Телефон Нины завибрировал. Она вздрогнула, возвращаясь в реальность и сразу же ответила на звонок.

– Алло?

– Я у общежития,– произнёс мужской голос.

– Уже? А сколько времени? Я ждала тебя только к десяти…

– Разве ты не хотела познакомиться с ребятами из агентства?

– Да, но…– Нина прикусила губу и вскочила на ноги,– у меня прослушивание в спектакль, я должна…

– Что? – рассмеялся человек на другом конце,– ты шутишь? Дешевая постановка тебе важнее карьеры?!

– Нет, но я ведь учусь на актерском. Мне нужно быть задействованной в каком-то спектакле.

– Детка,– протянул мужчина,– с твоими данными и мечтать о таких крохах? Ты смеешься надо мной?!– он стал говорить громче, агрессивнее,– я договаривался ради тебя! Из кожи вон лез! Что бы что? Теперь ты вела себя, как трусливая школьница?!

Нина поджала губы. Взгляд ее стал виноватым. Черт…ради нее так старались. Глупо было бы упускать такой шанс. Ей с детства говорили, что из нее могла бы получиться отличная модель и теперь эта мечта могла сбыться, а она…и впрямь ведет себя как школьница.

– Я сейчас спущусь! – ответила Нина.

– Чтоб была через пять минут.

Звонок завершился. Нина медленно убрала телефон, продолжая смотреть на себя в зеркало. В глазах ее читалась странная решимость.

***

Всю ночь мы пили с Николь и ее мамой. И хоть сейчас я чувствовала себя паршивее некуда, я понимала, что забыться на дне бутылки было отличной идеей. Не знаю, как я заснула бы не будь в моей крови столько порций виски.

Грета весь вечер причитала и плакала. Она то и дело кидалась обнимать Николь, прося ту быть аккуратной и рассказывать обо всем, что камнем лежит на сердце.

– Я не переживу если потеряю тебя,– всхлипнула Грета, когда мы укладывали ее спать.

Забавно было. Точно Николь поменялась местами с Гретой. На время моя подруга стала мамой своей матери.

– Все со мной будет хорошо,– уверяла ее Николь,– спи…

– Не ходите никуда! – сонно промычала Грета, обнимая подушку.

– Никуда мы не пойдем, спи,– улыбнулась Николь, оборачиваясь на меня и в шутку закатывая глаза.

Впервые за всю ночь я искренне улыбнулась.

Прихватив остатки алкоголя мы с Николь устроились в ее спальне. Лежали на кровати и смотрели, как рассвет медленно рассеивает тьму. Звезды блекли, луна нехотя исчезала. Наступало утро. Наступал новый день.

– Не могу поверить, что это случилось,– прошептала Николь.

– Я тоже.

– Не представляю, как ты вернешься в общежитие,– она порывисто сжала мое плечо.

– Я тоже,– повторила я, смотря в ее большие, черные глаза.

– Живи у нас,– без раздумий предложила Николь.

Кудрявые волосы обрамляли ее хорошенькое личико. На темной коже были едва-едва заметны веснушки.

– Твоя мама не будет против? – спросила я, беря ее за руку.

– Конечно нет! Думаю, она только «за». Как только копы разрешат тебе зайти в комнату, мы перевезем все твои вещи к нам!

– Спасибо,– прошептала я, смахивая слезы.

– Лорали…– осторожно произнесла Николь.

– М?

– Ее правда убили?

По всему моему телу будто пробежал электрический заряд. Меня тут же замутило, и я легла на подушку, чувствуя, как начинает кружиться голова.

– Ничего я не боюсь сильнее,– честно произнесла я,– мне так страшно, Ники…когда я думаю о том, какие были последние дни, часы, мгновения ее жизни. Меня охватывает такой…знаешь…– я нервно, рвано втянула воздух,– по-настоящему леденящий ужас.

Это была чистая правда. Лишь на миг представив, что чувствовала Нина в преддверии своей кончины, я будто застывала. Меня охватывало оцепенение, руки и ноги отказывались двигаться, я даже не могла дышать. Из глаз начинали градом катиться слезы и только нервные всхлипы помогали мне делать вдохи и выдохи.

