб-соль же, надо быть гостеприимными!
Он засмеялся.
- Папенька, ты издеваешься? Какие три дня, какая неделя?
- Такие. Если уж быть совсем честным, то технологии у «Красного террора» не просто продвинутые, а из... Немного не отсюда… У них есть тот второй артефакт из манускрипта. Ну, помнишь, металлический пояс с рубинами, которые и не рубины вовсе. Я думаю, таких поясов у них много. Благодаря этим поясам они здесь. Люди из «Террора» помогли мне перевести отдельные страницы из манускрипта. Оказалось, что он написан на диалекте английского языка, который ещё не создан. Они помогли понять мне шифр, но мне пришлось им раскрыться…
Он с интересом разглядывал побледневшее удивлённое лицо Юли. Отец не в первый раз выносил ей мозг. Но так, чтобы настолько, никогда прежде не было. В голове прозвучало воспоминание. Юродивый Мишенька причитал ей что-то вскрытие Тимура и нехристей. Она сообразила не сразу:
- Они… Заберут чашу себе?
- Да, Юленька, да. Мне пришлось согласиться на это. Они в поисках этой чаши слишком давно и были непоколебимы. Но они дадут мне отпить из неё. И, думаю, мне удастся взять пробы воды и материи из чаши. Мои познания в химии очень сильно увеличились со времён знакомства с этим преприятным человеком…
Внезапно он сменил тему:
- Кстати, а зачем ты так изуверски наказала бедного Дурёхова?
- Он приставал ко мне. Он должен наконец понять, что он крепостной – всего лишь вещь, и мне не пара. К тому же он урод.
Индианов рассмеялся.
- Филипп Исаевич, конечно, не блещет интеллектом. Но он, хотя бы ходит в общественную библиотеку. Один из немногих. Конечно, не из-за интереса к книгам, вряд ли он понимает их смысл, но хотя бы из-за уважения и любви ко мне. Такие люди, как он, легко делают себе кумиров. Видимо хочет стать моим соратником. Всё же зря ты его наказала, я ему как раз нашёл стоящее ему применение…
Юлю распирало. Ей не только ни дали провести день с Андреем, но и ещё осуждают за поступки. Делают виноватой. Ничего себе. Жалко, что нельзя запустить в отца куклой Наполеона или Вашингтона.
- Ты можешь в любой момент освободить с позорного места. Делай с ним всё что хочешь. Только не допускай его ко мне. Он злой, противный, скучный… Пусть благодарит Боженьку, что я не приказала его оскопить. Он счастливчик.
- Тихо доча! Успокойся.
Он встал с кресла и обнял ее.
- Выпей лучше вина.
Когда Юля осушила стакан, Индианов спросил:
- Ты не изменила свое мнение насчёт брака и вечной жизни?
- Думаю, нет. Даже, если ты воссоздашь чашу, я не буду из неё пить. Ты хочешь, чтобы я вышла замуж по расчёту! Такая вечная жизнь не по мне… Я быстро заскучаю, устану и погружусь в депрессию, я не могу развлекать себя вечными приключениями как ты… Я хочу прожить свою жизнь с любимым хоть в шалаше, ловить каждый миг и состариться вместе!
Она поздно поняла, что последнее было лишним. Отец насупился, похолодел. Его брови сдвинулись, рот скривился. Через несколько мгновений, он произнес тоном, куда менее тёплым и отеческим, чем прежде:
- Если ты не хочешь сохранить свою красоту… Окей. Но запомни: через три дня ты должна быть утром здесь, как шёлковая, а не развлекаться на сеновалах! Ты встретишь Федунтьева и его людей со всей душевной тёплотой, какую только можно представить. А теперь, my dear daughter, можешь идти.
*********************************************
Пот лил ручьями по лбу и заливал глаза, жутко щипало, а рубаха стала практически частью тела. От него, как и от всех несчастных обитателей кареты, несло зловониями. Но мучился Филька не из-за этого. Он давно перестал замечать физические страдания. Его терзало ощущение неоднозначности происходящего и оценки своей роли в нем. В больной от недосыпа, стресса и раздумий голове метались воспоминания пятилетней давности – отступление французской армии с угнанными в плен крестьянами. Тогда была похожая ситуация: приходилось тащить тяжёлые тюки и толкать застревающие в снегу повозки, при этом вовсю получая кнутом.
Неделю назад в родную деревню Фильки – Евкакиевку – прибыли странные люди. Таких людей Филька отродясь не видывал. Большинство харей вроде русские, но суровые, безэмоциональные, не крестьянские и не барские. Были среди них косоглазые, басурмане и даже один арап. Чужаки были одеты в длинные зелёные рубахи и носили странные шапки с колпаком на макушке, козырьком над харей и красной звездой во лбу. Ни у кого крестов православных не было. «Нехристи, антихристы», – подумал Филька. Но, больше всего, Фильку поразило то, что гости прибыли на самодвижущихся повозках без лошадей!
