– В каких отношениях вы были с Ниной Новак?

Я стряхнула пепел с сигареты и тут же сделала глубокую затяжку. Выдыхая дым, через плотно сложенные губы, я буквально физически ощущала на себе тяжелый взгляд детектива. Лицо у этого…как его там? Стефан…Стефан…Стефан Эмерик, точно! Лицо у него такое хищное. Он будто мысли мог читать. Один лишь только взгляд кричал: «Не ври мне, пожалеешь».

– В плохих,– ответила я,– ну как в плохих…– я покачала головой и сделала очередную затяжку, пробежавшись барабанной дробью пальцами по столу,– мы старались игнорировать друг друга.

– Должно быть давалось с трудом, раз вы жили в одной комнате.

– В точку,– мрачно хмыкнула я и затушила сигарету о белое дно пепельницы,– но мы находили способы, не портить друг другу настроение.

– Вы часто конфликтовали с Ниной? – спрашивал детектив Эмерик.

Наконец, я решилась и посмотрела прямо в его ледяные глаза. Он смотрел на меня с пришуром, даже не хотел делать вид, что я вне подозрений. От него веяло опасностью, рядом с ним становилось некомфортно. Это когда смотришь всякие документальные фильмы про хищников. Всегда есть две стороны: жертва и тот, кто ее выслеживает. Вот сейчас, я скорее чувствовала себя ничего не подозревающей антилопой, нежели сильным и опасным леопардом.

Конечно, сказывается ещё жестокая ирония сегодняшней ночи. Когда я вернулась в свою комнату в общежитии, то даже не обратила внимание на распахнутое окно. В смысле, обратить то обратила, но решила, что это я забыла закрыть его перед уходом. А потом я пошла в душ. А когда вышла, то стало прохладно, и я решила закрыть окно. Тогда то я и увидела ее. Мою соседку, Нину. Она лежала головой вниз во внутреннем дворике общежития. Она не шевелилась. Ноги неестественно выкручены, под телом расползлась лужа крови.

Образ стоял у меня перед глазами. Я никогда прежде не видела людей такими…в смысле, однажды, я была на похоронах, когда мы прощались с бабушкой, но в церкви все было иначе. Солнечный свет преломлялся через витраж, разноцветные пятна лежали на мраморном полу, стенах и деревянных лавках. Бабушка лежала в окружении цветов, в гробу, на ней было платье в горошек и любимые жемчужные бусы. Она была мертва и нисколько не походила на спящую, но там, в церкви, было спокойно.

Сейчас, меня переполнял ужас. Вывернутые ноги Нины. Лужа крови. Ее укрытое гематомами лицо. Такой была Нина, когда я увидела ее в последний раз.

Меня передернуло.

– Лорали,– произнёс Стефан Эмерик,– вы поняли мой вопрос? Вы часто конфликтовали с Новак?

– Я…– хрипло начала я, но покряхтев продолжила чуть более уверенней,– раньше часто спорили. Потом перестали.

– Наступило примирение? – поднял брови детектив Эмерик.

– Нет,– покачала я головой,– просто Нина начала больше проводить времени с друзьями. Она могла оставаться у кого-то из них ночевать и иногда по несколько месяцев не появлялась в общежитии.

– Что за друзья?

– Не знаю,– покачала я головой,– я не знаю, что происходит в жизни Нины последние полгода. Мы не общались, говорю же!

– Советую вам сохранять терпение, Лорали,– холодно произнес детектив,– не в вашем положении показывать характер.

Я недовольно поджала губы и облокотившись о стол, наклонилась ближе к детективу.

– О каком терпении идет речь? – прошипела я,– моя соседка умерла, а вы всем своим видом показываете, что уверены в моей виновности!

– О, так вы думаете, что вы подозреваемый номер один? – хмыкнул детектив Эмерик и облокотиться о стул, губы его дрогнули в полуулыбке.

– А что, нет? – развела я руками,– мы просто мило беседуем и на самом деле мне можно идти домой?

– Нет,– ответил он,– наши милые беседы не закончены. Да и в какой дом, вам возвращаться? Ваша с Новак комната опечатана. Вам сообщат, когда можно будет вернуться туда.

Черт. Я совсем об этом не подумала. Куда мне теперь идти?

