И ведь не слукавила — жители далеких островов были крайне редкими гостями даже в таком сердце мира, как столица империи Ордвейг.
— Не скажу, будто я не ждала этого вопроса, — несколько самодовольно усмехнулась девушка, тем не менее, не отвлекаясь от процесса. — Все здесь хотят узнать, как красавицу и аристократку с Тиффалей занесло на далекие болота. Дело в том, что я — писательница, моя дорогая. Можно сказать, биограф небольших, скрытых от чужих любопытных глаз местечек. В этот раз мы с моим издателем на островах договорились, что я привезу им такую книгу, от которой ахнут и зарыдают все тиффалейки и даже неграмотные липайки! Я расскажу им о болотах, о великой любви и гневе, который способен переполнить, расколоть и низвергнуть небеса на землю!
Распаляя себя такими речами, Лелей начинала все энергичнее перемалывать скорлупу в ступке. Глаза ее разгорались ярким пламенем, нос раздувался от объемов вдыхаемого воздуха, а грудь, перетянутая блузой и золотыми шнурами, стремительно вздымалась и опадала.
— Я вообще весьма неспокойный человек. Не могу долго сидеть на одном месте, общаться с одними и теми же людьми, делать одни и те же вещи. Поэтому я часто путешествую. Уже объездила все острова, даже побывала в Бога́з-Гале́, о, этот город невозможно забыть! А каких людей я видела, Минати! — вдруг заметив, что переминать больше нечего и кофейные зерна превратились в пыль, Лелей отложила пестик в сторону и со значением глянула на меня. — Пожалуйста, можешь добавить немного хвороста в жаровню?
Тут же подбежала Джили, пытавшаяся не попадаться хозяйке на глаза, и откинула скатерть-полог, прикрывавший нижнюю часть стола. Под ним оказалась небольшая жаровня. Девушка кинула внутрь пару тонких веточек, помогла мне зажечь тонкую лучину и теперь под столом тихо и радостно горел огонь. Вопросы огненной безопасности я решила оставить при себе. Хотя ко всему прочему добавилась новая фобия — сгореть в постели от того, что любительница кофейных церемоний забыла погасить открытое пламя в своей комнате. Лелей сняла с части стола искусно спрятанную крышку и водрузила прямо над огнем большой поднос, наполненный песком. В специальной формы тиффалейский чайничек с носиком и длинной деревянной ручкой — «тиффалейку», девушка насыпала пару ложек перемолотого кофе. Потом залила чистой холодной водой из глиняного кувшина и поставила на песок.
— Я уехала из Тиффалей как раз в самый разгар народного восстания… — вдруг неожиданно погрустневшим и присмиревшим тоном произнесла Лелей, немигающие глядя в огонь. — Наверное, я должна была остаться с ними, но там было так опасно! По улицам Хеджу́та [7: Хеджу́т — столица государства Тиффалей] текли реки крови, все мостовые залиты алым, засыпаны кусками отрубленных и искалеченных тел… Из-за каждого поворота доносятся крики и деревянный стук копий…
— На Тиффалей было восстание?
Я, кажется, что-то слышала об этом… То ли про это писали в газетах, то ли папа рассказывал… Какие-то обрывки сухой информации, не более.
— О да, конечно! — грустно вздохнула Лелей, помешивая тростинкой песок. — У нас это часто случается. Из воды выходят голубые русалки со своими воинами, вооруженными копьями… Они ужасно любят копья! И начинают убивать непокорных…
— Но зачем они это делают?
— Кто знает… — Лелей, казалось, все глубже погружается в себя. — Наверное, им просто нравится. Говорят, что у «проклятого племени» это в крови… Они просто жестоки сами по себе, — Лелей даже передернуло, а голос ее дрогнул. — Устанавливают страшные законы, обирают мирных граждан, заставляют отрекаться от своего языка и своих богов… Навязывают чистокровным тиффалейцам своего безумного Ксалтара!
В моей голове речи Лелей немного диссонировали с легендой, рассказанной Тонией Эстеллой. Будто из большой и интересной истории выдернули огромный промежуточный кусок и теперь крутят двумя оторванными хвостами. Одно общее оставалось в этих историях — фразы про «проклятое племя». Это мы слышали и в Империи, коротко изучая вопросы политики на южном направлении. Я даже заерзала на сухой колючей циновке. Вокруг роилось столько загадок, деталей и паззлов, а я была здесь слепым котенком. Совершенно чужим человеком, попавшим в водоворот недомолвок и древних легенд.