Все мое человеческое естество, желание жить, творить и познавать новое резко отторгало и не хотело принимать действительность. Реальность, в которой молодая девушка, точно заблудившийся ягненок в лесу, так легко и безвременно может закончить свой век. Ужасно. Все здесь от начала до конца было ужасно. Если это самоубийство, то страшно было от мысли, что происходило с Ниной, раз она решила прервать жизнь. Если это убийство…ещё страшнее.

Мы заснули с Николь на рассвете. Алкоголь помог мне отключиться, но не избавил от кошмаров.

Я ещё долго буду видеть Нину в своих снах.

Проснулась я ближе к трем часам дня. В кровати я лежала одна. Медленно потянувшись, испытывая при этом муки похмелья, я обнаружила на прикроватной тумбочке целую бутылку воды и таблетку аспирина.

– Боже храни семью Голдбейнов,– прохрипела я и бодро осушила половину бутылки.

После, я ещё лежала в кровати, стараясь не думать о тошноте и вертящейся кругом, точно волчок, комнате. Благо в спальне было открыто окно и пахло свежестью после дождя. Это помогало прийти в себя.

С горем пополам я добралась до душа. Десять минут и от меня уже не пахло, как от последнего алкоголика. Но чувствовала я себя,по-прежнему, хуже, чем выглядела.

Я вышла из душа в одном полотенце и встретила Николь, выпрямляющую свои волосы. Она улыбнулась мне в отражении зеркала и произнесла.

– Мои вещи в твоем распоряжении, бери все что нужно.

– Косметику тоже? – осторожно спросила я.

– Сильно сомневаюсь, что у нас с тобой один тон кожи,– хихикнула Николь,– я шучу. Говорю же, бери что хочешь,– она развернулась ко мне и лукаво улыбнулась,– но тональник все же возьми мамин.

Я цокнула языком и закатила глаза.

– Как чувствуешь себя? – осторожно спросила подруга, вновь отворачиваюсь к зеркалу.

– Отвратительно,– хмыкнула я,– но без тебя с Гретой было бы хуже. Спасибо вам.

– Брось,– отмахнулась Николь,– это меньшее что мы могли сделать. Тебе нужно в академию сегодня?

– Ну…– бухнувшись на кровать, я уставилась в потолок,– на сцен реч я уже опоздала, а фехтование как раз началось не так давно,– потерев руками глаза, я с тоскливым стоном произнесла,– а вот на репетицию сходить нужно, во чтобы то ни стало.

– Стремно,– вздохнула Николь,– тебе бы хорошо отдохнуть от…ну, ты поняла.

– Ага.

Полежав ещё немного я начала собираться. К тому моменту, как я накрасилась, оделась и поела в доме кроме меня и пса Бардита никого не осталось. Николь поехала в академию, а Грета на работу. У меня было целых полтора часа на перевести дух и собраться с мыслями.

События ночи казались страшным сном. Я как будто посмотрела фильм ужасов, достаточно пугающий, чтобы после него осталось такое мерзенькое, неприятное ощущение на сердце. Не могло все это произойти на самом деле.

Пока я сидела на кухне и ела вафли, которые так заботливо испекла Грета, мне все казалось, что в доме, кто-то был. По затылку бежали мурашки. Я то и дело оборачивалась, проверяя не стоит ли кто-нибудь за спиной. Во мне росла тревога. Она охватывала мое тело жадными, когтистыми лапами. Сжимала рассудок в этих нерушимых тисках. С каждой минутой мое одиночество и тишина давили сильнее и сильнее. Даже спящий рядом Бардит не помогал успокоиться.

Вдыхая через нос и выдыхая через рот, я пыталась привести себя в чувство. У меня разыгралось воображение и теперь я боялась любого шороха.

– Ах!

Воскликнула я, резко вскочив со стула. Бардит очнулся ото сна и непонимающе взглянул на меня.

– Господь милосердный…– прошептала я.

Мне показалось…ощущение было таким реальным, что чья-то ладонь легла мне на спину.

Больше в тишине сидеть я не могла. Поэтому схватив телефон, без раздумий позвонила маме. Она привыкшая общаться со мной по большей части сообщениями, сразу же взяла трубку.

– Лора? – удивилась она,– все хорошо?

– Нет,– ответила я,– все совсем не хорошо.

Сначала она подумала, что меня отчисляют, а потом я пересказала все случившееся со мной накануне. Мама не знала, что сказать. Она потеряла дар речи и пару минут, я слушала только ее дыхание.