– Ну бог с ней, с соседкой, Олег, ну вот так у неё судьба сложилась. Ты мне лучше скажи: почему мы с тобой об этой несчастной говорим, а не о нашей жизни?

– Марк, погоди, ты ведь юрист, вот объясни: а можно так переиграть завещание этой несчастной, чтобы все её накопления, ну что она этой кошёлке отдала, внести в счёт нормального лечения, да хоть в той же Германии? Даже если взять, к примеру, квартиру в нашем доме, то от продажи её хватило б денег на восстановительный курс, ну или просто человеческое существование, с профессиональными сиделками.

– Гипотетически можно всё, – Марк пожал плечами. – Но как ты на деле себе представляешь: я влезу в квартиру к этой женщине, потребую завещание, и давай искать в нём просчёты юридические? Мне же нужен законный повод, нужно дело завести. А на основании чего?

– А если мы, соседи, напишем жалобу на эту её, как там… сиделку, опекуншу её? Что вот, мол, мы все – свидетели её, так сказать, бессердечности? Может, тогда органы заинтересуются, примут заявление, откроют дело, ну а мы пригласим адвокатом тебя? Можно же?

Марк кивнул:

– Да, так можно закрутить мельницу, но тебе-то это зачем? Знаешь, сколько волокиты будет? Да и получится ли соседей на это дело подписать? А подписей нужно ой как много, чтобы дело точно в производство пошло…

Олег подумал и слегка заплетающимся языком сказал:

– Знаешь, я не Дон Кихот и понимаю, что рубиться с ветряными мельницами – глупо, и спасти всё человечество я не смогу, помочь всем людям… Но это не значит, что я не могу попытаться помочь хоть одному человеку.

Мужчины помолчали. Марк посмотрел на сидящих за большим столом взрослых, совсем взрослых уже людей, тех, кого он знал мальчишками и девчонками, и снова в который раз удивился тому, как незаметно и быстро они стали дядьками и тётками, а внутри всё те же хулиганы и тихони, кокетки и скромняшки. Добрые и не очень… Изменило ли их время?…

– Олег, а ведь жизнь жестокая штука, верно? Вертит нами, как хочет, пугает своей непредсказуемостью, случайностями своими всякими… У нас ведь только и есть надежда, что обойдут нас беды-печали, болезни, но нет никаких гарантий. Ну а кто знает, что будет с нами завтра, через полчаса…

– Ой, Маркуня, даже не начинай! – Олег скривился, словно у него зуб заныл. – Если уйдём сейчас в этот экзистенциализм, то до утра не выберемся, заблудимся, погрязнем, и похмелье будет в два раза тяжелее.

– Олежка, ну ты ничуть не изменился, как же я рад, что увидел тебя! – рассмеялся Марк.

…И вот прошла неделя после той встречи с одноклассниками, и именно этот разговор со старым другом и вспоминал сейчас с удовольствием Марк. И рад был, что откликнулся на просьбу Олега, согласился помочь его парализованной соседке, и теперь, возможно, школьная дружба двух мальчишек перерастёт в крепкую мужскую дружбу.

Загорелся наконец зелёный, и Марк прикинул, что успевает ровно к началу встречи с очередным клиентом, а значит, извиняться не придётся, хотя кофе выпить он не успеет. Ничего, попьёт кофе с Олегом, сегодня им встречаться.

* * *

Марк шёл к подъезду дома, в котором жил Олег, и там же, двумя этажами ниже, обитала несчастная больная соседка, опекала которую скандальная и необязательная женщина. Марк надеялся, что с юридической стороны проблем не возникнет, тем более что под заявлением в полицию и органы опеки подписались почти все жильцы подъезда.

Марк позвонил в домофон и, услышав приветливый голос Татьяны: «Марк, заходите!», потянул дверь на себя. И на миг замер – из подъезда неприятно повеяло сыростью и подвальным холодом. Что-то серое прошмыгнуло мимо него в подъезд, и для кошки оно было великовато. Марк поёжился, и на секунду ему вдруг страстно захотелось убежать. Но взял себя в руки и решительно прошёл к лифту.

Олег уже ждал его – обнял и повёл в квартиру:

– Так хорошо, что у меня выходной сегодня, успеем и поговорить, и поужинать вместе.