Воцарилось молчание. Детектив продолжал проедать меня взглядом. Что он ожидал увидеть? Чего хотел добиться? Мне было нечего ему сказать.

Не знаю сколько мы так просидели. Тишина почти физически давила на меня. Хотелось спать, а ещё напиться и реветь всю ночь.

– Почему вы думаете, что Нину убили? – осторожно спрашиваю я.

– Разве я говорил нечто подобное? – спросил детектив.

– Вы же не просто так спрашиваете меня где я была, в каких отношениях состояла с Ниной? – пожала я плечами,– может быть она просто…– у меня стал ком в горле, я достала очередную сигарету.

Стефан Эмерик, вынул из кармана брюк зажигалку и шаркнув по колесику, заставил вспыхнуть маленькое оранжевое пламя. Он поднес его ближе ко мне, и я подкурила сигарету.

– А она по вашему могла покончить с собой?

– Да,– сразу же ответила я,– она была очень нервной и печальной в последнее время.

– Почему? Или опять ответите, что вы не общались, а значит и знать ничего не можете? – в его глазах сверкнули зловещие огоньки,– убийце крайне выгодно, чтобы все выглядело, как суицид или несчастный случай.

– Вы так издеваетесь, угрожаете или просто плохо шутите? – я покачала головой.

– Все сразу.

Я не успела ничего ответить, в комнату, где меня допрашивали вошел полицейский.

– Радуйся Вронски,– он был моложе чем детектив Эмерик,– твое алиби подтвердилось,– он подмигнул мне и сел напротив,– мы дозвонились до этого театрального режиссера- Кеслера, он подтвердил, что задержал ее на вечерней репетиции.

– Что за постановка? – неожиданно спросил Стефан Эмерик.

Мои брови невольно поползли вверх от удивления. Что за человек этот детектив? Сначала нависает надо мной пугающей тенью, подозревая в самом ужасном, а теперь интересуется студенческой постановкой. Чувствую себя беззащитной мышкой в руках кошки. Даже холодок по спине пробежал.

– Макбет,– ответила я.

– Я ведь на земле: где делать нехорошее похвально и безрассудно совершать добро,– произнёс детектив Эмерик, улыбаясь одним уголком губ.

Наши взгляды встретились. Мне стало настолько неловко, насколько вообще могло быть возможно. Не сумев долго выдерживать зрительный контакт, я отвернулась. Готова поклясться, что детектив едва слышно усмехнулся.

Вздохнув я потушила сигарету. У меня не осталось сил. Может быть у Эмерика каждый день случаются убийства, но вот я такое наблюдаю не часто и мне явно нужно передохнуть.

– Я могу идти? – спросила я, переводя взгляд на полицейского, имени которого я не помнила совершенно.

– Ну…– он неуверенно взглянул на детектива,– допрос ведь закончен?

– На сегодня, пожалуй, все,– вздохнул Стефан Эмерик, сцепляя пальцы рук,– вы можете идти.

– Да! У меня же столько вариантов,– устало вздохнула я,– улица, лавочка не знаю, что выбрать.

– Предлагаю под мостом,– цокнул языком детектив,– там все-таки дождь.

Обычно, мне нравились подобные шутки. Сейчас же хотелось прибить Стефана Эмерика на месте. Господи, да ему было лет сорок, неужели к этому возрасту атрофируются эмпатия или что-то типа того? Черт! Хотелось разреветься на месте, а потом хорошенько постучать кулаками о стену. Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу все что связано с этим днем, все что связано с этим вечером!

–Да что вы за человек такой? – прошипела я,– я боюсь возвращаться в общежитие, а вы смеетесь! – в кровь явно ударил адреналин, позже я буду лишь фрагментами помнить то, что сказала Эмерику тогда,– я понимаю, что в вашей жизни связанной с криминалом очевидно не осталось и капли сострадания, но я вообще-то не нахожу каждый день мертвых соседок под окном! Может мы и были не в лучших отношениях с Ниной, но я не желала ей смерти! Лучше бы уж она ворчала на соседней кровати! У вас ледяное сердце!

По моим щекам побежали слезы, но поняла я это только, когда вышла из комнаты для допросов и дошла до туалета. Выглядела я не ахти. Глаза дикие точно у раненого зверя. Я будто из леса выбралась.