Тильгенмайер не хотел оставлять. Он подозвал непонятно откуда появившегося Майло и попросил проводить домой. Охотник взял меня под руку и, впервые стараясь растормошить разговорами, повел в Торговый район. Я не сопротивлялась, но и не чувствовала прежнего ликования от его близости. Сил говорить у меня тоже не было. Мне требовалось одиночество и немного отдыха.
Над городом вставала полная луна. За время медленной прогулки я не произнесла ни слова. Не на шутку обеспокоенный моим состоянием Майло попросил помощи Прута, открыл входную дверь, помог снять верхнюю одежду. Я сама отослала его, сказав, что устала, но мне нужно просто поспать и все будет хорошо. Раздевшись, я легла в кровать и попросила Клорию о смерти. За все это время на меня свалилось слишком многое. Не понимая основ жизни города, я привела обездоленных бедняков к мучительной смерти.
«Жизнь жестока к слабым» — резюмировал холодный голос.
«Это не жизнь, а я. И за это я заслуживаю смерти. Я подвела Анопсиса, доверившегося мне. Я подведу Империю и Аксельрода. Я сделаю много плохого. Лучше мне умереть сейчас».
«Держись правды и не забывай Поджигателей» — был мне холодный ответ.
Той ночью на меня спустилась страшнейшая горячка. Во сне я горела вместе с Поджигателями.
* * *
25 и́нсарбат 3360 год Друидского календаря. Асмариан. Торговый район. Утро
Когда я очнулась, уставшая и зареванная Ингельда бросилась мне на шею, угрожая задушить. Бедная напуганная девушка умоляла больше так не делать, не оставлять ее одну и не заставлять бояться новых похорон. Немного позже она заявила, что сегодня уже двадцать пятое число, и я провалялась в жестоком бреду целых три дня. Все это время она находилась рядом, выхаживая меня. Я ничего не помнила, но все же аккуратно поинтересовалась, не говорила ли я каких-нибудь странных вещей. Девушка отмахнулась, сказав, что все равно ничего не поняла, будто бы я говорила на другом языке. Правда, сердце снова сжалось, когда добрая Ингельда, зардевшись и осветив яркой улыбкой спальню, сказала, что «тот симпатичный воин» тоже часто заходил проведать больную. Я поперхнулась восстанавливающей силы настойкой, но девушка клятвенно заверила, что Майло не подходил к моей постели. Выдохнув и похлебав какого-то золотистого бульона, я снова уснула.
Ближе к середине дня я уже могла ходить, а тяжелый туман в голове начал рассеиваться. Страшные мысли из прошлого постоянно норовили вернуться, но я их прогоняла. Позже будет время обо всем подумать. А сейчас нужно просто восстановить здоровье. Вскоре после того, как я переползла в гостиную, ко мне в гости нагрянули Тония и Лелей. Эту компанию женщин, искренне не переносивших друг друга, странно было видеть рядом, но тиффалейка весело объяснила, что обеих привела привязанность ко мне и, конечно, забота.
Лелей, устроившаяся прямо на полу возле дивана, вела себя как ни в чем не бывало, будто и не было того месяца, что мы не виделись. Она прощебетала о том, как сильно испугалась моей болезни, и что Аксельрод не позволял ей ни при каких обстоятельствах покидать жилище. Она очень обрадовалась, что именно я смогла отловить гадких Поджигателей, ведь, вне всякого сомнения, их следующей целью стал бы Дом Круга. Добрая девушка принесла с собой кучу сладостей и даже поделилась бесценными запасами лучшего тиффалейского кофе. А потом, под неодобрительные взгляды молчаливой Тонии, приступила к тому, что умела лучше всего. К сплетням.
— Дорогая болума, пока ты болела, в городе столько всего произошло! Огненная лиджи Акшар долго кричала на весь Дом Круга и требовала найти и покарать тех, кто сжег архивы Гильдии Алхимиков до того, как она добралась до них! Получился форменный скандал — она уверена, что кто-то нарочно устроил новый пожар, концов то теперь не найти. А еще лекарям стало проще лечить тех, кто остался жив после встречи с Поджигателями — они теперь знают, что во всем виновата заговоренная селькира, это помогает им корректировать лечение.
Тония вздохнула, попыталась что-то сказать, но Лелей не унималась и не давала вставить ни слова.