Марк как-то странно слышал всё, словно через вату, и никак не мог понять, что же с ним происходит. Таня встретила их и сразу предложила кофе, прибежала их собака, шустрый и весёлый щенок сенбернара, – и Марк пришёл в себя, наваждение ушло, осталось только слабое напоминание: что-то там, в районе сердца, немного щемило, тихонечко трогало главную мышцу тонкой иглой.

– Слушай, Марк, ключ от квартиры Клары у меня. Эта, её опекунша, такую истерику закатила, когда проверяющие пришли, бог ты мой! Такой скандал был, но удалось отправить её домой. А документы, все документы Клары: и на недвижимость, и по вкладам, и завещание – всё у меня, дали под расписку, но тебе придётся ехать к ним, в эту комиссию… Короче, ты лучше меня знаешь, что делать, да? – Олег говорил, как всегда, много, но Марка это не грузило и не раздражало, наоборот, многословие друга отвлекало его от тревоги, которая снова стала нарастать.

Они отправились к соседке, будущей клиентке Марка. Олег открыл ключом дверь:

– Клара, это мы, я адвоката привёл, вот знакомьтесь.

Марк увидел жалкую измождённую женщину непонятного возраста, ей могло быть пятьдесят лет, а могло – и семьдесят. Тусклые волосы, кривой рот. Дрожащая рука потянулась навстречу Марку, но тут же упала на одеяло. Олег принялся открывать окна, чтобы проветрить комнаты, а затем ушёл на кухню, крича оттуда что-то про кофе и рюмочку коньяку.

Но Марк уже не слышал его. В ушах снова зашумело, голова словно распухла, увеличилась, и он не мог отвести взгляд от глаз Клары. Там, на самом дне её бесцветных и пустых глаз было что-то, что вцепилось в него и не отпускало. Словно водоворот закручивал его мозг в бездонную глубину, в которой кто-то ждал и звал его, Марка.

– Дай мне руку… – вдруг чётко услышал Марк. Это прозвучало требовательно и даже угрожающе. И следом снова, ещё громче: – Дай руку!

Марк покорно протянул руку, и Клара вцепилась в неё мёртвой хваткой. На какое-то мгновенье она словно пришла в себя, живой, страдальческий ужас мелькнул в её глазах, но уже через секунду они снова стали пустыми и безжизненными. Клара с невероятной, невозможной для парализованной женщины силой потянула Марка к себе и свистящим, полным ненависти и ярости шёпотом отчётливо произнесла:

– Вот ты и попался, зайчик! – и громкий смех судорогой свёл её челюсти. Окаменевший Марк словно в замедленной съёмке видел, как из её рта вместе с последним долгим выдохом вылетело нечто непонятное, но определённо живое, и он втянул его носом. В себя. В самое своё нутро.

Сновидение

Андрей, сидя в своём московском офисе, делал вид, что внимательно слушает разглагольствования представителя крупнейшего немецкого банка. К этой встрече, назначенной на 28 марта, в компании готовились давно, и вот она состоялась, причём довольно успешно. Все вопросы партнёрства были решены, юристы обеих сторон получили в своё распоряжение черновые проекты договора о сотрудничестве, можно было расходиться, да и рабочий день уже закончился. Но будущий компаньон оказался большим любителем поговорить о политике, а Андрею сегодня было не до долгих бесед. Тем не менее этикет требовал выдержать хотя бы полчаса «постделовой» беседы, раз уж у гостя есть такое настроение.

Андрей и сам обычно инициировал подобные разговоры за чашкой кофе или за ужином – именно в таком общении партнёр раскрывался по-настоящему, показывал лицо. А если и был чрезвычайно умел в сокрытии истинного лица, то у Андрея на этот случай были припасены различного рода провокации, от невинных до достаточно жёстких. Андрей любил такие игры, это и был настоящий бизнес, а всё остальное: партнёрство, сотрудничество, будущие доходы и развитие дела – так, приложение к игре. Но не сегодня. Сегодня и компаньон был скучный и предсказуемый, этакий типичный европейский педантичный финансист, да и у Андрея было дело поважнее. Хотя… Разве может быть важным сон? Но именно сон сегодня весь день не давал ему покоя. Андрей словно не вышел из него, продолжал пребывать в нём, в этом страшном, мучительно долгом, неприятном сне.