Ну, тут уж либо окунаться с головой, либо уйти в сторону и не мешать, прошептал в голове тихий холодный голос.
— Просто великая правительница рифов и островов Ха́така упивается своей жестокостью и бесконечной властью! — Лелей скривила губы, по-прежнему немигающие глядя в огонь под подносом с песком. — Я никогда не пойму, почему мы, тиффалейцы, должны терпеть над собой правление каких-то тварей, каждое утро поднимающихся из морских соленых вод, убивающих нас и не считающих нас за людей!.. Ох!
Закипевший кофе бурной пеной потек с краев «тиффалейки», просачиваясь в горячий песок и разнося вокруг неповторимый крепкий запах. Лелей схватила посудину за деревянную ручку и отставила ее в сторону на плоское, расписанное морскими узорами блюдо. Потом ополоснула теплой водой из второго глиняного кувшина две небольшие, красивые чашечки. Улыбнулась игриво, глядя на меня через плечо.
— Здешние Правительницы куда приятнее наших, островных. Только за вчерашний вечер ко мне украдкой обратилось пятеро женщин с просьбой научить их искусству эротического тиффалейского танца и соблазнения!
— Правда? — удивленно подняла брови. Подоткнула подол платья под колени, чтобы сидеть в неудобном положении было хотя бы не так жестоко. — А ты можешь научить? На Тиффалей есть какие-то особые практики для этого? Секретки?
— Ох, и ты туда же! — захихикала Лелей, махнув на меня рукой. В глазах болотно-зеленого цвета скакали озорные бесята. А может — обычные отблески пламени. — Почему все континентальные жители так уверены в том, что на Тиффалей есть какое-то особое искусство обольщения! Просто мы от природы прекрасны и элегантны, только и всего!
Немного остывшую на блюде «тиффалейку» с горячим кофе Лелей теперь разлила по красивым маленьким чашкам. Из стаканчика с длинными коричными палочками она взяла одну, потерла и размяла в ладонях. Часть порошка ссыпала в кружки, а остальные отходы просто бросила на ставшее ненужным белое блюдо.
— Последний штрих!
Им стали жгучий черный перец и перемолотый коричневый сахар. Подув напоследок на обе чашке и положив на блюдца кофейной пары по большому куску сахара, Лелей закончила приготовление кофе. Пододвинув ко мне чашку, девушка жестом показала, что дает мне право первой попробовать творение ее рук. Чуть пригубив кипящего напитка, я почувствовала невероятную остроту, вызвавшую приступ кашля и чихания. Едва сдерживаясь, стараясь не расплескать драгоценный напиток, я поставила чашку обратно на столик. Глаза слезились, а сам эффект немного напоминал тот, что я испытала утром, после эликсира Аксельрода. Лелей торжествовала.
— Прекрасный кофе! Настоящее тиффалейское золото! Пей, пей, где еще тебе смогут приготовить его правильно⁈
Пришлось, глубоко вдохнув и набравшись силы воли, продолжить пить кофе, подавляя непрерывное желание чихать. А Лелей, тем временем, зажав передними зубами кусочек сахара, втянула в себя солидную порцию кофе и дохрустела сладким. Джили принесла маленькие пресные круглые печенья, которыми тиффалейка тут же закусила. Быстро разобравшись с кофе, девушка отодвинула кружку и принялась подгонять меня.
— Давай, Минати, скорее допивай, и я тебе погадаю.
— А ты умеешь? — поинтересовалась и, наконец, чихнула. Стало легче, а воздух начал вдруг восприниматься слаще и чище.
— Обижаешь! И не как какая-нибудь шарлатанка из Шатров Прибрежного района, а как настоящая тиффалейка по крови! — подмигнув, Лелей понизила заговорщически голос. — И, может быть, даже разложу карты! Ведь все мы хотим знать будущее!
Курильница, покрывавшая до этого густой пряной дымкой стол, почти закончила чадить. Лелей приподняла крышку курильницы, заглянула внутрь, что-то пробормотала на тиффалейском. Сделала знак Джили и, пока я допивала кофе, девушки разожгли новые благовония, еще более пряные и плотные. Запахло сандалом, миртом и дикой вишней. От крепких запахов слегка закружилась голова и снова засвербело в носу. Кружку с допитым кофе я поставила на столик, взялась за его край, чтобы из-за пошедшей кругом головы ненароком не потерять сознание. Так оставалась хотя бы небольшая связь с внешним материальным миром. Лелей уселась на циновке поудобнее, сложила руки на груди и, закрыв глаза, что-то зашептала.