— У тебя тут уютно, болума. В Доме Круга, конечно, красивее и наряднее, но у тебя тоже ничего… А вот еще поговаривают, что некоторые Правители начали покидать Асмариан, представляешь! Говорят, что первыми сбежали Максвеллы. Всем сказали, что поедут в Миркта́р к морю, но мы то знаем, что все дело в любви и страхе. А за ними «на воды» потянулись остальные. Тезонии, например, и некоторые из Мильче. Ах, я бы тоже хотела отправиться на море… Но не на это холодное море Лорктуар, а к Соленому морю, поближе к дому…
Побыв у меня всего ничего и вызвав новый приступ головной боли с легким жаром, Лелей убежала, сославшись на то, что впервые теперь может побродить по городу одна. И, как писательница и первая сплетница города, она не может терять ни мгновения. Осталось только понять — кто же доставляет затворнице-тиффалейке самые свежие новости… За все это время хмурая Тония, ровно сидевшая в глубоком бежевого цвета кресле, ни разу не разжала губ. Но стоило только бойкой Лелей покинуть нас…
— Девочка моя… — только произнесла Воплощающая Воду, и мне тут же захотелось заплакать. Тяжесть проступка вернулась на мои плечи со всем своим весом.
— Лиджи, что я наделала…
— Нет-нет, дорогая, я не это хотела сказать! — растерялась Друидка, пересев ко мне на диван и сжав мои холодные ладони в своих. — Ты очень многое пережила, такие потрясения не всегда по силам даже сильнейшим из нас. Ты вышла достойно из этого положения, ты боролась за жизнь! И не твоя вина, что богиня решила иначе. Все было предрешено еще до твоего вмешательства, но ты имела смелость бросить этому вызов. Тише, дитя, не плачь…
Тония поправила теплое одеяло на моих плечах и мягко улыбнулась.
— Если бы я была «сильной», как вы говорите, то не всхлипывала бы сейчас, не заболела той ночью, и спасла бы детей от костра, — прошептала, глотая слезы. — «Сильным» не нужно утешение. Они все делают правильно или не сожалеют о содеянном.
— Какая же ты еще маленькая… — улыбнулась Тония. — Сожаление и принятие тоже признак силы. Ты это поймешь и взрастишь свою силу, вот увидишь.
— Тогда почему мне сейчас так плохо? — взглянула я в глаза цвета глубокого синего океана, ища ответа.
— Потому что сердце плачет об ушедших… Это сострадание. Не потеряй его…
Тония тоже не могла задержаться надолго. Перед уходом она наложила на меня заклинание, которое должно было «облегчить муки» и вручила пузырек с голубоватым снадобьем. Его следовало выпить вечером, чтобы наутро проснуться почти здоровой. Последним она вручила пергамент с письмом от Тильгенмайера.
Ингельда покинула меня еще утром. Сегодня должны были наконец состояться символические похороны ее брата и его семьи, несколько раз отложенные из-за расследования и казни еретиков. Прут Вандлер клятвенно пообещал зардевшейся девушке, что обязательно придет на церемонию вместе со всеми своими братьями — все же, они тоже пытались спасти семью Мадина от огня.
Я осталась одна. Даже Себастьян весь день где-то пропадал. Ингельда тоже говорила, что видела его лишь пару раз. И у меня появилось время подумать. Но мысли не шли. Тягучие и вялые после болезни, они то грозили пролиться слезами, то — новым забвением. Ни одно занятие не радовало, все валилось из рук и страстно хотелось забыться. Что, выпив снадобье, я и сделала.
Глубокой ночью меня разбудил настойчивый стук в дверь. Довольно бодро я пошла открывать почему-то, не опасаясь ни воров, ни убийц, и обомлела. В мое пристанище, снимая с головы капюшон, вошел Аксельрод. Не поздоровавшись, двигаясь, будто находится у себя дома, он прошел прямо в гостиную, поставил на стол знакомую коробочку с восстанавливающими эликсирами и буквально упал в кресло, в котором раньше сидела Тония. Причин своего визита он так и не назвал.
— Тебе сегодня должны были передать письмо от Тильгенмайера. Дай его мне, — устало махнув рукой, потребовал шпион. Я безропотно подчинилась. Сломав печать и быстро пробежав глазами строки, он улыбнулся. — Я так и думал. Что ж, все идет по плану.
